Майя Треножникова - Минск 2200. Принцип подобия

• Название: Минск 2200. Принцип подобия
• Автор: Майя Треножникова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-086177-4

Человечество настигла ужасная эпидемия: вирус или мутация за считанные минуты превращает в «одержимого» монстра с неимоверными способностями. Одержимым может стать любой — богач и бедняк, праведник и преступник, младенец и старик. Обычным людям почти невозможно уничтожить одержимого. Но есть люди с иммунитетом к заболеванию, зато сами обладающие сходными способностями. Их называют Магнитами за то, что «притягивают» чудовищ, а еще — Гомеопатами, потому что «лечат» медленно восстанавливающийся после катастрофы мир по Принципу Подобия.

Магнитом может стать любой — мальчишка из разрушенного поселка Рани Тарк и сын сенатора Целест Альена.

У всех магнитов одна судьба: уничтожать монстров и однажды погибнуть.

Но что, что появится одержимый, обладающий интеллектом и талантом объединять безмозглых чудовищ в армию — легендарный Амбивалент.

Мир обречен?

---

— Невозможно. — Целест будто забыл тренировки, собственную силу, не говоря уж об Уставе.

Тиберий и Иллир. Воин и мистик — их с Рони учителя; смуглый невозмутимый атлет и его субтильный, хрупкий почти по-женски напарник; они вышагивали вместе с остальными зомбированными. Магниты — жертвы «психа»? Воинов порой «затягивало» — новичков-идиотов, позавчера овладевших даром и уверенных, будто сумеют одолеть одержимого-психа, но Тиберия… учителя? И мистика? Кукольно-красивый, слащавый какой-то, с плавными жестами и тянущим выговором, Иллир все-таки обучал молодых, и Рони отзывался о нем уважительно.

Так не бывает. Магниты — санитары, не слуги одержимых.

Целест попятился. В голове было пусто, словно ему тоже промыли мозги, только мигал почему-то веселеньким желтым вопросительный знак.

Тиберий прокладывал себе путь, сшибая собратьев по несчастью. Магниты всегда впереди, даже чокнутые, подумалось Целесту, и он хихикнул. Когда бывший учитель приблизился, Целест заодно узнал и причину омерзительного смрада-тумана: Тиберий разлагался.

Язвы вспухали и лопались, словно пузыри болотного газа. Язвы были белесые, как гнилостный налет на переспелых фруктах, кожа Тиберия почернела и надулась, разрываясь при каждом шаге. Он еще жил, однако немногим отличался от очень несвежего мертвеца.

«Его ресурс. — Целест задышал ртом: от вони слезились глаза. — Весь его ресурс… вот в этом… самоуничтожении…»

Рядом с Тиберием, как и полагалось, семенил Иллир. Золотистые волосы порозовели от крови — чужой или своей, проломлен череп или проломил другому, — Целест разобрать не мог. Иллир кокетливо улыбался, будто перед зеркалом, собственному отражению. Изящные ладони он сложил в молитвенном жесте.

«По крайней мере, он не слишком изменился». — Целест хихикнул и закашлялся. У них с Рони мало времени. И явно невыгодный расклад.

Тогда чего он ждет?

— Прости, учитель. — И Целест ударил.

Он предпочитал иглы, но выбрал огонь. Представляя в воображении Декстру с суровой складкой у рта и факелом вместо прически, он просил прощения и каялся. Огонь — это чистота, говорила Декстра. Целест очищал.

Гнилая плоть вспыхнула с податливостью свежей нефти, и Тиберий зашипел, а может быть, шипел кипящий гной. Огонь перекинулся на «новемцев», кто-то завизжал — от злости, не от боли; массу слепило в ком, и ком катился к Целесту.

«Я должен защитить Рони», — подумал тот спокойно. Только выкрикнул.

— Призывай на месте!

Как там? В особо экстремальной ситуации, оговоренной подпунктами (какими?), допускается… мать вашу, допускается. Когда тут из Магнитов трупные бомбы клепают!

«Лишь бы Рони услышал меня… лишь бы…»

«Ком» прижал Целеста к репейным зарослям. Колючки запутались в волосах и царапали через свитер и джинсы, словно разозленные коты, а впереди был яд и огонь. Чужой яд — его огонь.

«Я не неуязвим…»

Тиберий выступил вперед. Наверняка, «разумный одержимый» до сих пор управлял им, как и остальными — и надеялся выиграть битву на уровне физическом хотя бы; кожа на лице учителя сгорела полностью, оголив остов черепа. Когда он открыл рот и выдохнул ядовитый дым, напомнил дракона из легенд. Правда, драконы не горят…

«Нет уж… я буду драконом». — Целест ощутил боль кислотных и обычных ожогов, коротко взвыл, ответил новым залпом огня. Он попытался левитировать, на нем повисли сразу двое новемцев.

— Отцепитесь вы! — заорал Целест, пытаясь стряхнуть их; он сражался в первую очередь с Тиберием… и Иллиром? Где мистик? Черт с ним, с мистиком. — Я ваши долбанные задницы спасаю!..

Свою, впрочем, тоже. Целест не отрицал. Не хотелось сдохнуть, вроде мыши под веником, и от руки собственного учителя.

Адреналин бился в горле, висках и мокрых от жара и пота ладонях. Целест понимал: сейчас «сонные иглы» не выйдут; «чары» воинов-Магнитов — от плоти и крови. Плоти… гниющей.

Рони знал о битве. О пожаре, что взметнулся над улицей Новем, о загнанном в угол Целесте и черной лавине. Знал… но не мог вмешаться.

Каждому свое, и от него, мистика, зависел исход. Он не двинулся, когда пламя лизнуло волосы и одежду, когда несколько капель яда прожгли дырки на любимом свитере.

Это — только тело. Тело не важно для мистика… и для «психа», если на то пошло.

Рони впитывал. Более всего это напоминало битву змеи с крысой; иронично — обычно с крысой сравнивали его, но теперь он был змеей. Он заглатывал одержимого («призывай на месте!»), мерно и спокойно. Крыса сопротивлялась, егозила и кусалась. Голый хвост разметывал пыль, кровавую пыль.

Еще можно сравнить с промокашкой… его разум — промокашка, что впитывает чернильное пятно.

Главное — успеть.

Прежде, чем убьют Целеста.

Язык Тиберия вывалился, похожий на бурый гриб, но на очередной плевок кислотой его хватило. Целест увернулся — опалило только голень, он покатился в репейник, стараясь не замечать пульсирующую боль и мелкие царапины.

Уничтожить… нужно уничтожить.

На сей раз удар был не просто огнем. Плазмой.

Лежа в обугленных репейниках, Целест наблюдал, как исчезает в белом зареве его учитель, тот, кто объявил испуганному мальчишке: «Приветствую воина-Магнита!» — изводил на тренировках и пожимал руку после удачных операций. В горле собрался спазм, словно Целест проглотил колючку, он сглотнул.

Потом сообразил: остальные не нападают. Будто гибель «вожака» остановила зомби. На самом деле…

— Рони?

— Я… я успел. — Теперь мистик позволил себе стать живым; Рони выскочил из толпы потерянных, недоумевающих новемцев — многие мертвы, но те, кто стенают от боли, — живы и будут жить. — Я успел…

Он забрался в репейники — к Целесту.

— Ты ранен, — указал, но не осмелился тронуть расплывшийся кислотный след на ноге — темно-коричневый, с мелкими папулами. В Цитадели вылечат, но шрам останется, наверное. Рони протянул руку, помогая напарнику встать.

— Я убил Тиберия, — сказал тот. Он стер кровь со щеки. Огляделся — пустырь между Белым ручьем, свалкой и зарослями был выжжен и залит кровью, полон убитыми и ранеными. Они победили, но какой ценой!

— Гребаные одержимые… что они такое? Как ему удалось «поймать» Тиберия и Иллира?

Рони покачал головой:

— Нет, Целест. Только Иллира. Я чувствовал… одержимый управлял Иллиром, а тот — Тиберием.

Он развернулся и указал на своего учителя. Светловолосый мистик — ныне его волосы сгорели вместе с половиной одежды, стоял на коленях рядом с останками Тиберия, согнулся пополам. Его то ли рвало, то ли рыдал надрывно, а может, то и другое вместе.

— Иллир? — Рони тронул плечо учителя.

— Я все помню. Ты ведь тоже. Ты знаешь. — Иллир ухмыльнулся. Он безумен, и это не имеет отношения к одержимым и эпидемии, даже к поговоркам «все мистики — чокнутые», понял Целест.

Иллир хрипло захохотал. Левую сторону некогда красивого лица покрывал полумаской багровый ожог, нос провалился, а единственный глаз лихорадочно блестел.

— Новые одержимые. Они явились, чтобы уничтожить нас.

11

В лазарете было душно, но медики в лице госпожи Кейтин, строгой сухопарой дамой, по слухам — сестры Декстры, запретили открывать окна, а в форточку не пролезла бы и сорока. Время тянулось и тянулось, будто монотонная заунывная песня; Целест тупо пялился в бледно-зеленый потолок, считал разводы трещин и дергал бинт на ноге. В результате бинт растрепался, заголив мокнущий ожог — тоже нудная и надоедливая боль. Когда Рони бочком прокрался в палату, Целест готов был обнимать его.

— Наконец-то! — Он соскочил с жесткой кровати. — У меня крыша едет… — Он осекся: в доме висельника не говорят о веревке, а ему следует поостеречься со словами о безумии. — Как Иллир?

— Плохо, — Рони потер виски и сел рядом. — Винсент говорит, он уже не придет в себя. А если Винсент ничего не может сделать…

Рони махнул рукой, от жеста повеяло такой безнадегой, что Целеста пробрал холод, несмотря на духоту.

— Кто такие «новые одержимые», Рони?

Блекло-серые глаза мистика напоминали мелкие серебряные монетки. Выражения — столько же.

— Мне не доложили, знаешь ли. В Совете собрание — часов пять уже, и они перепуганы, как мыши от кошачьего запаха.

«И не только они, — додумал Целест. — Ты тоже, верно? Один я ничего не понимаю. Хоть у всезнайки Тао выпытывай…»

— Да. Мне страшно. — Целест дернул плечом, когда телепат озвучил догадку; Рони смял в кулаке простыню. — И я тоже не понимаю. Иллир управлял Тиберием, а одержимый захватил Иллира, сознательно захватил. Разумные одержимые… это ведь неправильно, Целест?

— Неправильно, — эхом отозвался он, расковыривая влажную рану на ноге. Скривился: задергало, как от укуса осы, десятка ос. Разумные одержимые, Магниты- жертвы — сущий бред, но Совет примет меры, орден Гомеопатов не вчера зародился, а они — только солдаты. И палачи. О да.