Майя Треножникова - Минск 2200. Принцип подобия

• Название: Минск 2200. Принцип подобия
• Автор: Майя Треножникова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-086177-4

Человечество настигла ужасная эпидемия: вирус или мутация за считанные минуты превращает в «одержимого» монстра с неимоверными способностями. Одержимым может стать любой — богач и бедняк, праведник и преступник, младенец и старик. Обычным людям почти невозможно уничтожить одержимого. Но есть люди с иммунитетом к заболеванию, зато сами обладающие сходными способностями. Их называют Магнитами за то, что «притягивают» чудовищ, а еще — Гомеопатами, потому что «лечат» медленно восстанавливающийся после катастрофы мир по Принципу Подобия.

Магнитом может стать любой — мальчишка из разрушенного поселка Рани Тарк и сын сенатора Целест Альена.

У всех магнитов одна судьба: уничтожать монстров и однажды погибнуть.

Но что, что появится одержимый, обладающий интеллектом и талантом объединять безмозглых чудовищ в армию — легендарный Амбивалент.

Мир обречен?

---

всегда страшнее, намного хуже, чем идти вперед на гибель, но Декстра торопилась, нужно не отставать.

Незапертая дверь скрипела с тем же заунывным звуком, что и калитка. Давно не смазывали, отметил Целест, и дом — спокойный, прохладный, каменный и неизменный, сделался чужим. В доме Альена дверь главного входа не скрипела.

«Логово Амбивалента».

— Я первая. Держись вплотную, — шепнула Декстра, прежде чем окончательно выбить тяжелую резную доску.

Дверь с грохотом обрушилась на ступеньки, взметнув брызги мелких щепок, мраморного крошева и пыли. Декстра поморщилась: шумно, но от кого скрываться? Амбивалент знает, что они здесь. Она перепрыгнула через обломки, Целест заметил тлеющие оранжевые сполохи на кутикулах. Готовность к атаке, сигнал, бой.

Сам Целест просто перешагнул порог.

Сквозь высокие стрельчатые окна пробивался тусклый свет — откуда-то сверху, из комнаты Элоизы и Вербены, или отдаленное марево пылающих границ Виндикара. Навытяжку выстроились колонны, прохладные и равнодушные — братья-близнецы слепоглазых русалок и фавнов из заросшего сада; аккуратная резьба и редкие сколы — может быть, дом атаковали… но Вербена расставила все по своим местам.

Удушливо, сладко пахло цветами. Декстра чиркнула пальцами, словно зажигалкой, освещая путь. К запаху цветов присоединилась паленая горечь, но пока пирокинет удерживала огонь на ногтях и в воздушной прослойке; запах напоминал о крылатом фениксе-Тао, фениксе, который не возродится, но все-таки сжег себя… «потому что больше некому».

Повсюду царили цветы.

Казалось, Вербена проводила дни и ночи не покладая рук — собирала дары одичалого, буйного и легко ускользнувшего от хозяйской руки садовника сада. Яблочный и абрикосовый цвет, бледно-желтый когда-то, теперь потемнел в бурую мякоть. Ранняя гниль, подумалось Целесту, первые трупные пятна и срезанные цветы — похожее зрелище. Всякая плоть разлагается одинаково.

Другие — свежее, астры и плющ, бутоны ранних хризантем (из оранжереи, не иначе), почему-то стрелки подорожника и даже ехидно скалился колючками давешний репей.

«Вербена не любит камня. Может быть, все эти годы она мечтала превратить дом в сад». — Целест покачал головой, почему-то вспоминая очередные книги — легенды о феях, жестоких лесных созданиях.

Они тоже любили танцевать.

От ковров не осталось и ворсинки, дорогая мебель — золоченая, стеклянная или черного дерева превратилась, должно быть, в прах. Зато властвовали цветы. Умирающие, конечно.

— Она наверху. — Целест поднял взгляд на лестницу, увитую побегами дикого винограда, и почувствовал, что изуродованное лицо устало от мимики и слов. Боль тикала под остатками кожи и нервов медным маятником.

«Скорее бы… финал». — Целест завидовал горьковато пахнущим цветам.

Фигуру где-то между первым пролетом и шестой ступенькой снизу заметила Декстра. Огонь на ногтях всколыхнуло в золотисто-оранжевый, и прежде чем Целест опознал — не Вербена, нет, — огненный шар врезался в камень, заискрился и осыпался мириадами капель. Первый удар цветы приняли на себя.

Фигура спускалась на негнущихся ногах. Со стороны казалось, будто человеку перебили все суставы, а потом наспех склеили костяное крошево. И заставили идти.

— Твою мать, — выругалась Декстра; мгновение спустя Целест понял, почему.

К ним приближался еще один уцелевший Гомеопат. Ступени и прослойка из лепестков и листьев смягчают неловкие шаркающие шаги. Шорох напоминает ерзанье крыс в норах.

Раз-два-три. Вытянутые руки и вместо выколотых глаз — полугнилые яблоки. По впалым щекам течет коричневый железисто-кислый сок, похожий на кровь. Или кровь похожа на порченые яблоки.

Тихо тренькает пенсне. Золоченое.

— Твою мать, — повторила Декстра, а Целест тупо пялился на яблокоглазого — в очках, стекло и вывернутые на манер игл дужки удерживали яблоки, как бутерброды- канапе — маслину на хлебе с сыром.

Откуда. Почему.

Глава теоретиков, Гораций.

…Шуточки Амбивалента. Сродни песням под рокот обваливающейся Цитадели и улыбкам отрубленных голов.

Вместо длиннополого и тяжеловесного облачения Гомеопата, Гораций был одет в какие-то лохмотья, вроде рваных и посерелых от застарелой грязи панталонов. Несколько лохмотьев, давно забывших о целостности, прикрывали торс. Теоретик покачивался на тонких, покрытых колючими черными волосами ногах. Каждый шаг давался с трудом, но последние несколько ступенек он преодолел куда быстрее, чем ожидаешь от человека… существа с гнилой падалицей вместо глаз и выломанной оправой пенсне где-то за веками, под костями лба.

Из-под босых ступней с отросшими желто-черными ногтями вспархивали разноцветными стайками лепестки.

— Одержимый, — полувопросительно сказал Целест. Декстра, чьи пальцы обвивало огненным маревом, только кивнула.

— Она держала его… столько месяцев, — проговорила она. На секунду готовность к бою — низкий старт, обратный отсчет, — сменилась отвращением. То ли к Горацию, которого Декстра и «при жизни»-то не слишком любила, то ли к Амбиваленту с ее извращенной изобретательностью. Продержать одержимого много недель — заставлять питаться, испражняться, сдерживать агрессию. Одержимые не способны даже на телесные отправления, болезнь полностью уничтожает мозг.

Вербена держала его, как домашнее животное. Или как пчелиная матка — любимого трутня, которого жаль бросать на съедение червям.

Все ради вас. Сю-юрприз.

Гораций соскользнул с последней ступени прямо в огненные объятия Декстры. Он всхлипнул тонкими губами, точно надеясь поцеловать недосягаемую, как древнегреческая Артемида-охотница, Главу Воинов. Последний поцелуй. Последний поцелуй в мире живых, ты ведь не откажешь старому приятелю…

Сгусток плазмы ворвался под ребра, откидывая Горация к массивным перилам. Вместо живота теплилась обугленная дыра. Густо потянуло паленой требухой, запах смешался с цветочным в самый омерзительный из коктейлей.

Гораций смотрел в потолок. По щекам стекали темные яблочные слезы.

— …Призвала? — Целест шагнул в сторону теоретика, но Декстра перегородила дорогу жестом: стой.

— Тсс.

Логично. Вряд ли Амбивалент оставила на «сладкое» слабейшего из рабов.

Гораций дергался. Плазма разъела нутро, и розово поблескивал позвоночник, остатки мышц напряглись и распухли, когда бывший Глава вновь поднялся… из мертвых, так и хотелось подобрать определение.

Яблоки не выражали ничего. Остальное лицо — тоже.

Казалось, Гораций передумал, испугался, одним словом — решил не драться. Повернется, прижмется скулящей шавкой и уползет к амбивалентовой юбке.

Обе руки Декстры пылали. Целест уже знал, что сильнейшая из воинов все-таки не всесильна — никакого ресурса не хватит, огонь — полбеды, труднее — прослойка из воздуха, охлаждение собственной кожи. От жара тяжело дышать. Целест захлебывался чужим огнем, понимая: Декстра не выдержит долго, а Гораций… черт, эта тварь не намерена так легко сдохнуть.

Тянет время. Отсчет не в пользу Магнитов. Горацию выжженные кишки не помеха.

Он покачивался, елозил языком по губам, здорово напоминая Целесту выступление на «суде» — интересно, обвинял просто так или тоже сговорился? С кем? С истинными Главами — Декстрой и Винсентом? С Кассиусом?

Скорее всего. Такие, как Гораций, выполняли приказы, а Гомеопаты — ученые и теоретики всегда были бесплатным приложением к Магнитам. Посмотрите, в Ордене не только выродки, любой человек может стать Гомеопатом… если захочет.

Целест так и не узнает, кто кем управлял. Неважно сейчас — яблоки и паленый мезентерий не больно-то склонны к исповедям.

Воздух вокруг Декстры плыл, корежился, искажался. Она сожжет себя, прежде чем…

Целест не додумал.

Гораций хлюпнул кровоточащим ртом, прежде чем броситься в атаку.

Классически. Целест оценил, и Декстра наверняка тоже — все видели щупальца, десятки и сотни осьминожьих щупалец, учебное видео Магнитов и напоминание всем остальным — ненавидьте выродков сколько угодно, только не забудьте: одержимые хуже. Лучше воины и мистики, чем физики и психи.

— …мать, — от плеч, ладоней, лица, даже голеней и грудей Декстры сорвалось пламя. Но щупалец было больше, одинаковых, плотных, черно-лаковых, похожих на лакричные полоски — одну из детских радостей. «Рони обожал лакричные полоски», — вклинилась неуместная мысль.

Целест пытался резать щупальца. Лезвия слушались плохо, и вообще ресурс — как в старом мобиле, и полбака не наскребешь. Тонкие и уязвимые, щупальца тянулись из развороченного живота Горация, из полосок яблочного сока на щеках, из-под ногтей и раззявленного рта. Изо рта — больше всего, будто рвало связкой гигантских червей.

Декстра превратилась в живой факел.