Олег Иконников - Большая Медведица

• Название: Большая Медведица
• Автор: Олег Иконников
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996

Я буду искренне рад, если честные и порядочные люди узнают себя в этой книге. Пусть будет спокойно у них в душе и сердце — это действительно они.

Люди с черной совестью и сознанием, которым вдруг покажется, что пишем мы о них, пусть будут неспокойны — о них здесь нет ни слова.

Мы с братом считаем, что недостойны они, что бы о них писали книги. И если у них все же зачешутся руки, чтобы подать в связи с «Большой Медведицей» на авторов в суд, чтобы они возместили им не столько моральный, сколько материальный ущерб, заранее говорим — это не вы, будьте спокойны. Имена, фамилии, клички, названия населенных пунктов, время — изменены.

Я воровал, грабил и убивал. Затем сам схлопотал свинцового шмеля. Из навылет простреленной шеи текла мне под щеку моя, черная почему — то кровь. Некоторые преступления я совершал хладнокровно, на других адреналинило. Иногда совесть мучила сознание и душу, иногда нет. Взяли меня раненого, без сознания, иначе живым бы я не сдался. Но судьба распорядилась по-своему и саночки, на которых я катался, пришлось тащить назад, в гору. Много и часто я думал о жизни и смерти, своей и чужой. Мечтал и представлял, любил всем сердцем, точно также ненавидел и всегда жалел, что судьба моя сложилась так, что кроме боли и зла людям я больше ничего не дал. Жалел я о прожитом и пролитом, жалел и вот, наконец, пришел тот день, когда мне стало стыдно. Стыдно, что шарил в чужих квартирах в поисках чужого добра. Что я там искал? Решетки и запретки, романтику уголовной жизни? Чушь все это собачья, сон рябой кобылы.

Мою, уголовную хребтину сломал стыд.

Олег Иконников, 1996 год

---

— Ну ладно — широко зевнул мент — чеши.

— Куда? — не поверил в удачу Агей.

— Домой, куда или — к любовнице — встал он, с хрустом потянулся и выпроводив Андрюху, пошел в дежурку, где качали Сэву.

За заляпанным чернилами дермантиновым столом, такому же сопливому лейтехе рассказывал сон рябой кобылы второй задержанный.

— Воровать грех, в Библии так писано, а убивать, тем более, музыканта, понимаете…

«Попов Александр Викторович — читал через плечо своего напарника опер, отпустивший Агея, и тот — Попов, братья они, что ли? Вообще-то говорят, что не знакомы».

— Послушай, Попов, а ты откуда?

— Я — то? С Первомайска.

«Наебали, сволочи» — от досады покраснел он. «Врюхался» — сообразил Санька и схватившись за сердце, сполз с табуретки, наглухо привинченной к полу.

— Что с тобой?! — всполошились менты.

— «Скорую», сердце… — и Сэва закатил шары.

Бить врачей нехорошо, но этому, чтобы дать деру, пришлось врезать. Рвал Санька весело и шустро, в голове вертелись мыслишки о том, что с самых пеленок в его организме не хватало железа. Девять грамм он отхватил на «Акации» и вот теперь совсем рядышком посвистывало еще несколько грамм. «Пронеси, господи! Пить брошу, курить, колоться…» — спустя десять минут он, тяжело отдуваясь в подъезде какой-то пятиэтажки, ухмылялся той чепухе, которая лезла ему на бегу. Через два часа Сэва был на квартире, где его уже не ждали подельники, но на всякий случай тормознули прямо в шприце два куба ханки, а случаи действительно бывают разные.

Андрюху так и не дождались. Где он потерялся?

***

Двадцать восьмого, какого-то по-особому теплого в жизни Святого марта, его с больнички везли в Управление внутренних дел. Такой солнечно-мокрой весны он не помнил, грязь с водой фонтанами била из — под колес «УАЗика». В норковой шапке, сбитой на затылок и распахнутой китайской кожанке, на заднем сиденье рядом с Олегом курил Кладников.

— Бурдинский с тобой хочет встретиться.

— А кто вы?

— Я — то? — в приоткрытую форточку стряхнул он пепел сигареты — майор Кладников Виктор Лаврентьевич, с Управления по борьбе с организованной преступностью.

— Это вы этой зимой Гасана убили?

— Выходит, что я.

— Виктор Лаврентич, убийство это плохой поступок или хороший, однозначно ответить можете?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что плохой.

— Я думаю также.

— Вот я убью человека, мне за это лоб зеленкой помажут, а тебе за тоже самое — медаль дадут, наверное, а?

— Я уже получил, орден за личное мужество. «За то, что мякнул чьего-то сына, отца и мужа, государство его поощрило» — помассировал занывшую часть головы Святой и горько улыбнулся.

— Добро должно быть с кулаками — стрельнул в форточку бычок майор.

— Да-а, интересная штука жизнь, скорей бы сдохнуть, чтобы не видеть всего этого дерьма.

В маленьком кабинете первого этажа Управления безбожно дымил Беспалый.

— Привет! — вроде бы искренне обрадовался он приятелю.

— Кое-как уболтал Кладникова, чтобы он нам встречу организовал. Лаврентич, пятнадцать минут нам дай?

— Пятнадцать, но не больше, мужики — глянул на часы майор и выйдя из кабинета, притворил за собой дверь.

Опасливо дыбанув вслед Кладникову, Женька на ухо подельнику прошептал.

— Давай грузиться?

От неожиданности Олег отшатнулся от Беспалого, внимательно посмотрев в его бегающие глаза.

— Ты что, Женька, ведь всего месяц назад ты втыкал пацанам, что менты — козлы, надо бороться с ними до последней капли крови. Объясни мне, что ты тут несешь, может я тебя пойму?

— Олега, да я тебе и не предлагаю давать показания, просто я решил с тобой посоветоваться.

Кладников видимо подслушивал, а может — и нет, но беседу подельников прервал.

— Ну, что, мужики, на чем остановились?

— На том, что показаний давать я не буду — заявил Беспалый.

— Да ты что, Бурдинский, что случилось?

— Ничего, просто передумал.

— Чтоб ты сдох, паршивец, — плевался всю обратную дорогу на «пятерку» Лаврентич — зачем я тебе с Бурдинским базар устроил, он парень хороший, а ты его сейчас сбил с толку. Я его спрашиваю — стрелял чеченцев? Он говорит — да, но не за деньги, а за идею.

— На счет идеи, Виктор Лаврентич, тема особая, как-нибудь потолкуем, а на счет Беспалого, то — пусть грузится, это его личное дело, но решать судьбы других он не имеет права, а раз вам помогает, значит, выгадывает что-то для себя и в идею не верит. Сегодня он высветил мне свою личину обыкновенной лагерной акулы, которая ничем не брезгуя, пытается выскользнуть из ваших сетей. На пацанов, с которыми Женька был под пулями, ему видимо насрать.

На следующий день Святого выписали с больницы и ночью перевезли на КПЗ, а чуть забрезжил за решеткой рассвет, в хату к нему бросили Ловца. Его и Князя за мордобой гребанули в ресторане и устроились на этот раз они намертво. Ржавыми провалами узких зашторенных окон камеры выходили во двор Управления Министерства Безопасности и шесть дней, что протоптались между собой подельники, оперативники этого ведомства накрутили на магнитную пленку.

Седьмого апреля в четыре двадцать утра Олега, тщательно прошмонав, нарядили в тяжелый бронежилет и, положив на заднее сиденье белой «семерки», лихоматом по пустым улицам Читы утянули в аэропорт. Миновав служебные ворота территории аэродрома, тачка встала у самого трапа мокрой «АНнушки». Бронежилет сняли, а вот наручники — нет.

— Так полетишь — зло попрощался с арестованным Кладников — придется потерпеть.

— Ты что, Лаврентич, не выспался?

Тот смолчал и, разбрызгивая мутную жижицу замерзших за ночь луж, умчался.

Взлетали в уже подернутое восходом безоблачное синее небо. Взревел правый мотор, за ним левый и, стряхнув с крыльев последние капли из мороси, серая птица поползла к старту.

— Стюардесса! — подбросило в середине салона сорокалетнего мужчину с кавказской мордой — стойте! Не полечу я! Остановитесь!

Двигатели стихли, но пока к самолету не подъехали менты, из салона никого не выпустили.

По мятой красной роже дежурного по аэропорту мусорилы видно было, что он с бодуна.

— Что стряслось, Любаша?

— Вот — стюардесса ткнула в чурека лакированным ноготком, — лететь не хочет.

— Ваш паспорт, пожалуйста.

Он терпеливо подождал, пока пассажир шуровал по многочисленным своим карманам и потом, развернув в кожаных корочках его документ, вслух прочитал. — Имаев Хамза, национальность — чечен…

— Кто?! — аж подскочил старший конвоя и, отведя в сторонку старшего лейтенанта, зашушукался с ним, ожесточенно при этом жестикулируя. Спустя минуту пассажиры, удаленные от «АНнушки», тревожно обсуждали происходившее, а еще через десять — самолет шерстили миноискателями, но видимо не легавые.

— Не нравится мне все это — задумчиво пытался прикурить отсыревшую беломорину белобрысый с плоским носом и оттопыренными мясистыми ушами второй конвоир, к левой руке которого наручником был пристегнут Святой — а тебе как?

— А мне все равно «вышка» улыбается, так сами соображайте, что и как, но по ходу должны мы сегодня уебаться.

— Предчувствуешь?

— Да нет, в общем-то, просто лечу в первый раз в жизни.

— Че, правда, что ли?

— Но-о.

— Тьфу, тьфу, тьфу — через левое плечо сплюнул ушастый — слава богу, что холостой хоть.

Через час сорок дребезжащая старушка «АНнушка» легла на правое крыло и, стремительно разрезая свинцовые тучи, упала на мокрые хлопья снега взлетно-посадочной полосы Иркутского аэродрома. В Чите все таяло, а здесь валил снег и градусов на пять было похолоднее. Здоровенные хлопцы в краповых беретах, под локти подцепив подозреваемого, вели его к бронированному «УАЗику», а он жадно ловил ртом липкие снежинки и чуточку зябко ежился. Спустя двадцать минут древний, как мамонт Иркутский централ принял в свою утробу еще одного арестанта.

Олега помыли в бане, в каптерке выдали какое-то подобие матраца с подушкой и утартали на «красный» корпус, где содержали молчунов, которых раскручивали «наседки». В угловой четырехместке второго этажа парились всего два уголовника.

— Привет, бродяга — худой, словно угорь, мужичишка слез с параши и подтянув шерстяное трико, ощерился фиксатым хлебалом — за что гребанули?

— Чемодан на «бану» подрезал — бросил на свободную шконку поклажу Святой.

— Чемодан? — удивленно переглянулись зэки. Начальник оперчасти сказал, что подсадит к ним террориста.

— А ты откуда?

— Родом что ли?

— Не-е, откуда сел?

— С воли.

— Да понятно, что со свободы, с какого края?

«В прессхату ткнули, суки» — сел на матрац Олег.

— Тебя как обзывают?

— Угорь.

— Слушай внимательно, курица, я именно тот, кого вы ждете, но под шкуру мне лезть не советую — или убивайте, или отъебитесь, все равно ни хуя не подсосете.