Сын Ок Ким - Сеул, зима 1964 года

• Название: Сеул, зима 1964 года
• Автор: Сын Ок Ким
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-89332-200-2

Ким Сын Ок (род. в 1941) — один из выдающихся современных корейских писателей, великолепный мастер прозы. Несмотря на то, что среди прозаиков современной корейской литературы продолжительность его литературной деятельности сравнительно коротка, созданные им немногие произведения, в которых глазами современника превосходно изображено переломное время эпохи шестидесятых годов XX в., обладают неповторимой индивидуальностью. Благодаря своей чувственной стилистике, живому и меткому языку, а также лаконичности изложения Ким Сын Ок имеет репутацию «алхимика прозы». Критики определяют его творчество как «революцию чувственности».

Талант Ким Сын Ока многогранен: он прославился и как художник-карикатурист, и как сценарист и режиссер. Он является лауреатом множества самых престижных литературных премий Кореи.

---

Тщетно. Брат, как помешанный, то и дело прыскал со смеху. И сказал сестре примерно следующее: «Ты можешь истолковывать личные отношения матери, как тебе угодно. Но, в сущности, этим дело не исчерпывается. Это своего рода тренировка силы воли, да и только… И не более того…»

— Стало быть, вы сейчас раскаиваетесь в содеянном?

— Спрашиваешь, раскаиваюсь ли я? — профессор вопросительно вскинул глаза, словно недоумевая, что я имею в виду? И тут же, пожалев о такой своей реакции, вытянул губы в трубочку и печально улыбнулся.

А ещё брат с досадой бросил следующее: «Я не знаю, что мне делать с предначертанным мне судьбой обязательством перед матерью! (И для меня, и для сестры ничего ужаснее этих слов не было.) Скажу прямо — несчастный я человек. Ну почему эти её шашни, которые для других не являются чем-то из ряда вон выходящим, и даже наоборот, кажутся делом житейским, воспринимаются мною, как непреодолимая грозная преграда!?» Всё напрасно. Заблуждения, от которых не избавишься. Безудержные потоки лжи. И всё же невозможно просто закрыть глаза, видя ясно перед собой будущее, что так насмехается над тобой. Всё напрасно. Напрасно. На следующий день вечером мы с сестрой столкнули брата с утёса, на котором стоял маяк, вниз, на берег, куда с грохотом обрушивались волны ночного моря. В конце концов мы выбрали путь, предложенный братом. Как сумасшедшие, неслись мы домой, и в наших ушах раздавались завывания морского ветра. Сколько ни проклинай брата, мать, нас — всё будет мало. Возвратившись домой, мы зажгли огонь и сразу же почувствовали удивительное умиротворение.

Но длилось это не долго. Со скрипом открылась дощатая дверь — и на пороге появился насквозь вымокший брат, живой и невредимый. Мы застыли на месте с расширенными от ужаса зрачками. Брат же лишь проронил: «Ах вы, проказники, хе-хе…» и, скрипя ступеньками, поднялся на чердак. А через три дня он сам бросился с того утёса. В наших с сестрой глазах блестели слёзы благодарности. Однако мы ничего не могли поделать с заблуждениями матери, поэтому единственное, что нам оставалось, просто продолжать взрослеть.

Хоть это и странно слышать, но такие личности, как мисс О, у которой выработался свой собственный стиль художника-карикатуриста, тоже время от времени испытывали в своей работе что-то типа кризисов на почве нравственности. Она мне как-то жаловалась на это. Мисс О обзывала это довольно громким словом «кризис морали», а на мой взгляд, здесь имеется в виду лишь маленькая неудача, которую человек воспринимал как серьёзный провал. Так мисс О рассказывала, что, развернув лист плотной кентской бумаги, она сначала наносит карандашом набросок карикатуры. А затем, обмакнув перо в тушь, обводит карандашный контур; иногда, когда требуется нарисовать прямую линию, рука ни с того ни с сего начинает дрожать, тогда она берёт линейку — и дело сделано! А завершив работу, рассматривает нарисованное, и непонятно почему, взгляд всё время падает на фрагмент с той злополучной прямой линией, и тогда начинаются угрызения совести. Ещё она добавляла, что в тот момент ей слышатся возмущённые крики читателей: «Это не твоя линия! Её линейка нарисовала, и в ней не заложено никакой идеи, кроме того, что она прямая! Думала обмануть нас?!»

В отличие от брата, мисс О жила в великолепно устроенной системе, но, похоже, что и в этой крепости повиновения, где жизнь воспринималась такой, как есть, со всеми её позитивными и негативными сторонами, тоже существовали день и ночь.

— Так значит, сегодня вечером пойдёте на прощальную церемонию с умершей? — спросил я, повернув голову. У профессора промелькнула смущённая улыбка.

— Как думаешь, я заплачу?

— А?

— Заплачу ли я, глядя на лицо мёртвой Чонсун?

— Ну конечно, не заплачете.

— …

— …

— Ну, тогда и незачем идти…

Верно сказано. Теперь уж и слёзы не помогут разрушить ту крепостную стену.

— Вам грустно? — спросил я с улыбкой.

— Хм… я как раз сейчас над этим думаю… — ответил профессор.

И я снова не удержался от улыбки.

1961, декабрь

ПОЕЗДКА ЗА ГОРОД

Как-то в первую субботу мая в одиннадцать часов утра тридцать пять сотрудников идущей в гору торговой акционерной компании «Ёниль», занимающейся экспортом морепродуктов, были одарены белыми четырёхугольными конвертами. «Акционерная компания» — всего лишь название, на самом же деле Юн Ёниль являлся единоличным владельцем этой фирмы. С округлого усатого лица директора никогда не сходила улыбка, однако эта улыбка была единственным, чем этот господин с щедростью одаривал окружающих. Он был ещё тем скупердяем — обычно выдавал своим работникам вместо новогодней премии по бутылке рисового вина. На ироничное замечание одного смельчака, получившего такую бутылку вместо премиальных, мол, благодаря вам проведём конец года в приятном опьянении, наш директор с той самой своей пресловутой улыбкой ответил: «Да бросьте!»

Тот малый, если только он не соврал, проводил старый год «благополучно опьянев», ловя время от времени любезную улыбку директора, а в наступившем году был как-то незаметно уволен. И никто даже не пытался заводить разговор про его увольнение.

Большинство коллег догадывалось, что с того самого момента, как этот наш бедолага поддел шефа, его участь была предрешена. Очевидно, что и сам смельчак не заблуждался насчёт своего незавидного будущего. Это было своего рода самоубийство, а о тех, кто пошёл на это по собственной воле не принято судачить. И если всё же упоминали этого горемыку, то примерно в таком духе, мол, видно, он, и вправду, был пьян…

Ну, да это дело прошлое, но вот — вышеупомянутый скупердяй-директор в одну из суббот мая в одиннадцать часов утра раздал подчинённым приглашения на загородный пикник. Похоже, текст приглашений, заставивший приоткрыться пересохшие от работы губы служащих, чтобы издать лёгкий радостный вздоха, выплеснулся из-под широкого, покрытого пушком, лба директорской секретарши и машинистки в одном лице, мисс Ли.

Приглашаем всех сотрудников поучаствовать в коллективном выезде на природу! Уважаемые коллеги!

За всё это время каждый из вас на славу потрудился на общее благо! В преддверии зелёного мая, предлагаю оторваться от будничных забот и, в знак укрепления межличностных связей и дружеских отношений в нашей компании, провести выезд на природу. Прошу всех до единого поучаствовать в этом мероприятии, буду очень рад, если все мы хорошо проведём этот день!

План мероприятия:

1. Время проведения — 9 мая (воскресенье), 10 часов утра, место проведения — район Уидон (сбор в 9 часов у здания компании).

2. Поездка организуется за счёт компании, спиртное и закуска будут приготовлены в изобилии.

3. Намечается интересная развлекательная программа, в том числе игра в поиски сокровищ и другие забавы.

8 мая 1965 года

Директор торговой акционерной компании «Ёниль» Юн Ёниль.

Складывалось впечатление, что директор и его секретарша мисс Ли, вооружившись одной ручкой на двоих, создали вышеописанный шедевр. Это приглашение напомнило агитационные машины с громкоговорителями на крышах времён гражданской войны 1948 года, когда войска северо-корейской армии оккупировали территорию Южной Кореи. Тогда из динамиков разносился приятный нежный женский голос, ясно и отчётливо проговаривающий фразу за фразой, и не подлежало сомнению, что это приказ, хотя было приложено немало усилий высказать его в мягкой форме.

Подумать только! Держать в руке приглашение и представлять себе агитационную машину северо-корейцев! Я не ошибусь, назвав это приглашение приказом. Приказ, который выполняешь с радостью… Итак, тем утром в офисе царила весьма тёплая атмосфера мира и дружбы, будто только что наступила цветущая весна. Светло-синие жалюзи с лёгким постукиванием колыхались от ветра, залетающего в открытое окно. «Надо же, какая неожиданность!» — негромко, но с нескрываемой радостью в голосе, всё ещё зажимая конверт в руке, проговорила одна из сотрудниц другой, той, что сидела напротив. «Не иначе, старику Скруджу нынче ночью привиделся сам чёрт…» — проговорил другой сотрудник. «Такие поездки обычно и проводятся в это время, чего тут особенного… Так и полагается… Другие уже во всю ездят, только мы отстаём», — пробормотал начальник отдела. «В любом случае это — радостное событие! Очень даже вдохновляет!» — сказал ещё кто-то. И даже гордость компании — огромные настенные часы размером с дверь, торжествующе пробили одиннадцать тридцать, их низкое и глухое «Бом!» гулко отозвалось в стенах офиса.

Приглашения в белых четырёхугольных конвертах с подписанными фамилиями сотрудников разносила по столам, снуя туда-сюда по офису, коротко остриженная девушка — ученица женской вечерней торговой школы. В компании она исполняла мелкие поручения, и непонятно, по какому такому недоразумению она пропустила младшего сотрудника отдела по освоению нового рынка, вечно сутулого Мэн Санджина, который с беспокойным видом сидел на своём месте. Он внимательно проследил за руками этой миловидной девчушки, которая, раздав все конверты, вернулась и села на своё место у входной двери в офис. Однако в её миниатюрных пухлых розовых ручках ничего не было. «Ну, теперь и до меня очередь дойдёт, разве унесёшь за один раз все тридцать пять конвертов одновременно?» — подумал Мэн. Однако девушка, склонив голову, начала щёлкать костяшками счётов. Немного погодя она снова встала с места. Но в руках её по-прежнему ничего не было.