Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984

• Название: Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984
• Автор: Светлана Бондаренко
• Издательство: ПринТерра-Дизайн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-98424-157-1

Эта книга продолжает серию «Неизвестные Стругацкие» и является пятой во втором цикле «Письма. Рабочие дневники». Предыдущий цикл, «Черновики. Рукописи. Варианты», состоял из четырех книг, в которых были представлены черновики и ранние варианты известных произведений Аркадия и Бориса Стругацких, а также некоторые ранее не публиковавшиеся рассказы и пьесы.

---

Все могло усугубиться и тем, что Абалкин действительно считал Тристана своим другом — и вдруг обнаружил двойную игру. Какие-то подтверждения этой игры Абалкин мог затем получить и на Базе — как друг Тристана, он мог иметь доступ к его личным вещам (а помешать этому ни у кого на Базе не было оснований).

2. Как и почему Абалкин оказался в «Осинушке»?

Здесь чистая случайность. На станции прибытия Абалкин узнал, что из-за флюктуаций нейтринного поля нуль-Т неустойчиво работает. Тем не менее он воспользовался нуль-кабиной, ибо ему:

а) было все равно, куда попадать на Земле;

б) представилась дополнительная возможность избавиться от контроля, причем самым быстрым способом (в месте прибытия Абалкин быстро мог быть вычислен работниками КОМКОНа).

3. Зачем Абалкину понадобился Гоаннек?

Абалкин ищет причины, по которым ему нельзя жить на Земле. Первый логичный шаг: выяснить, можно ли с помощью стандартного генетического оборудования выявить какие-то отличия Абалкина от Ното saрiens. Врач с уединенного курорта вполне подходит для этой цели.

4. Зачем Абалкину понадобилась Майка?

Абалкин узнал, что СЕЙЧАС отличий нет. Одновременно он получает информацию о своей непригодности по психотипу для прогрессорской работы. Теперь Лев должен понять: за что и с какого момента власть предержащие калечат его судьбу. Он должен «пройтись» по всей своей прошлой жизни, найти свидетелей ее и убедиться в подлинности своей биографии и своих воспоминаний. Майя Глумова может подтвердить, что:

а) у Абалкина было детство, его воспоминания о том времени подлинны;

б) Абалкина, имевшего в детстве зоопсихологические склонности, действительно неожиданно превратили в Прогрессора;

в) Майя Глумова СЕЙЧАС не улавливает в Абалкине нечто, скажем так, нечеловеческое.

5. Зачем Абалкину понадобился Учитель?

Это совершенно логическое следствие общения с Майкой. Абалкину надо выяснить то, о чем Глумова знать не может: кто персонально и из каких соображений постарался вопреки профпоказаниям сделать Льва Прогрессором. (Ответы Учителя покажут, что лично он в злоключениях Абалкина неповинен. Поскольку Серафимович умер, узнать у него детали этой истории Лев не может. Поэтому ему придется обратиться к следующему этапу своей жизни — деятельности Прогрессора.)

6. Зачем Абалкину понадобился Максим?

Наставник Льва мертв, врач школы Прогрессоров — слишком далеко от Земли. Между тем Льву надо понять: почему его, имеющего несомненную склонность к работе с негуманоидами, заставили прервать успешную работу с голованами. Для этого нужен свидетель, подтвердивший бы, что такая работа была вообще и при этом представляла ценность. Каммерер курировал первые шаги Абалкина-Прогрессора — отсюда и обращение к нему.

7. Зачем Абалкину понадобился Щекн?

Эта встреча для Льва очень важна и окупает все усилия по поискам Щекна. Если помнить, что свои отношения со Щекном в прошлом Абалкин считал дружескими, то решаются следующие задачи:

а) попытка выяснить у представителя самих голованов, насколько успешно Абалкин с голованами работал и не была ли вызвана его отставка от этой работы нежеланием самих голованов с ним сотрудничать (и попытка вновь подтвердить свои воспоминания);

б) получение подтверждения своей человеческой сущности — на этот раз от негуманоида, хорошо знавшего прежнего Абалкина и обладающего повышенной чувствительностью к чуждому и непонятному (да и вообще паранормальными свойствами).

8. Как Абалкин вышел на Бромберга?

Все предыдущие контакты вроде бы убедили Абалкина, что он — человек, что его воспоминания — подлинны, но не дали ясного ответа на главный вопрос: почему он оказался под контролем? Все, что уже узнал Абалкин, должно закономерно подвести его к мысли: дело не в каких-то промашках в работе, отклонениях в поведении и т. д., а в самом происхождении Абалкина. Надо теперь выяснить, не связана ли с появлением Абалкина на свет какая-то тайна, объясняющая факт контроля. Помочь Абалкину может только знаток запрещенных наук и неразглашаемых тайн. Для Льва, наверняка имеющего представление о жизни Земли, нетрудно узнать, что самый большой авторитет в этой области — Айзек Бромберг, что шансы выяснить нечто у ЭТОГО человека наибольшие. Остальное — дело техники…

9. Зачем Абалкин оказался в Музее, где его ждал Сикорски?

После общения с Бромбергом Абалкин наконец узнает ВСЁ (или, по крайней мере, самое главное). Все его дальнейшее поведение определяется, конечно же, не программой Странников, а логикой издерганного, потрясенного обилием скопившейся вокруг него лжи человека. Он узнал-таки, кто персонально отвечает за его изуродованную жизнь. Отсюда — визит к Сикорски — именно ЭТОМУ человеку Лев хочет сообщить, что знает ВСЁ и не потерпит далее насилия над собой. Абалкин собирается жить на Земле, но ему нужна хоть какая-то опора. И он идет к единственному человеку, его не предавшему и не участвовавшему в «игре» — к Майке. О присутствии в Музее Сикорски он размышлять не желает, ибо решил считать себя свободным от контроля. Скорее всего, с «детонаторами» он, отправляясь в Музей, ничего делать вообще не собирается. Комконовские игры его не интересуют — он идет к Майке.

10. Что, собственно, произошло в Музее?

Здесь может быть несколько вариантов развития событий. Учтем при этом, что от «выключения» Каммерера до выстрелов Сикорски проходит очень краткий промежуток времени — минуты какие-нибудь. Поэтому темп событий в Музее должен быть напряженным.

Здесь самая большая сложность — почему в руках у Абалкина оказался «детонатор», коль скоро шел-то Лев к Майке.

Итак, несколько вариантов.

а) Сикорски успел сообщить Майке, что Абалкин — автомат Странников, и удалился куда-то за кулисы. Входит Лев. Разговор с Майкой. «Лева, это правда, что он сказал?» Энергичный монолог Абалкина об идиотах из КОМКОНа, а потом что-то типа: «Я сейчас тебе докажу, что ни черта не произойдет, а потом мы с тобой отсюда уйдем. Где тут у вас эта штука?» Лев берет «детонатор»… и у Сикорски сдают нервы. Выстрелы из «герцога». (Кстати, о Странниках Майке мог сказать и сам Лев.)

б) то же самое, но Сикорски «в кадре», однако Лев его демонстративно не замечает. Тут могут быть нюансы типа окрика Сикорски, запрещающего Майке показывать Льву «детонаторы» (а она на этот окрик, находясь в шоковом состоянии, просто не реагирует).

в) Лев приходит к Майке и застает у нее в кабинете Сикорски, предлагает ему убраться вон. Перепалка в присутствии Майки и опять-таки демонстрация на тему «ничего не случится» — теперь уже в адрес Сикорски. Концовка та же самая.

г) то же самое, но Лев действительно понимает-таки, что в покое его не оставят НИКОГДА. Окончательный нервный срыв и провоцирование выстрела Сикорски (по сути — суицид).

Во всяком случае, важно вот что. На основании информации Бромберга Абалкин вполне может — в целях демонстрации и без всякой программы — водрузить «детонатор» себе на локоть. А коль скоро в кабинете присутствует Майка, то поиски вместилища детонаторов могут существенно упроститься.

(Перечисленными вариантами дело не исчерпывается, но в таком духе можно продолжать до бесконечности.)

11. Почему Абалкин попросту не пошел жаловаться начальству (коммунизм как-никак)?

Здесь достаточно двух обстоятельств.

а) Абалкин — Прогрессор, не прошедший рекондиционирования, и свои проблемы решает по-прогрессорски, в одиночку, вопреки всем писаным и неписаным законам «Полдня, XXII века».

б) Что такое его родное начальство, Лев уже постиг вполне — достаточно вспомнить печальную участь его жалоб и претензий в предыдущие годы. Было достаточно времени, чтобы убедиться: этот путь ни к чему не приводит.

<…>

Письмо Бориса брату, 22 мая 1979, Л. — М.

Дорогой Аркаша!

Мама передала мне твои проклятия. Но, ей-богу, нечего писать!

Рукопись давно сдал в распечатку. Обещали кончить к 20-му, но кто-то там в семье заболел, и теперь просят отсрочки на несколько дней. Разумеется, как только я получу рукопись, — тотчас же сообщу тебе. Без задержки.

Из «СовПиса» ничего. Да, наверное, ничего и не должно быть. Наше дело теперь тихо помалкивать в тряпочку и ждать истечения договорных сроков, а потом требовать одобрения.

А больше ничего и не происходит. Семинар, секция, письма читателей, марочки (марочушечки), автомобиль (стекло вот ветровое украли — 150 руб. долой) — так всё и идет помаленьку.

В общем, ты не волнуйся. Раз я молчу — значит писать нечего. Будут новости — немедленно будет письмо (или телефонный звонок, или телеграмма).

Обнимаю, твой [подпись]

Письмо Аркадия брату, 30 мая 1979, М. — Л.

Дорогой Борик!

Новостей много, да я все почти рассказал Адке, и теперь лень писать. Всё же главное (на мой взгляд) излагаю.