Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

• Название: Генерал Скобелев. Казак Бакланов
• Автор: Анатолий Корольченко
• Издательство: Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.— 416 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 8-85880-432-2

Используя богатый документальный материал, автор увлекательно рассказывает о жизни и боевой деятельности двух российских военачальников — М. Д. Скобелева и Я. П. Бакланова, воскрешая почти забытые имена и дела патриотов.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

— Черт побери, — думал я, — да он все тише и тише идет, нарочно что ли?

Пальба просто безобразная, то и дело валятся с дороги в кручу люди и лошади…

Мне интересно было узнать внутреннее чувство Скобелева во время сильной опасности, и после я спрашивал его:

— Скажите мне откровенно, неужели это правда, что вы приучили себя к опасности и уже не боитесь ничего?

— Что за вздор, — ответил он. — Меня считают храбрецом и думают, что я ничего не боюсь, но я признаюсь, что я трус. Каждый раз, как начинается перестрелка и я иду в огонь, я говорю себе, что на этот раз, верно, худо кончится…

Я доволен был, что Скобелев смотрел в глаза смерти далеко не хладнокровно, только скрывал свои чувства.

— Я взял себе за правило никогда не кланяться под огнем, — говорил он мне. — Раз позволишь себе делать это, и зайдешь дальше, чем следует».

Данное художником объяснение поведения полководца в минуты опасности раскрывает многое в его характере.

Но вернемся к событиям на переходе через Балканы.

— Дукмасов! Ко мне! — позвал Скобелев ординарца, находившегося поодаль от него. — Берите десятка два казанцев, и ту дрянь, что засела в скалах, уничтожить!

Хорунжий не нуждался в разъяснении: сразу понял, что требовалось. Под стать ему были и охотники, вызвавшиеся идти с ним. Скрываясь в камнях и расщелинах, они незаметно подобрались к флангу неприятельской засады и с криком «ура» атаковали турок. Не ожидавшие нападения, те бросились бежать, сея панику и неразбериху.

— Стреляй чаще, братцы! Не давай уйти басурманам! — кричал хорунжий, подбадривая казанцев.

— Молодцы! Лихо! — не скрыл восторга генерал, наблюдая действия солдат.

Когда хорунжий возвратился и доложил, что приказ выполнен и турки бежали, Скобелев сказал:

— Спасибо, Дукмасов! Благодарю! Поздравляю вас с Георгиевским крестом.

— Рад стараться! — ответил донской казак, польщенный высокой наградой.

В это время выстрелы послышались и позади. Вначале редкие, они с каждой минутой учащались, а потом переросли в сплошную пальбу, заставившую Скобелева насторожиться. Приказав командиру Казанского полка продолжать движение, он поскакал на выстрелы. Оказалось, турки напали на колонну с противоположной стороны, и находившийся неподалеку от места боя Куропаткин принял командование над подразделениями пехоты. Пренебрегая опасностью, он с группой офицеров и казаков поднялся на высоту, чтобы разглядеть неприятельскую позицию.

Стреляли справа. Находясь в надежном укрытии, турки вели меткий огонь, стараясь прежде всего поразить командиров. И едва Куропаткин вышел из укрытия, как был ранен.

Генерала встретил несшийся во весь опор по глубокому снегу казак.

— Подполковника подстрелили! Навылет! — доложил он.

— Какого подполковника? Докладывайте толком!

— Его превосходительство Куропаткина! Сюда вот, в левое плечо. Кровищи…

Скобелев изменился в лице.

— Где он?

— А там, — махнул казак в сторону возвышенности.

Подполковник сидел за огромным камнем, привалясь к нему плечом. Лицо побледнело, губы совсем синие. Приговаривая что-то, фельдшер старательно и ловко бинтовал рану. На глазах на марле росло алое пятно.

Увидев генерала, Куропаткин хотел встать, но не смог.

— Ах, Алексей Николаевич! Как же вы так! Как же! Я же предупреждал…

Генерал не скрывал сострадания. Подполковник был для него не только первым помощником в делах, но и товарищем, испытанным другом с давней поры. Казалось, глядя на раненого, он забыл о том, что от него зависит судьба отряда, лежит ответственность за выполнение трудной задачи, после которой предстоит еще более тяжелое дело. В душе он осуждал подполковника за его опрометчивость, за то, что повел роты на неприятеля, когда с этим мог справиться батальонный командир. Будь он поблизости, ни за что не позволил бы начальнику штаба дивизии испытывать судьбу… Но на войне бывает не до соблюдения правил, и он, Скобелев, часто сам их нарушает.

— Ах, Алексей Николаевич!.. — Он подошел к раненому, осторожно обнял. Глаза его предательски заблестели. Потом с привычной в голосе твердостью приказал: — Раненого немедленно в лазарет, в Габрово!

Перевалом овладели с боя. Шедшие впереди солдаты Казанского полка вконец выбились из сил. Их заменили роты Углицкого полка. Командовал им полковник Панютин, человек энергичный, решительный.

— Уверен, Всеволод Васильевич, что сумеете за ночь вывести полк в долину.

— Будет исполнено, — отвечал тот.

Как ни сложен в горах подъем, еще труднее спуск, к тому же ночью, в постоянном ожидании нападения неприятеля. Местами покрытая льдом дорога так круто уходила вниз, к пропасти, что опасно было не только идти, но даже стоять. Ноги скользили, и приходилось ползти на четвереньках, обдирая руки в кровь. Одна из вьючных лошадей не удержалась, свалилась в пропасть, и казак, который вел ее, чудом удержался, бросив поводья и в последний миг ухватившись за торчащий изо льда камень.

А в это время Скобелев, объехав полки, отдал распоряжение остановиться на ночлег, чтобы с утра, передохнув, снова продолжить движение. У костра одной из рот Казанского полка сидел священник отец Андрей. Протянув к огню босые ноги, он потряхивал парившими портянками.

— Нам бы только спуститься в долину, — говорил усач-унтер, щурясь от огня. — Там, внизу, намного легче будет.

— Как бы не так, — возразил носатенький солдат. — Сколько толклись мы у Плевны? А тоже говорили: плевком мы одолеем эту Плевну.

— Так то ж город! Кому, глядя на зиму, охота уходить из теплых домов! Вот турок и сопротивлялся. Он до холода пужливый. Это мы к морозам привычные, да и то тянемся к огню.

— А мне та долина смертью грозится, — подал голос отец Андрей.

— Как смертью? — переспросил носатенький.

— А просто..

— Ну уж, батюшка, вы паникуете, — упрекнул унтер. — Косая смертушка не только вам заглядывает в глаза. Она над каждым кружится.

— Это, конечно, так. Только она меня наверняка заприметила. Фельдфебель Егоркин говорил, что внизу, под горами, мне придется идти с крестом впереди солдатского строя.

— Зачем? — спросил кто-то со стороны.

— А чтоб вселять в солдатскую душу дух бесстрашия.

— Так мы, батюшка, и без вас справимся.

— Вот и я тоже так думаю. А ежели убьют, кто будет без меня справлять всякие требы?

— Это верно, — согласился унтер. — А может, это только разговоры? Вы бы справились у генерала.

— У кого? У Скобелева? Что ты, что ты! — встрепенулся, будто ужаленный, батюшка. — Ему только скажи, как он сейчас и пошлет. Нет уж, избави, господь, говорить ему такое!

Рано поутру Михаил Дмитриевич был уже на ногах. Спал он плохо. Да и какой сон под открытым небом и в мороз! Одолевали тяжкие мысли. Не обморозятся ли солдаты? Ртуть в градуснике упала за отметку двадцать. Успеют ли повара накормить горячим до выхода? Как Панютин со своим авангардом? Вышел ли он в долину? Доставлены ли раненые, и в их числе и Куропаткин, в полевой лазарет?

Но более всего терзала мысль, что отряд опаздывает с выходом на равнину. Утром он должен быть в долине и начать наступление на деревню Шейново. Наверное, Святополк-Мирский уже развернул свой отряд и пребывает в полной уверенности, что и скобелевский отряд сделал то же.

— Где Келлер? Пригласите его ко мне, — потребовал он от ординарца.

Подполковник Келлер занял после ранения Куропатки-на место начальника штаба. Он заявился с такой незамедлительностью, будто ждал вызова поблизости.

— Какая обстановка, граф? Какие сведения поступили ночью?

— Получено донесение из авангарда. Полковник Паню-тин доносит, что занял деревню Имитли, турок там нет. Принял решение закрепиться и устроить в ней ложементы, особенно со стороны Шейново.

— Указал, какие с ним силы?

— Пока лишь полтора батальона.

— Этого мало. Нужно дать команду, чтоб ускорили спуск в долину. Медлить недопустимо. Нет ли больных, обмороженных?

— Кажется, бог миловал.

— Бог-то, бог, да сам не будь плох.

Генерал объехал поляну, на которой был устроен ночлег. Роты уже поднялись, солдаты жались к угасающим кострам, ждали, когда повара призовут к котлам. В одном месте внимание Скобелева привлекли лежащие на снегу трубы духового оркестра. Медная их поверхность, всегда сиявшая, теперь покрылась изморозью. Откуда-то появился щуплый капельмейстер, преувеличенно бодро отрапортовал. За ним появились музыканты. Вид их вызвал сочувствие.

— Доброе утро, бравые молодцы! — поздоровался Михаил Дмитриевич.

— Здравия желаем, вашство! — недружно ответили те.

— Что носы повесили? Иль наступило худое житье?

— Жалоб нет и хорошего мало, — бойко и с картавинкой ответил один, определенно из кантонистов. — Играть на таком морозе нельзя, можно сорвать губы. Не напрасно ли таскаем медную тяжесть?