Уильям Фуллер - Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России

• Название: Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России
• Автор: Уильям Фуллер
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-86793-729-4

Уильям Фуллер, признанный специалист по российской военной истории, избрал темой своей новой книги печально знаменитое дело полковника С. Н. Мясоедова и генерала В. А. Сухомлинова. Привлекая еще не использованные историками следственные материалы, автор соединяет полный живых деталей биографический рассказ с анализом полицейских, разведывательных, судебных практик и предлагает проницательную реконструкцию шпиономании военных и политических элит позднеимперской России. Центральные вопросы, вокруг которых строится книга: как и почему оказалось возможным инкриминировать офицерам, пусть морально ущербным и нечистым на руку, но не склонявшимся никогда к государственной измене и небесталанным, наитягчайшее в военное время преступление и убедить в их виновности огромное число людей? Как отозвались эти «разоблачения» на престиже самой монархии? Фуллер доказывает, что в мышлении, риторике и псевдоюридических приемах устроителей судебных процессов 1915–1917 годов в зачаточной, но уже зловещей форме проявились главные черты будущих большевистских репрессий — одержимость поиском козлов отпущения и презумпция виновности.

---

Трудно представить, сколько времени понадобилось бы на составление полного списка врагов Сухомлинова в армии, однако еще одного человека упомянуть необходимо, хотя бы из-за той значительной роли, которую он сыграл в последующем процессе: генерал Н.И. Иванов, офицер старательный, хотя и грубый, считался (впрочем, ошибочно) сыном простого солдата. Мучительно стыдившийся своей жалкой внешности, Иванов скрывал уродливое лицо за огромными густыми бакенбардами. Сменив в Киеве Сухомлинова, он привез с собой новую команду, в том числе генерала М.В. Алексеева, впоследствии начальника штаба верховного главнокомандующего в Первой мировой войне. Хотя Иванов нимало не скрывал своей неприязни к военному министру, происхождение этой антипатии остается неясным. Объяснение самого Иванова — мол, из-за некомпетентности Сухомлинова дела в доставшемся ему Киевском военном округе были совершенно расстроены — не кажется правдоподобным82. Более вероятной причиной неприязни представляются неудовлетворенные амбиции. Сухомлинов со своей стороны также не доверял Иванову, именуя его в частных беседах «болваном». Низкое мнение об Иванове только укрепилось после речи, с которой тот обратился при вступлении в должность в январе 1909 года к киевскому гарнизону. Тогда, намеренно или по недосмотру, Иванов не упомянул Сухомлинова в числе своих предшественников на посту главы Киевского военного округа83. Сухомлинов не забыл нанесенной обиды, что, естественно, привело к безнадежному замораживанию карьеры Иванова. Пока Сухомлинов занимал петербургский кабинет военного министра, как Иванов, так и члены его круга были лишены всяких перспектив.

Третью группу врагов Сухомлинова составляли думские политики. Он, конечно, был жупелом для левых, видевших в нем (да и в любом другом, кто занял бы пост военного министра) воплощение военного деспотизма. Однако самые опасные враги Сухомлинова сосредоточились в правоцентристской части политического спектра. Союз 17 октября (партия октябристов) был основан в начале 1906 года на платформе поддержки умеренных реформ и противостояния революции. В Союз, известный своим ультрапатриотизмом и ксенофобией, входило значительное число людей, связанных с промышленностью и торговлей, однако было бы неверно называть его, как это делают некоторые, «партией капиталистов». Эта, самая большая по численности, фракция Третьей Государственной думы до некоторой степени сотрудничала с П.А. Столыпиным, поддерживая его реформу сельского хозяйства и планы русификации окраин. Отношения между главой Совета министров и октябристами, конечно, не были безоблачными и серьезно осложнились весной 1911 года в результате конфликта по вопросу о земствах в Западном крае, когда многие октябристы обрушились на Столыпина с критикой за то, что он, в обход парламента, чрезвычайным указом ввел в западных губерниях систему местного управления84. И все же сотрудничество со Столыпиным обеспечило партии доступ в высшие правительственные сферы, поэтому после гибели Столыпина в сентябре партия почувствовала ослабление своего влияния. Новые министры, близкие ко двору, склонялись, казалось, к восстановлению абсолютной царской власти за счет Думы. Самый яркий из лидеров октябристов Александр Иванович Гучков был полон решимости изменить соотношение сил.

А.И. Гучков родился в 1863 году в семье богатых московских купцов, наживших свое состояние мануфактурным производством. Гучков получил прекрасное образование — выйдя в 1885 году из Московского университета историком, он еще в течение пяти лет изучал классическую филологию в Берлине и Гейдельберге. Несмотря на успехи на научном поприще, спокойным характером он не отличался — напротив, это был человек деятельный, вспыльчивый и беспокойный. Вдобавок он был хвастун, задира и ужасный бабник — дочь позже вспоминала, что их семья никогда не проводила два лета подряд на одном и том же курорте, потому что на второй год все младенцы в колясках были уж слишком явно на нее похожи85. В первой молодости, когда ему было лет около тридцати, Гучков взял привычку неизменно появляться в тех точках земного шара, где происходили исторические катаклизмы. В 1895 году, во время резни армян, он был в Турции. В 1899 году сражался в Южной Африке против Британии на стороне буров и был ранен в ногу, о чем напоминала сохранившаяся на всю жизнь хромота. В 1900 году в Маньчжурии стал свидетелем восстания боксеров, в 1905-м отправился в Македонию, где вспыхнул националистический путч. Во время Русско-японской войны Гучков служил в представительстве Красного Креста на Дальнем Востоке, пока не попал в плен к японцам; освободившись же, занялся созданием партии октябристов.

Возможно, именно благодаря своим приключениям на южноафриканских просторах Гучков считал себя крупным военным экспертом; когда в Думе поднимались вопросы военной политики или ассигнований, он, в качестве члена думской комиссии по государственной обороне, неизменно выступал с публичными заявлениями. Следует, впрочем, признать, что мнения о военной экспертизе Гучкова были неправомерно завышены, и последующие поколения историков наивно приняли за чистую монету его собственные заявления на этот счет. Давно пора отказаться от образа Гучкова как Кассандры по военной части, чьи дальновидные предупреждения и блестящие военные проекты — если бы только тупоумный военный истеблишмент был в состоянии их понять — спасли бы Россию от поражения в Первой мировой войне. Нельзя, конечно, отрицать популярности Гучкова среди офицерского корпуса и рядового состава российской армии; его искренняя преданность делу улучшения условий службы заслуженно привлекла к нему многих. Невозможно оспаривать и тот факт, что Гучков высказывал мнения (часто достаточно реалистические) по целому ряду военных вопросов. Однако основывались они не на собственных его познаниях в военном деле и логических рассуждениях — на самом деле он часто просто повторял то, о чем сообщали ему многочисленные информанты. Среди них был генерал В.И. Гурко, главный редактор официальной истории Русско-японской войны, который, вместе с другими своими сотрудниками, регулярно готовил Гучкову материалы для выступлений по вопросам военного законодательства86. Также среди его консультантов были российские военные атташе в разных странах, начальники штабов нескольких военных округов (среди них глава Киевского военного округа Иванов) и товарищ военного министра А.А. Поливанов87.

Эта, а также некоторые другие люди из военной и политической среды снабжали Гучкова самыми разными сведениями о военных закупках, системах вооружений и лаже разведывательной информацией, частью весьма деликатного свойства и даже составлявшей государственную тайну. Причины, по которым информанты Гучкова игнорировали приоритеты национальной безопасности и военную субординацию, были различны. Важную роль несомненно играло принципиальное несогласие с тенденциями российской военной политики. Впрочем, создается твердое впечатление, что тут не обошлось без мотивов куда низменнее: кое-кто из осведомителей Гучкова был лично заинтересован в увольнении Сухомлинова.

Впоследствии Гучков утверждал, что, когда Сухомлинов вступил в должность, он протянул генералу руку дружбы, однако тот вложил камень в доверчивую ладонь. Сухомлинова мало интересовала возможность сотрудничества с политическим представительством. Собственно, Николай II сам запретил военному министру показываться в Думе. Когда на думских заседаниях требовалось присутствие представителя Военного министерства, Сухомлинов посылал вместо себя Поливанова. Он даже отказывался принимать членов думской комиссии по обороне, хотя и позволял служащим министерства проводить с ними неформальные ознакомительные встречи — в частности, в них участвовали Поливанов, Янушкевич, Лукомский и Мышлаевский88. Мнение октябристов о Сухомлинове как «человеке, равнодушном к интересам армии»89 в большой степени основывалось на том, что он не оказывал Гучкову того уважения и не позволял ему иметь того влияния, которое тот считал своим по праву. Со свойственной ему высокомерной самовлюбленностью Гучков сделал из этого вывод, что в интересах национальной безопасности России Сухомлинов должен быть смещен с поста военного министра. Он, Гучков, станет для Сухомлинова мечом карающим. Что туг невозможного? Разве не Гучков своей речью об армии и семействе Романовых, произнесенной в марте 1909 года, изгнал Редигера, прежнего военного министра? Он до глубины лущи был поражен, когда его блестящие выступления в парламенте и многочисленные запросы не только не пошатнули веру императора в Сухомлинова, но, напротив, ее укрепили.

Изгнание Владимира Александровича с министерского поста превратилось для Гучкова в навязчивую идею, и он не стеснялся в выборе средств для ее осуществления. Годы спустя, тоскуя в изгнании на парижской Ривьере, он признавался: «Я подумал, что, если критики военного министра мы не добьемся, можно на скандале свернуть ему шею»90. Скоро ему в руки попали материалы, на которых можно было заварить хороший скандал.