Лори Кинг - Элементарно, Ватсон!

• Название: Элементарно, Ватсон!
• Автор: Лори Кинг
• Издательство: АСТ
• Жанр: Детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-082186-0

Новые расследования Шерлока Холмса!

Мастер триллера Ли Чайлд, интеллектуал от мистики Нил Гейман, король острых сюжетов Алан Брэдли и другие современные авторы собрались вместе, чтобы в который раз прославить своего любимого персонажа. Каждый рассказ — признание в любви бессмертному сыщику с Бейкер-стрит и каждый совершенно по-новому раскрывает традиции «шерлокианского» канона!

---

Можно, конечно, читать дневные газеты и с удовлетворением констатировать, что преступления, ставящие полицию в тупик, я раскрываю, еще не дочитав заметку до конца. Преступления раскрываются слишком легко. Они исчезают. Зачем звать полицию и давать им все ответы на их загадки? Пусть это будет вызовом им, если не представляет интереса для меня.

Я живу только для того, чтобы отвечать на вызовы».

Пчелы холмов, где ночуют облака, холмов таких высоких, что иногда их называли горами, жужжали в блеклом солнечном свете, перелетая от одного весеннего цветка, растущего на склоне, к другому. Старый Гао без удовольствия слушал их жужжание. Его двоюродный брат, который жил в деревне на другой стороне долины, владел многими десятками ульев, и все они наполнялись медом даже в это время года. Медом, белым как снег. Старый Гао не верил, что вкус белого меда лучше, чем желтого или светло-коричневого, который давали его пчелы, хотя меда они давали немного, но его двоюродный брат продавал белый мед по цене в два раза больше той, которую выручал старый Гао за свой самый лучший мед.

На той стороне долины, где жил его двоюродный брат, пчелы не знали отдыха, работали без устали, золотисто-коричневые трудяги, и в огромных количествах приносили в ульи пыльцу и нектар. Пчелы старого Гао, злобные и черные, сверкающие как пули, производили ровно столько меда, сколько им требовалось, чтобы пережить зиму, и только чуть больше. Избытка хватало старому Гао, чтобы продавать мед своим односельчанам маленькими кусочками медовых сот, разнося их от дома к дому. Он брал больше за соты с расплодом, наполненные пчелиными личинками, сладкими на вкус кусочками белка, когда появлялась возможность продавать соты с расплодом, но такое случалось редко, потому что его пчелы, сердитые и злые, все делали по минимуму, даже если дело касалось увеличения семьи, и старый Гао всегда помнил о том, что любая проданная рамка сот с расплодом будет означать, что на следующий год у него будет меньше пчел и, соответственно, меньше меда на продажу.

Мрачностью и вспыльчивостью старый Гао напоминал своих пчел. Когда-то у него была жена, но она умерла в родах. Сын, убивший ее, прожил неделю, а потом тоже умер. И он знал, что некому будет сказать прощальные слова над его могилой, никто не приберет ее по праздникам и не оставит на ней дары богам. Он знал, что после смерти никто не вспомнит его, такого же неприметного, как и его пчелы.

Старый седой иностранец из-за гор пришел поздней весной, когда дороги очистились от снега, с огромным коричневым мешком за плечами. Старый Гао услышал о нем до того, как увидел.

— Это варвар, который интересуется пчелами, — сообщил ему двоюродный брат.

Старый Гао ничего не сказал. Он пришел к двоюродному брату, чтобы купить ведро второсортных сот, поврежденных или выпавших из рамки, которые вскоре должны были совсем испортиться. Он покупал их дешево, чтобы кормить ими своих пчел, а если часть и продавал в своей деревне, так никто об этом не подозревал. Двое мужчин выпили чаю в хижине двоюродного брата Гао на склоне холма. С поздней весны, когда появлялся первый мед, до первого мороза двоюродный брат Гао жил в хижине на склоне холма, а не в большом доме в деревне, и спал рядом со своими ульями, оберегая их от воров. Его жена и дети забирали соты и горшочки с белым медом и уносили вниз, на продажу.

Старый Гао воров не боялся: сверкающие черные пчелы из ульев Гао без всякой жалости обошлись бы с тем, кто посмел их потревожить, — и спал в деревне, поднимаясь к ульям, лишь когда приходила пора забирать мед.

— Я пошлю его к тебе, — пообещал двоюродный брат Гао. — Ответь на его вопросы. Покажи ему свои ульи, и он тебе заплатит.

— Он говорит на нашем языке?

— Его диалект ужасен. По его словам, язык он выучил у матросов, а они по большей части из Кантона. Но учится он быстро, хотя и немолод.

Старый Гао что-то буркнул, матросы его не интересовали. Время приближалось к полудню, и ему предстоял четырехчасовой путь через долину к его деревне, по самому солнцепеку. Он допил чай. Такого хорошего чая, как у двоюродного брата, старый Гао себе позволить не мог.

Он добрался до своих ульев еще при свете дня, большую часть сломанных сот, наполненных медом, положил в самые слабые ульи. Всего у него их было одиннадцать, тогда как у двоюродного брата — больше сотни. При этом старого Гао ужалили дважды, в тыльную сторону ладони и в шею. Всего его жалили более тысячи раз. Он уже не мог сказать, как много. Укусы чужих пчел он практически не замечал, но жала его черных пчел всегда вызывали острую боль, хотя места укусов более не опухали и не горели огнем.

Следующим днем какой-то мальчишка пришел к дому старого Гао в деревне, чтобы сказать, что кто-то — речь шла о высоком иностранце — разыскивает его. Старый Гао что-то пробурчал и неспешным шагом двинулся вслед за мальчишкой. Тот сначала держался рядом, но потом убежал вперед и скоро скрылся из виду.

Иностранца старый Гао нашел пьющим чай на крыльце вдовы Цань. Старый Гао знал мать вдовы Цань пятьюдесятью годами раньше. Она была подругой его жены и давно умерла. Он сомневался, что в живых остался хоть один человек, знавший его жену. Вдова Цань налила чаю старому Гао и представила его пожилому варвару, который снял мешок с плеч и положил рядом с маленьким столиком.

Они пили чай маленькими глоточками. Потом варвар сказал: «Я хочу взглянуть на ваших пчел».

Смерть Майкрофта стала концом империи. Но никто, кроме нас двоих, об этом не знал. Он лежал в комнате с белыми стенами, его наряд состоял из тонкой белой простыни, словно он уже стал призраком — такой образ уже укоренился в массовом сознании — и не хватало только дыр для глаз, чтобы впечатление стало полным.

Я представлял себе, что болезнь высосала из него все соки, но он стал даже больше, чем всегда, пальцы раздулись, превратившись в толстые жирные сосиски.

— Добрый вечер, Майкрофт, — поздоровался я. — Доктор Хопкинс сказал, что жить тебе осталось две недели, и предупредил, чтобы я ни в коем случае не говорил тебе об этом.

— Этот человек — болван, — ответил Майкрофт. Дыхание шумными хрипами вырывалось из груди между словами. — Я не дотяну до пятницы.

— Как минимум до субботы, — возразил я.

— Ты всегда был оптимистом. Нет, вечер четверга, и я стану объектом для упражнений в практической геометрии для доктора Хопкинса и сотрудников похоронного бюро «Снигсби и Молтерсон», которые, конечно же, не смогут решить эту задачу, учитывая узость дверей и коридоров. Не вынести им мое тело ни из этой комнаты, ни из дома.

— Я уже задумывался об этом, — кивнул я. — Особенно принимая во внимание лестницу. Но они смогут снять оконную раму и опустить тебя вниз, как гигантский рояль.

Майкрофт только фыркнул.

— Мне пятьдесят четыре года, Шерлок. В моей голове английское государство. Не голоса, предвыборные речи и прочая ерунда, а его функционирование. Больше никто не знает, как перемещение войск в горах Афганистана отразится на состоянии пустынного побережья Северного Уэльса. Нет больше никого, кто видит целостную картину. Ты можешь представить себе, что натворят эти господа и их дети, когда Индия получит независимость?

Раньше я об этом совершенно не задумывался.

— Индия станет независимой?

— Неизбежно. Через тридцать лет или даже раньше. В последнее время я написал несколько служебных записок на эту тему. Как и по многим другим. Есть записка и о русской революции: она состоится в ближайшее десятилетие. Я проанализировал и проблему с Германией… и многие другие. Только я не жду, что мои служебные записки прочитают и поймут. — Хрипы усиливались. Легкие моего брата дребезжали, как окна в заброшенном доме. — Знаешь, если бы я жил и дальше, Британская империя просуществовала бы тысячу лет, неся мир и достижения научно-технического прогресса всему человечеству.

В прошлом, особенно мальчишкой, услышав от Майкрофта такое вот амбициозное заявление, я пытался его подколоть. Но не теперь, когда он лежал на смертном одре. При этом я знал, что он говорит не об империи как она есть — покрытом трещинами и готовом рухнуть сооружении, возведенном несовершенными и подверженными ошибкам людьми, — но о Британской империи, существующей только в его голове, — мощном фундаменте цивилизации и всеобщего благоденствия.

Я не верю, да и никогда не верил, в империи. Но я верил в Майкрофта.

Майкрофт Холмс. Пятидесяти четырех лет от роду. Он сумел увидеть новое столетие, и королева пережила его лишь на несколько месяцев, хотя родилась почти на тридцать лет раньше; во всех смыслах крепкая старушка. Я спросил себя, есть ли возможность избежать столь печального конца.

— Ты, разумеется, прав, Шерлок, — продолжил Майкрофт. — Если бы я заставил себя заниматься физкультурой. Если бы жил на птичьих зернышках и капусте, вместо того чтобы поглощать стейки. Если бы ходил на деревенские танцы с женой и на прогулки с собакой, да и вообще не шел на поводу у своей натуры. Тогда я смог бы протянуть еще дюжину лет, а то и больше. Но что бы это изменило во всемирном порядке вещей? Очень мало. И рано или поздно у меня началось бы старческое слабоумие. Нет уж. Я придерживаюсь мнения, что потребуется двести лет для создания нормально функционирующих государственных учреждений, не говоря уж о секретной службе…