Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

• Название: Генерал Скобелев. Казак Бакланов
• Автор: Анатолий Корольченко
• Издательство: Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.— 416 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 8-85880-432-2

Используя богатый документальный материал, автор увлекательно рассказывает о жизни и боевой деятельности двух российских военачальников — М. Д. Скобелева и Я. П. Бакланова, воскрешая почти забытые имена и дела патриотов.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

— Мы с вами еще непременно встретимся, — пообещал Тотлебен.

4 октября они весь день провели вместе, рекогносцируя подступы к Плевне.

— От штурма нужно отказаться, — пришел к заключению Тотлебен. — Нужна блокада. Но прежде обязательно следует взять Горный Дубняк и Телиш. Тогда гарнизон Плевны будет в полной изоляции.

Осторожные, подчас выжидательные действия Тотлебена Скобелев не разделял. Ему были по душе смелость, решительность, внезапность с последующей ошеломляющей неприятеля атакой. Однако, преклоняясь перед авторитетом генерал-адъютанта, он заставлял себя следовать плану.

Через несколько дней Горный Дубняк и Телиш пали, наши войска приступили к планомерной блокаде Плевны. Нашлось дело и для 16-й дивизии, которую теперь все уважительно стали называть скобелевской. Ее позиции находились в Зеленых горах. Полки занимали два гребня, а первый, ближе к Плевне, находился у турок.

В своем дневнике генерал Тотлебен в те дни писал: «Я приказал занять первый гребень Зеленых гор. Отрядом командует генерал Скобелев, герой, какого редко встретишь, но человек без веры и закона. Пункт тот очень важен для турок. Они оказали упорное сопротивление… Пули, казалось, выбрасывались машинами. Несмотря на это, гребень занят и укреплен. Турки тоже укрепились в 200 шагах и несколько раз были выбиты штыками… Скобелев дважды контужен и должен полежать…»

За скупыми записями скрывались следующие события.

Овладеть гребнем Зеленых гор Скобелев приказал Владимирскому пехотному полку. Вызвав его командира полковника Кашнева, он сказал:

— Некогда роты вашего полка запятнали славное имя владимирцев. Надеюсь, помните тот день?

— Было такое. В первый день третьего штурма, 30 августа.

— Вот-вот, поддались они тогда панике. Теперь же эти самые роты пусть атакуют первый гребень. И без победы не возвращаться!

— Я сам поведу их в атаку, — пообещал полковник. — Обещаю, что задачу они выполнят с честью.

В окружении офицеров Михаил Дмитриевич наблюдал из ближайшего укрытия за атакой Владимирского полка. По наступающим часто стреляли, били из орудий, но цепи настойчиво продвигались вперед.

— А, черт! — выругался генерал. — Никак не могу понять…

Не выпуская из руки бинокля, он ступил на банкетку и выбрался из траншеи. Остальные по кивку Куропаткина поднялись вслед.

— А вы чего здесь, господа? Ступайте в укрытие. Могут сразить.

— Поэтому мы здесь, — ответил Куропаткин. — Рядом с вами.

— Ну, хорошо, спущусь. Только вначале вы.

— Ваше превосходительство, ведь только вчера произошла неприятность, — продолжил Куропаткин.

Вчера Скобелев тоже поднялся из окопа, чтобы разглядеть турецкие окопы. Облаченный в белый мундир, он неподвижно стоял, представляя заманчивую для стрелков цель. И случилось то, что должно было произойти. Пуля попала в руку, изорвав и окрасив кровью мундир. Рука вдруг повисла, а лицо генерала побелело.

— Кажется, угодило, — произнес он.

Рана оказалась не опасной, задело лишь ткань, не повредив кости.

Выждав, когда офицеры спрыгнули в укрытие, генерал повернулся, чтобы спуститься. И в этот миг поблизости взорвался снаряд. Будто споткнувшись, генерал упал ниц.

— О-ох! — вырвалось из его груди.

Он попытался подняться — и не смог. К нему бросились офицеры.

— Что случилось? Вы ранены? Позвольте…

— Я сам. — Оперся на раненую руку и скривился от боли.

Осколок снаряда, а может быть, камень или пуля, не повредив мундира, ударил в спину, против сердца, вызвав контузию.

— Три дня надобно лежать, — предписал доктор вынесенному на носилках генералу.

Его поместили в болгарскую хату-мазанку, прибежище какого-то отшельника или пастуха, предписали лечение. Весть о ранении Скобелева облетела армию со скоростью света. В тот же вечер прибыл Верещагин. Осторожно склонился над раненым. Тот находился в забытьи, однако открыл глаза, узнал старого друга.

— Ну, как? Болит?

— Немного… Отходит.

— Ах, Михаил Дмитриевич! Зачем вы так рискуете собой? Кому это нужно?

— Делу, — попробовал улыбнуться тот, но улыбка получилась вымученной.

— Ваша лихость во вред и вам, и ближним. Люди, которые при вас, подвергаются опасности, гибнут. Возле вас погиб мой брат Сергей, второй брат получил ранение. Если б я вас не знал, то подумал, что вы просто бравируете…

— Не надо, — Михаил Дмитриевич дотронулся до колена художника и устало закрыл глаза.

Художник поднялся, и в комнате наступило долгое молчание.

Сергей Верещагин состоял при Скобелеве ординарцем. Он сам, будучи добровольцем, упросил генерала взять его к себе. Владея искусством художника, он часто вызывался на опасные рекогносцировки. Приблизившись к неприятельскому расположению, он быстро наносил на бумагу места нахождения окопов, орудий, наблюдательных пунктов, доставляя таким образом сведения командиру для принятия решения.

И 30 августа в третьем штурме Плевны он сам вызвался на опасное дело. Удалившись от отряда, принялся за свое дело, когда его заметили башибузуки. Они подобрались и безжалостно изрубили его.

На следующий день раненого Скобелева посетил главнокомандующий, великий князь, пожелал скорейшего выздоровления и, обремененный заботами, уехал. А после него был и отец.

— Не волнуйся, тебе вредно, — сказал Михаил Дмитриевич. — Я почти здоров. Сам-то как?

Дмитрий Иванович только отошел от болезни. Неожиданно схватило сердце, и он более трех недель провел в госпитале.

— Я-то что? Свое дело на земле сделал. Так что обо мне говорить нечего. У тебя же все впереди.

— Меня не здоровье беспокоит.

— Что же еще? Скажи, помогу.

— Зима приближается, а у солдат, кроме шинели, ничего нет. Перемерзнут ведь…

— Так что надобно?

— Полушубки. Обычные, которые солдатам не положены.

— Это же сколько их надобно? — насторожился отец.

— На дивизию.

— На всю дивизию?

— Да. Я подсчитал: десять тысяч. Ты только не скупись. Уплати, а интендантство доставит. Деньги потом возвращу.

— Откуда ж у тебя найдется столько? — усмехнулся отец. — Ну, хорошо. Выполню просьбу. Завтра же переговорю с поставщиками.

На четвертый день Михаил Дмитриевич потребовал коня и возвратился на свой командный пункт. В его отсутствие солдаты расширили блиндаж, прорубили оконце, сбили топчан, положили на него набитый сеном матрац. Даже приспособили рукомойник.

— Теперь ему будет удобно, а то ютился в норе какой-то, чисто как басурманин, — говорили солдаты, довольные работой.

Остался доволен и генерал:

— Какие хоромы соорудили, ничего подобного не видал. Вот если б только повыше потолок, а то макушкой едва не достаю.

Между тем блокада Плевны продолжалась. В союзе с румынскими соединениями русские войска охватили город плотным кольцом. Из России подошли свежие силы, в их числе гренадерский корпус генерала Гонецкого. Его бригады и полки заняли оборону на важных рубежах, отрезая туркам путь к отходу. 16-я скобелевская дивизия крепко удерживала позиции на Зеленых горах, надежно перекрыв путь возможного прорыва неприятеля к Ловче.

Вскоре из Закавказья, где действовала против турок армия под командованием великого князя Михаила Николаевича, пришло сообщение, что русские войска овладели Карсом, а его гарнизон сдался на милость победителя.

— Непременно нужно сделать так, чтоб о том узнали воины Осман-паши, — сказал Михаил Дмитриевич.

— Может, заслать в крепость гонца? — предложил Куропаткин.

— Нет, это дело долгое, нужно, чтобы сразу. Сообщение подорвет у турок дух. Подумайте, как сделать.

Кто-то предложил вырезать на попонах турецкие буквы и выставить их над траншеей.

— Так скоро же ночь!

— А мы подсветим фонарями.

Драгоман вывел на попонах по-турецки слова, их искусно вырезали, казаки-охотники закрепили над траншеей. Позади попоны выставили тридцать фонарей. Поначалу на турецкой стороне было тихо, словно бы ничего не произошло. Но потом, видимо, прочитав и поняв смысл, турки открыли стрельбу. Одиночные выстрелы участились, потом переросли в сплошной треск. Пули градом сыпались на плотное сукно, вконец его изрешетив. А буквы все светились, сообщая неприятелю безрадостную весть: «Карс взят».

Однажды Михаил Дмитриевич возвратился из главной квартиры в приятном расположении духа, велел найти Куропаткина. Тот прибыл без промедления, как всегда спокойный, ровный.

— Поздравляю, Алексей Николаевич, от всей души рад. — Генерал крепко пожал капитану руку.

Он словно бы светился своей улыбкой, расположением, словами, в которых звучала искренность вместе с теплотой и радостью.

— С чем поздравляете, ваше превосходительство?