Наталья Соболева - Пламя и пепел

• Название: Пламя и пепел
• Автор: Наталья Соболева
• Издательство: Самидат
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2015

В ее жилах течет огонь борьбы, она не раз возрождалась из пепла. Она — Феникс, единственная на Земле. Но боги не отвечают на ее молитвы, магия больше не подчиняется ей, а мир встает с ног на голову, когда она встречается со своим двойником. Где же искать ответы — на небесах или в преисподней?

---

Но сейчас ни у кого не было чужих карт, все играли со сданной им мастью, и рыцарь сурово смотрел на узника через прочные прутья решетки — и тот знал, что уже не выберется из заточения. Неожиданно тонкие губы воина тронула улыбка.

— Сколько же еще городов я должен захватить, чтобы язычники узрели, наконец, мощь единственного и справедливого бога!

— Да не даст око Солнца этому свершиться, — грудным шепотом ответил узник. Если рыцарь и услышал эти слова, он ничем не показал этого. Резко развернувшись — так, что полы плаща за его спиной описали широкую дугу — он вышел из зала, и за ним тяжело захлопнулась дверь.

К моему удивлению, я последовала за ним. Меня словно вели, я не решала, куда мне идти и где оказаться. Почему я не осталась в зале — только ли потому, что тишину там больше ничто не нарушало, или фигура рыцаря в этой истории была важнее? И почему вообще я оказывалась в самой середине этих разрозненных происшествий из разных времен? Задать этот вопрос мне было некому.

Тем временем рыцарь шагал по коридору второго этажа этого замка. Через несколько секунд он вошел в другую залу, где уже собрались рыцари, сбросившие броню и одетые в плотные стеганые куртки — все они, видимо, ждали именно его. Эту залу можно было бы назвать антиподом той, подземной. Стены здесь были задрапированы полотнищами и знаменами, на крепком деревянном столе посреди залы расставлены блюда с овощами, картофелем и мясом. Вошедший сделал приветственный знак рукой и подошел к столу.

— Что ж, давайте насладимся тем обедом, что у нас есть, и обсудим наши планы. Как сказал Амальрик, Господь наш всегда узнает своих, ну а искоренять чуждое — наша с вами задача, тевтонцы! И мы будем бить язычников до последнего! — послышались согласные возгласы рыцарей, лишь у немногих сопровождавшиеся невольными спрятанными в бороде ухмылками.

Тренированное, дисциплинированное войско, пришедшее завоевывать Русь, несло на своих знаменах кресты, их благословила католическая церковь — но далеко не каждый рыцарь действительно пришел сюда с мыслью о боге. Многих тяготили прошлые прегрешения, от которых после похода избавит обещанное отпущение, кто-то же пришел за новыми землями и богатствами. Я чувствовала, какими закрытыми были эти люди — никто здесь не рассказывал своей истории, да и других особенно не расспрашивал. И все же они кое-что знали друг о друге — и сейчас, стоя вокруг большого общего стола, каждый искал на лице соседа удовольствие или скрытое возмущение — в зависимости от того, пришлось ли ему по вкусу то, как Фридрих назвал всех тевтонцами. Он словно забыл, что вовсе не все воины здесь принадлежат к германским племенам, и объединил всех одним прозванием. Но если кто из рыцарей и затаил на Фридриха за это обиду, вслух ничего не было сказано. Обед продолжался.

Чем дольше я смотрела на них, тем больше понимала, что если даже сама церковь не всегда была достойна своей религии, то уж то, что делается от имени Божьего в миру, есть лишь личное деяние каждого причастного. И оно целиком зависит от его собственных представлений о вере и чести, сострадании и справедливости. Фридрих считал справедливым пытать и убивать людей лишь потому, что они не оставляли своей веры — и не разделяли его собственных взглядов. А Вильгельм, его соратник и помощник, не оценивал людей по их вере — он просто смотрел на них уже как на свою собственность, пока не усмиренную и непокорную. Многие же вовсе не считали здешних жителей за людей, да и то, какие приказы они выполняли, не было им интересно. Брюхо цело да набито поплотнее, а постель согрета какой-никакой красоткой — вот и все, что нужно.

Закончив трапезу и беседу с рыцарями, Фридрих направился в свои покои. Снова я следовала незримым призраком за ним по длинным узким полутемным коридорам — как игрушка на колесиках, которую ребенок тянет за собой на веревочке. Сатх, по крайней мере, предавала лишь себя и меня — эти же люди несли разрушение и смерть, сами чернили образ своего Бога. Мне захотелось закричать, остановить их, сжечь дотла их крепость, сделать хоть что-то — но я оставалась немым наблюдателем. Зачем, зачем я здесь оказалась?

Фридрих, уже без кольчуги и плотного чехла, в одной рубахе, толкнул дверь в конце коридора, и я увидела улыбающееся ему женское лицо — оно сияло радостью видеть любимого. Фридрих зашел, небрежно откинув плотную штору, наполовину скрывавшую дверной проем, и, уселся в низкое деревянное кресло, вытянув ноги.

— Свет мой, я рада….

Супруг прервал ее. Он произнес, растягивая слова:

— Элла, ты изумляешь меня. Впрочем, чему я удивляюсь — видно, женщине, такой, как ты, просто не дано понять моего положения и ситуации. Проклятые язычники давят нас со всех сторон, не иначе, пользуясь силами своих идолов… Чему здесь можно радоваться.

— Фридрих, милый, прости меня за рассеянность, но я так рада, что в свободную минуту ты пришел ко мне. Но подожди, как же ты говоришь о язычниках, ведь Русь, я слышала, приняла крещение больше двух веков назад!

— Ох, женщина, не суди того, чего понять не в силах! Поганое язычество никогда не уйдет из этой страны, — Фридрих презрительно скривился, — каменные идолы разрушены, но целы они в их прогнивших душах. Однако мой долг — показать им истинного Бога, даже если для этого мне придется всех здесь отправить к праотцам! Может быть, это и есть единственное решение, ибо Господь наш не отправит в геенну невиновных, уже повернувшихся к истинной вере, но иноверцы, слепо поклоняющиеся камням и ветру, познают на себе Божий гнев!

Глаза Фридриха сверкнули, но в тот же миг голова устало опустилась на руку.

— А Ульрих все говорит мне, что нужно спешить, не то папское отпущение растает и уйдет с вешней водой…

Элла поднялась с ложа, на котором отдыхала после вечерней трапезы, и подошла к мужу, присела на пол рядом с его креслом и прикоснулась к его ступням.

— Фридрих, любовь моя, что ты говоришь мне? Неужели твоя рука поднимется карать невиновных, уже по своему разумению посвятивших душу Христу? Обагрившись их кровью, моя душа, не станешь ли ты сам величайшим грешником? — в глазах девушки стояли слезы. Мне не нужно было видеть ее мысли, чтобы понять, как боялась она за своего супруга. И то, что не человеческого суда страшилась эта хрупкая девушка, тоже было ясно, как божий день.

Фридрих отбросил ее руки и стремительно встал. Теперь в его взоре сверкали настоящие молнии.

— Да понимаешь ли ты, с кем ты споришь? Не только со мной, командором Тевтонского ордена, но и с самим папой, со святой церковью! Грешница! — Фридрих покраснел, почти побагровел, выкрикивая эти слова. Казалось, что он близок к припадку. Но всего через несколько секунд к нему вернулось внешнее спокойствие.

Он вышел из спальни своей супруги, а через минуту туда вошли трое воинов в крепких кольчугах. Как-то растерянно переглянувшись, они по знаку своего предводителя подхватили под руки несчастную Эллу, так и застывшую на полу у кресла, подняли на ноги и повели прочь по коридору.

— Фридрих! — ее отчаянный крик гулко разнесся среди каменных стен, — Неужели ты… — Элла замолчала, и несколько секунд спустя, совсем уже исчезнув из поля зрения своего супруга, а вместе с ним и моего, шепотом добавила, — Ты будешь жалеть, потом, обязательно будешь… Но простить тебя будет уже некому. И потому… я прощаю тебя сейчас, любимый мой, жестокий Фридрих.

Я смогла услышать эти слова, но стоявший рядом мрачный, но твердый в своей решимости рыцарь не слышал ничего. В его глазах светилась холодная ненависть. Близкий к нему человек оказался предателем — а предателей командор не прощал.

Мне захотелось вырваться из плена чужой воли, напряжением всех сил снова почувствовать свое тело и свою магию, встряхнуть закоснелого в своих предрассудках Фридриха, остановить двух солдат и спасти Эллу — но ничего не удавалось. Я почувствовала, что никогда, до самого конца своего существования, каким бы длинным или коротким оно ни было, я не забуду этого.

Снова словно кто-то невидимый накрывал все вокруг темным покрывалом, и я поняла, что мне ничего больше не увидеть здесь. Эта клубящаяся неестественная темнота разозлила меня — сколько еще я буду ходить у них на поводке? Всеми силами я вцепилась в последнюю увиденную сцену — темный коридор древнего замка, мужчина с гордо поднятым подбородком у деревянной двери, длинными намозоленными пальцы его неосознанно искали рукоять меча, словно последний свой оплот. Не пойду, повторяла я, не исчезну — останусь. Останусь и своими глазами посмотрю, что станет с Фридрихом и Эллой, и сделаю все, чтобы попытаться помочь несчастной.

Но перед глазами продолжала клубиться зыбкая темнота, хоть и тянулось это на сей раз дольше. Чувствуя, что меня уже ждет очередное путешествие во времени, если только это не было плодом фантазий похитителей, я мысленно с тяжелым вздохом закрыла глаза и отпустила уходящий в никуда древний замок, укрепление тевтонцев.