Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984

• Название: Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984
• Автор: Светлана Бондаренко
• Издательство: ПринТерра-Дизайн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-98424-157-1

Эта книга продолжает серию «Неизвестные Стругацкие» и является пятой во втором цикле «Письма. Рабочие дневники». Предыдущий цикл, «Черновики. Рукописи. Варианты», состоял из четырех книг, в которых были представлены черновики и ранние варианты известных произведений Аркадия и Бориса Стругацких, а также некоторые ранее не публиковавшиеся рассказы и пьесы.

---

Вышла рецензия Левы Куклина на сборник «Белый камень…» в «Вечернем Ленинграде». Хорошая рецензия. И вовремя.

Получил журнал «Сов. литература» на чешском, где «Машина желаний». Так вот за что заплатили мне таинственные 114 рублей! Богато, богато платят. А в бухгалтерию Лениздата я звонил (насчет потиражных за ЖвМ), так там попросту сказали, что и представления не имеют, когда из Москвы (?!) придет разрешение на выплату. Я из-за них, гадов, сижу без денег и продаю марки, чтобы купить мебель.

В «Дейли Уорлд» была статья Виктора Перло (очень известный публицист-коммунист), где автор вмазывает по усам Баллантайн-Букс за попытку изобразить Стругацких диссидентами — помнишь эту идиотскую обложку на издании УнС? Статья называется «___________________»[145] и там нас очень хвалят.

В «Смене» — интервью Вл. Гакова со Стругацкими — видимо, то, что ты давал для АПН. А сейчас я даю интервью для АПН некоему Захарову В. Н. Так что «чести много, а денег мало».

Обнимаю, твой [подпись]

P. S. Леночке и Машке — привет.

15 февраля в письме Роману Арбитману БН рассказывает о писателях, повлиявших на творчество АБС.

Из архива. Письмо БНа к Р. Арбитману

Уважаемый Роман!

Долго не отвечал на Ваше письмо, так как был очень занят.

К вопросу о традициях и влияниях. Лично я считаю главным учителем нашим Г. Дж. Уэллса: он дал нам метод.

Стилистически мы учились понемногу у многих: у Алексея Толстого, у Хемингуэя, у Кафки, пожалуй… Гоголь, Достоевский, Салтыков-Щедрин. Грин продемонстрировал нам пользу смешения жанров — детектив плюс любовная история плюс фарс плюс трагедия получается оч-чень неплохо. (Я имею в виду, разумеется, Грэма Грина.) Ильф и Петров, — может быть, только в самых ранних вещах. Шварц — разве что король в «Трудно быть богом». Уоррен, Леонид Андреев — совсем нет, хотя первого (в отличие от второго) очень любим. Булгаков? Любимейший из любимых, но, всё-таки, нет. Мы узнали его слишком поздно, ранние же его вещи («Роковые яйца», «Новые похождения Чичикова») особого впечатления на нас не произвели… Впрочем, всё это ужасно субъективно. Пока мы были молоды, неопытны, вопрос о традициях еще имел смысл, а теперь, когда написано больше двадцати повестей, когда уже зубы съедены, когда каждую новую повесть стараешься писать так, чтобы она была НЕПОХОЖА на предыдущую, и это стало уже чуть ли не принципом работы… Не знаю, не знаю.

О стихах. Если хотите, я могу дать Вам ссылки на все стихи, которые у нас упоминаются. Если сам сумею вспомнить, разумеется. Например, откуда «черное лицо досуга», — представления не имею: может быть, сами придумали? А «на ответы нет вопросов» — это то ли Бальмонт, то ли Блок[146].

Наиболее важные тематические аспекты? Затрудняюсь ответить. Когда-то это были проблематика прогресса, НТР, вторжения будущего в настоящее… А сейчас, пожалуй, тематика как таковая нас вообще не интересует. Тема не важна. Важно ощущение от придуманной ситуации. Придумать новую вещь означает сейчас придумать новую ситуацию (а не выбрать некую тему).

Желаю успехов,

[подпись БНа]

В середине февраля Авторы встречаются в Ленинграде.

Рабочий дневник АБС

19.02.83

Арк приехал в Лрд.

Сотрудник КОМКОНа может доказать свою правоту единственным способом: совершив ошибку в своей работе.

У научников ощущение тупика: благоустроенного, ароматного и безвыходного тупика. Поэтому ширится круг работников, ведущих исследования в области биологии и психологии — изменить природу человека. И в этом они парадоксально смыкаются с намерениями Странников.

Тойво Глумов, 31 год, сын Майки.

Бывш<ий> прогрессор, ненавистник прогрессорства и противник безграничного развития науки. В детстве испытал (вместе с миллионами сверстников) шок из-за убийства Абалкина. Ощутил ужас надвигающейся угрозы вторжения иного разума. Затем шок прошел, сменился насмешкой над детскими своими страхами. Поэтому не верит Максиму, кот<орый> объясняет «неделю ужасов» Странниками, считает, что это свои братья-ученые шалят.

Максим — зав. отделом по-прежнему. КОМКОНа ему не дали, ибо сочли, что был в деле Сикорски недостаточно оперативен.

А Максиму никто не верит! Синдром Сикорски — вот когда начала работать программа Странников! Когда он стрелял в Абалкина, он считал, что разрушает программу, а Странники всё это рассчитали вперед: теперь хоть на всех перекрестках кричи, что идут Странники: никто не поверит.

20.02.83

Гл<ава> I.

Тойво выходит из кабины 0-Т. Поселок Малая Пеша — стоит на речке Пеше, впадающей в Чешскую губу. Дежурный аварийщик. «Здесь где-то Старушка?» Старушка (ничего страшного: противные — да, но с чего убегать?). Мальчик, тайком вернувшийся за моделью (страшные, но добрые). Двое у кабины: мужчина (очень смущен, не понимает, что на него нашло, хочет понять); женщина (художник, хочет чудовищ изобразить). Две пары бежали. Потом двое ученых, увешанных аппаратурой. Экзекуция мальчика прабабкой. Остальные бегут аж с Земли.

Гл<ава> II.

Тойво докладывает Максиму. Подозрение на ученых. Шляпа Иванов и барбос [дописан вариант: «жулик»] Флеминг могут быть замешаны.

Реакция Максима, кот<орую> Тойво заметил:

1) Мальчик, кот<орый> нашел этих животных добрыми.

2) Художница (первая завизжала, но первая и вернулась — запечатлеть дикую, «потустороннюю» красоту движения этих гадов).

3) Кто и куда удрали эти две семьи в Космос?

Тойво предлагает заняться Флемингом. Максим отказывается. Брошюра проф<ессора> X «К вопросу об эволюции эволюции», откуда-то появившаяся на столе Максима.

Спустя неделю тагорский посол отбыл на родину на неизвестный срок.

Максим спорит с Сандро и Тойво, приказывает прочесть брошюру, они не нашли, брали почитать у него. Теперь Максим спохватился. Стал искать автора брошюры — неизвестен такой профессор. А брошюра — в одном экземпляре.

Приоткрылся Гриша Серосовин: после вылазки Максима к начальству, где был осмеян, стал уговаривать Максима не лезть на рожон. Демпфер. Что за дремучий антропоцентризм?

Между тем: лаборатория Флеминга как раз занимается тем, что на основании имеющихся данных <пытается> создать муляж-робот Странника. Данных очень много, в том числе артефакты Странников — спутники, покинутые города и проч.

И Странники недаром устроили шухер рядом с Флемингом.

Разговор нужен, чтобы показать всю ненависть Тойво к Странникам и вообще к Прогрессорству. Он — естественный союзник Максима.

Максим предлагает Тойво прочитать брошюру. Тойво неохотно берет, но думает, что читать не будет.

Vous voyez le malheureux Mack! — Вы видите несчастного Мака.[147]

Разговор Максима с Горбовским в присутствии Тойво. Тойво ничего не понимает в разговоре. Тойво знал, что Горбовский был очень плох и даже умирает. Но вот восстал.

— Это правда, что это ОН поднял вас на ноги?

— Ну, в каком-то смысле — да.

— Удивительный вы человек, Л<еонид> А<ндреевич>. Меня эти новости загоняют в гроб, а вас выгоняют из гроба.

— Я вдруг понял снова: впереди еще миллион лет интересной жизни. [Сбоку пометка «Голованы!» и стрелка вниз к тексту, отмеченному ниже ***]

Конец: Сумерки, Тойво и Максим только что прочли отчет N, прорвавшегося на дельфине из-под колпака. Является Серосовин. «Сядьте, Серосовин, мы еще не решили, что мы с вами сделаем». — «Простите, Максим, это мы еще не решили, что с вами сделаем».

Отчет — перевод с дельфиньего, очень странно выглядит. «Читай», — произнес Максим, швыряя мне листок.

* * *В разговоре с Горбовским: это столкновение чистых идей, никакие скорчеры и мегаватты ничего не решают. И я проигрываю это сражение. Первая такая война человечества. Ведь наши идеи проигрывают! Как вы можете говорить так спокойно? Горбовский: это сражение, в котором не могут выиграть ваша идея и неверная идея, а здесь выиграет верная идея.

* * *

А у Тойво — представление: имеет место грандиозный заговор ученых. Мы искали по мелочам, а тут что-то открылось, и шеф в панике пытается что-то сделать.

* * *

Направление в космосе, где космонавты испытывают ужасные приступы космофобии. Туда же летал и Гриша.

После чтения брошюры Максим соображает, что методы атаки Странников не могут быть социальными, как это делают земные Прогрессоры, а должны нести психобиологич<еский> характер. Тогда он и сажает Тойво за статистику: выяснить, были ли за последние несколько лет:

1) сколько-нибудь массовые выступления против существующих методов медицины и педагогики (аппендиксы — матери стали запрещать оперировать их у детей),

2) новые фобии, не существовавшие ранее (многофакторный анализ, данные д-ра Мёбиуса — его запрос в Космофлот, там ничего существенного не ответили),