Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 1

• Название: Александр Дюма Великий. Книга 1
• Автор: Даниель Циммерман
• Издательство: ТЕРРА; Физкультура и спорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00857-5

Подробная биография — настоящий путеводитель по творчеству Александра Дюма-старшего (1802–1870) — принадлежит перу известного современного романиста, лауреата многочисленных литературных премий Даниеля Циммермана.

---

Он собирает чемоданы, запасается тремя тысячами франков. С Белль решено, что она будет сопровождать его лишь до Марселя. Опасается она не столько риска, заключенного для завоевателей в завоеванном городе, сколько морской болезни, поскольку уже подустала от тошноты в первые месяцы беременности. Отъезд назначен на семнадцать часов в понедельник 26 июля. Александр еще не знает, что накануне в своей резиденции в Сен-Клу король подписал четыре указа, из которых два, по крайней мере, нарушают Конституционную Хартию[80]. Первый касается прессы, обвиненной в том, что она является «инструментом бунта и беспорядка». Ни одна газета не могла отныне выходить без специального разрешения, возобновляемого каждые три месяца. Нарушителей ждало «уничтожение» печатных станков и шрифтов. Вторым приказом распускалась Палата депутатов по причине ее происков, «вводящих в заблуждение и обманывающих избирателей». Третий вносил изменение в избирательное право. В голосовании отныне могли принимать участие лишь крупные землевладельцы, то есть примерно двадцать пять тысяч избирателей на всю Францию. Наконец, последний указ назначал новые выборы на сентябрь. Разумеется, Талейран поспешил предупредить об этом заранее своего друга Жакоба Ротшильда, чтобы тот перестал играть на Бирже на повышение. 26-го утром Александра разбудил Ашил Конт:

«— В «Moniteur» опубликованы указы… Вы не изменили своего решения уехать в Алжир?

Разумеется, остаюсь! Здесь будет гораздо интереснее, чем было бы там!

Затем я позвал слугу:

— Жозеф, — говорю я ему, — ступайте к моему оружейнику, принесите от него мою двустволку и двести пуль двадцатого калибра!»

Александр запирает оружие и боеприпасы в шкаф и уходит за новостями. В Париже спокойно. Белль не очень понимает, почему она должна распаковывать багаж. В Пале-Рояле невозможно поймать ни Орлеанского, ни Броваля, ни Удара, и Александр отправляется в «Cafe du Roi». Там журналисты монархического толка из «la Foudre», «Drapeau blan» и «Quotidienne» выражают свой бурный восторг по поводу указов. Только мудрый Лассань кажется озабоченным. Появляется Этьен Араго. Он приглашает Александра с собой в Институт (Французский Институт — объединение пяти академий. — Примеч. пер.), где его брат Франсуа должен произнести речь в честь своего сотрудника Френеля, создателя зеркал и формул, носящих его имя, при этом в жизни — убежденного легитимиста, в противоположность убеждениям Франсуа Араго, который в создавшейся политической ситуации отказывается произносить свою речь. Кювье и другие академики настаивают, и он в конце концов соглашается:

«— Ну что, будешь ты говорить? — спросил его Этьен.

— Да, но будь спокоен, — ответил он, — в конце моей речи, уверяю тебя, они убедятся, что было бы куда лучше, если бы я не говорил».

И Франсуа Араго бичует нарушение Конституционной Хартии. Кювье делает кислую мину, а Александр и подавляющее большинство публики горячо приветствуют ученого. Пользуясь своим посещением Института, Александр идет поздороваться со своей приятельницей Эммой Гюйе-Дефонтен, в доме которой он нашел столько же блестящих умов, сколько и у Нодье, и у Циммермана. От мужа Эммы, только что вернувшегося с Биржи, он узнает о царящей там панике, о том, что Талейран и Ротшильд вовремя сыграли на понижении и много выиграли. Ужинает Александр «У Вефура». В саду Пале-Рояля «молодые люди, взобравшись на стулья, громко читали вслух «Moniteur», но это подражание Камилю Демулену особого энтузиазма у публики не вызывало». От «Вефура» Александр отправляется в дом к Лёвенам, но Адольфа нет дома, он уехал к Лаффиту. Банкир, как и герцог Орлеанский, не подает никаких признаков жизни, предпочитая дать слово оппозиционной прессе. Само собой разумеется, что граф Лёвен пребывает на большом собрании в «Courrier francais», где журналисты горячо обсуждают манифест, напечатанный в «National», весьма осторожным, но безусловно преданным Орлеанскому Тьером: «Законный режим нарушен, начался режим силы. Правительство попрало законность и тем освободило нас от повиновения»[81]. Весть о том, что на первой стадии трибунал признал королевский указ незаконным, побудила сорок пять журналистов, представляющих двенадцать органов прессы, подписать манифест Тьера. Они разошлись, договорившись продолжать свои публикации даже и без разрешения. Но в действительности большинство издателей, опасаясь за свое имущество, отказалось присоединиться к движению. Александр снова заезжает к Белль и, не задержавшись у нее надолго, возвращается к себе, «дабы сохранить на следующий день полную свободу действий».

Во вторник 27-го напряжение нарастает. Типографские рабочие, осужденные на безработицу, выходят на демонстрацию с лозунгами «Да здравствует Хартия! Долой министров!» К ним присоединяются студенты и разгневанная толпа. Появляются первые баррикады. Войска разбирают их, не встречая до поры до времени вооруженного отпора. Всякий раз, когда он предчувствует важный поворот в своей жизни, Александр испытывает потребность повидаться с Мари-Луизой. Успокаивать ее бесполезно, поскольку она совершенно не в курсе политической ситуации, поэтому он просто целует ее, ласкает кота Мизуфа и уходит. Встреча с Полем Фуше, родственником Виктора Гюго, «близоруким и рассеянным молодым человеком <…>, постоянно наталкивающимся на прохожих, на каменные тумбы и на деревья, на которых он как будто ищет афиши театров, которые играют его произведения». И, конечно же, в данный момент Фуше необходим внимательный слушатель: он написал новую драму. Александру еле удалось сбежать от чтения при помощи проезжающего мимо фиакра. Он идет к полемисту Арману Каррелю и застает его спокойно обедающим. Александр убеждает Карреля, что надо идти на улицу. Каррель вооружается пистолетами. Александру же не кажется необходимым воспользоваться пистолетами Меннесона.

Они смешиваются с толпой на бульварах. Волнения, жандармы грабят помещения «Temps», одной из немногих газет, решившихся опубликовать манифест протеста. Впрочем, это не совсем точно сказано, полиция хочет только войти в типографию, чтобы уничтожить печатные станки. Александр наблюдает сцену из первого ряда. Комиссару препятствует директор «Temps» Бод, «колосс пяти футов и восьми-десяти дюймов, с черными волосами, густыми и развевающимися, как грива <…>; голос у него был такой сильный и гулкий, что в гуще революции был подобен молнии в бурю». Во главе группы рабочих и журналистов он потрясал Кодексом, открытым на статье взлом, которую он громко читал взломщику: «И будет наказан каторжными работами всякий, кто…» При упоминании закона взломщик снимает фуражку, он расстроен, он поворачивается к комиссару, он уклоняется от дальнейших действий. Комиссар вербует второго слесаря-взломщика, который «теряет» свою связку ключей, пробираясь через толпу манифестантов. Комиссар хотел было его арестовать, «но толпа открывается перед ним, обволакивает его своими складками и увлекает в свой водоворот». Конные жандармы заряжают ружья. Александр обращается в бегство. Шум канонады со стороны Пале-Рояля. Каррель возвращается домой, он против вооруженного сопротивления. Александр бежит туда, где жарко. Навстречу ему попадается доктор Тибо, ставший близким другом генерала Жерара, который поручил ему встретиться с бароном де Витролем с целью формирования нового кабинета министров взамен полиньяковскому. Александр не верит в чудодейственное лекарство доктора и решает вернуться в пригород Сен-Жермен. Улица Вивьен забита солдатами с примкнутыми штыками. Александр ретируется в кафе при театре Нувоте.

«Войска шли строевым шагом, заполнив улицу во всю ее ширину и гоня перед собой мужчин, женщин, детей.

Теснимые солдатами люди пятились с криками:

— Да здравствуют прямые наследники!

В открытых окнах женщины махали платками и кричали:

— Не стреляйте в народ!

Среди людей, гонимых солдатами, были персонажи, которые являются на свет дневной лишь в определенные моменты, чтобы запустить в ход бунт или революцию, и которых можно было бы назвать людьми начала».

На площади у Биржи полк оставляет дюжину часовых у деревянной лачуги, а сам движется дальше в сторону Бастилии. Появляются вездесущие парижские мальчишки, которым отдал дань Делакруа в «Свободе, ведущей народ», и которых после Гюго будут звать гаврошами, и в наши дни эти юные жители предместий не убоятся регулярных войск, будь то в Мюро, Аржантейе или Воль-ан-Велен. В 1830 году они кричат: «Да здравствует Хартия!», которой, разумеется, и в глаза не видели. Они обстреливают войска камнями. Один из солдат стреляет и попадает, убита молодая женщина. В тот же миг гаснут все огни, закрываются все лавочки. Под предводительством Этьена Араго на площади появляется группа людей. Александр спрашивает друга:

«— Что происходит, — спросил я его, — и что решили?