Алексей Разин - Изяслав

• Название: Изяслав
• Автор: Алексей Разин
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-7632-0039-x

Произведения, включённые в этот том, рассказывают о Древней Руси периода княжения Изяслава; об изгнании его киевлянами с великокняжеского престола и возвращении в Киев с помощью польского короля Болеслава II ("Изгнание Изяслава", "Изяслав-скиталец", "Ha Красном дворе").

---

Со времён Святослава[108] положен на лес строгий запрет, и никто из простых людей не смел в нём тронуть зайца, не то что княжеской зверины: кабана, лося, медведя. Князь Владимир наезжал[109] сюда на охоту, а после него нога человечья почти в него не ступала. Ярослав Мудрый охотником не был, Изяслав тоже охоты не любил, и зверь плодился и жил по своей звериной воле, хотя от Киева до средней Олеговой поляны было не больше пятнадцати вёрст.

Сюда-то, в это приволье, забрались бояре, княжеские гости, и расположились отдыхать после удачной охоты. Лет пятьдесят не бывало на поляне такого шумного, весёлого табора. Под дубами разложены были ковры; на них отдыхали бояре, вкусив роскошной трапезы и выпив сколько надобно для подкрепления. Неподалёку от них лежал огромный медведь, зарезанный боярином Пореем в одиночку, лежал кабан, которому сын новгородского посадника Остромира всадил копьё под лопатку, лежал ещё кабан, поменьше, убитый боярином Ратибором.

Шагах в ста от дубов расположилась многочисленная челядь с лошадьми, с собаками. Там разведены были костры, слышался живой говор; кормили собак, провожали дорогих боярских коней; несколько человек возилось вокруг товарища, которому медведь разорвал плечо.

Снизу поднимались в гору человек двенадцать, нёсших на длинной жерди громадного кабана, убитого всё тем же боярином Пореем.

- Сюда! Сюда! - кричал он людям, которые несли кабана. - Обойди с этой стороны! Клади здесь!.. Эх вы, охотники! Закона не знаете! Битым боком вверх кладут зверя! Поверните его! Да пошевеливайтесь, размазня киевская!

- Да, удар хорош! - сказал боярин Ратибор, любуясь узкой раной под лопаткой у зверя. - Стемировский настоящий удар. Это в былые времена Стемир, богатырь, любимец княгини Ольги, так-то, говорят, убивал кабана, не копьём, как мы, грешные, а мечом.

- Молодецкий удар! - заметил боярин Перенег, приподнимаясь на локте.

Боярский сын Вышата, сын новгородского посадника, как человек ещё очень молодой, ничего не сказал и молча любовался, завидуя силе и верности удара.

Порей, полюбовавшись своей добычей, опять опустился на ковёр, заложил руки под голову и стал спокойно смотреть на ясное полуденное осеннее небо.

- Не житье здесь у вас, а масленица! - сказал он наконец, не обращаясь ни к кому особенно. - Этак жить - и умирать не надобно.

- Чем же у вас-то худо, дяденька Порей? - спросил его молодой Вышата.

- Какое у нас житье? - спросил Порей. - А такое, что мы с корочки на корочку во Владимире перебиваемся, и всё богатство наше - два веника в коробе да мышь в подполе. Ты разве не знаешь, что мы с Ростиславом хоть и князья, да не настоящие. Ростислав не сын был покойному князю Ярославу, а внук, так у него по усам текло, а в рот не попало. Меж пятерыми сыновьями разделил Русскую землю, а после покойного старшего сына княжеского сын Ростислава, старший, стало быть, внук, и так живёт. Что дяди из милости дадут, тем и довольствуется. Дали сначала Ростов для прокормления. Ну, пожили там лет пять, умирает дядя Вячеслав Ярославич - стало быть, Смоленск опростался. Мы в Киев, к старшему дядюшке. Так что же ты думаешь? Собрались братья совет держать: как тут быть? А моего-то князя и на совет не пустили, младшего, дядю Игоря, перевели в Смоленск, а нас - во Владимир. Оно бы и не худо: червенские города богаты, земля плодородна, да вот беда: земли-то, которые к городу Владимиру тянули, все отошли Киеву, а нам один город достался. Выехать некуда, взять нечего, и стали мы жить да поживать, с запасом, нечего сказать: на печи в решете три засушинки[110]. Терпим беду, а вся вина князя Ростислава в том, что его отец, князь Владимир Ярославич, старший из Ярославичей, раньше отца помер, не побывав князем. Я тебе говорю: беда такая, что своры собак держать не на что.

Хорошо. Умирает у нас младший дядя - Игорь Ярославич, что был переведён из Владимира в Смоленск. Князья не съехались сразу же, а киевский и послал в Смоленск своего посадника. Всеволод из Переяславля тогда воевал с торками, и вот нынче опять от этих кочевых разбойников отбиваться надо было. Вот только теперь настоящий съезд и совет княжеский, вот мы и приехали. Но, видно, правду говорили старики: на чужой совет до зова не ходи. Совещались они втроём, Изяслав, Святослав и Всеволод, а племянника Ростислава одними ласковыми словами угощали, а впрочем, знай кошка своё лукошко. Вот скажи мне, дяденька Перенег: не обидно это родному старшему внуку князя Ярослава?

- Обидно, точно, - отвечал Перенег, боярин черниговского князя Святослава, - на что обиднее этого? Сыновья перемрут, это от Бога так установлено, настанут внуки, каждый внук что-нибудь получит, а старшему внуку - ничего. На что хуже? Только дело это такое, что ничего не поделаешь, стало быть, и обижаться нечего. Тебе бы надо весны, а теперь осень: так что же станешь делать? Обижайся сколько хочешь, а делу не поможешь, весна зиму не перескочит тебе в угоду. Князь Ярослав так завещал, и переменить его волю живой человек не может. Надо ли исполнять завещание или не надо? И князь Ярослав мог распоряжаться своею волостью или не мог?..

- Вот как? - возразил Порей с большой живостью. - Говоришь ты хорошо, да не дело, заложил прямо, а поехал криво. Однако, брат, как ни хитри, а правды не перехитришь. Неужели же всякое завещание исполнять надо? А если оно не от ума сказано? Если я, например, завещаю, что после моей смерти внука моего Ростислава на двадцать третий день повесить на осине? Что же? Ты верёвку готовить станешь? Нет, впереди всякого завещания, по-моему, должна стоять правда. Внуков у Ярослава столько-то, ну и раздели волость на столько же частей, и - любезное дело: сиди всякий сам по себе, владей с Богом, ешь, пей, веселись...

- Всё это так, - отвечал старый боярин киевского князя Изяслава, Чудин, до тех пор дремавший и схвативший только последние слова. - Только об одном забыли, о Русской земле. Есть ли у этой земли враги? Приходят торки и половцы. Разбирают они, который участок чей? Разоряют они землю или нет? Надо их бить, отгонять или не надо? И если на пятьсот правнуков земля разделится, не придётся ли им всё-таки выбрать одного старшего, чтобы вести всех на половцев?

- Что ты, что ты, дяденька Чудин! - вскричал пылкий Порей. - Разве я против старшинства говорю? Старшинство дело святое, против старшинства ни у кого язык не повернётся.

- Ну то-то же! - сказал спокойно и рассудительно Чудин.

- Святое это дело - старшинство, - прибавил Порей. - По-настоящему Ростислав-то старше Изяслава. По-настоящему вся власть над Русскою землёю была дана Богом князю Ярославу. От него она должна перейти целиком, нетронутая, либо к старшему сыну, либо всем сыновьям поровну. Я и так согласен, и так не прочь, как угодно. Старший сын был Владимир; в его кровь перешла вся отцовская власть над Русскою землёю. Он умер, но его кровь не умерла, потому что у него остался сын Ростислав. Вся дедовская власть скопилась в крови Ростислава, так что он, выходит, самый старший. Что? Это не нравится дяденьке Чудину? Изволь, можно повернуть всё дело, только всё не по-вашему. Если старшинство - настоящее старшинство пустяки, так надо делить всем сыновьям поровну, а долю старшего сына, Владимира Ярославича, отдать его сыну Ростиславу. И никакими правдами-неправдами не докажешь, что Ростиславу следовало голодным сидеть.

- Какая досада, погляжу я, - тихо сказал киевский боярин, - что князь Ярослав тебя не спросил, когда собрался умирать. Вот, дескать, умираю, боярин! Волость у меня большая, как с ней быть? Рассуди, Христа ради!

- Да, вам, киевским, хорошо так-то говорить! - отвечал Порей. - Вы тут сидите, местечки свои нагрели; а вот как быть нашему брату, у которого ни кола, ни двора, а сердце-то яро[111], а места-то мало - расходиться негде? Ну и заботишься, и хлопочешь, хоть иной раз и бьёшься как рыба о лёд по пустякам. А делать нечего: хочешь есть калачи, так не сиди на печи. Вот мы тут и вовсе на печи засиделись, и медведи-то в лесу болят по нас и сохнут. До вечера по-настоящему надо бы ещё парочку зашибить.

- Люблю молодца за обычай! - сказал боярин Чудин, поднимаясь с места. - Видно, сердце у тебя горячее, да отходчивое!

- Нет, дяденька, не то, - возразил боярин Порей, - а князь Ростислав меня всё дразнит тем, что "скор-тороплив-обувшись-парится". А матушка-покойница говаривала про меня, что "рожа негожа, а душа пригожа". А что ты про меня думаешь, так я отсюда вижу, хоть и не говори: "Овсяная каша хвалилась, будто с маслом родилась".

- Э-э нет, голубчик боярин! - сказал, подпоясываясь, Чудин. - Я думаю другое: "Невеличка мышка, да зубок остёр". Вот что я думаю, если тебе правду сказать. Как же мы теперь? Кабана опять поищем или медведя? За оленем не угнаться, потому как кони притомились...

И весь табор зашевелился, старший доезжачий[112] подъехал спросить, на какого зверя ехать, получил приказ от старого боярина Чудина и поехал впереди всех по хорошей тропинке. За ним тянулись охотники с собаками, а потом бояре. Сын новгородского посадника Остромира, молодой Вышата, поехал рядом с Пореем и заговорил с ним вполголоса: