Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 1

• Название: Александр Дюма Великий. Книга 1
• Автор: Даниель Циммерман
• Издательство: ТЕРРА; Физкультура и спорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00857-5

Подробная биография — настоящий путеводитель по творчеству Александра Дюма-старшего (1802–1870) — принадлежит перу известного современного романиста, лауреата многочисленных литературных премий Даниеля Циммермана.

---

Выходя от Девериа, Александр позволил себе ироническую улыбку: «Только у Гюго есть эта мания заставлять своих персонажей появляться через окна, вместо того, чтобы входить в двери». Но в общем он не чувствует себя уничтоженным. Если «Марион Делорм» или скорее «Эрнани» «более значительны по форме», то «Генрих III» «сильнее по сути», и под вторым замечанием можно только подписаться. Что касается формы, то следует признать, дорогие читатели, что в театре предпочтительней видеть героев во плоти и крови, изъясняющихся прозой, нежели музыкальные автоматы, какими бы мелодичными они ни были. Однако пока что Александр не сделал того логического заключения, согласно которому он не в силах соперничать с Гюго на его поле, он решает вернуться к «Христине», используя некоторые приемы «Марион Делорм». Утром, «прежде чем перестала звучать музыка стихов, услышанных накануне, я принялся за работу, убаюканный их умирающей гармонией». Он будет биться несколько дней, пока не поймет, что начинать надо не с поэтических заплат. Надо заново составить план, сломать единства времени и места, сочинить новый персонаж, чтобы удовлетворить Вирджинию Бурбье, и придать ансамблю «более современную и более драматическую манеру».

«Сознанию труженика свойственны особые заботы, порою настолько странные, что они близки к маниакальным; то ему кажется, что план возникнет у него лишь в определенном месте; то он ищет какую-то специальную бумагу, на которой только и может быть написана его пьеса. Я же вбил себе в голову, что найду новую «Христину» в старой «Христине» только в том случае, если совершу небольшое путешествие, и меня убаюкает мерное движение экипажа». С 16 по 18 июля он едет дилижансом в Гавр, потом вдоль побережья до Шербура, заезжает в Дьепп и возвращается в Париж с новорожденной «Христиной, или Стокгольм, Фонтенбло и Рим». Вирджиния Бурбье счастлива, ей досталась роль Паулы, тайной любовницы Мональдески, переодетой в пажа, совершенно аналогичная той, что сыграла Луиза Депрео в «Генрихе III».

Принятая к постановке в Комеди-Франсез 11 июля, «Марион Делорм» была запрещена цензурой 1 августа. Гюго просит аудиенции у своего покровителя — короля. «В то время к французским королям можно было явиться лишь в национальном мундире и при шпаге». Тэйлор снабжает Гюго всеми этими необходимыми аксессуарами, почерпнутыми из гардероба Театр-Франсе, и тот отправляется в Сен-Клу. Он вынужден ждать целый час, пока графиня дю Кейла вместе с Карлом X «закончат с министерством Полиньяка», наиболее реакционным во все время Реставрации, идущим на смену «остроумному» и гибкому Мартиньяку. Потом принимают Гюго. Поскольку «Марион Делорм» выводит на сцену уже не Валуа, как «Генрих III», но Бурбона, «Людовика XIII, короля, над которым властвовал священник»[67], король поддерживает запрещение пьесы цензурой, но компенсирует свой запрет увеличением содержания автору в два раза. Купить себя поэт не позволяет, и Гюго высокомерно отказывается от прибавки, но милостиво соизволяет по-прежнему принимать ранее назначенные две тысячи франков. Александр решительно протестует против разительного самоуправства, произведенного над его «другом Виктором Гюго», но делает это в «Сильфе», в стихах, из которых достаточно процитировать лишь первые строчки:

Они сказали: «гениальный труд,
Как факел, освещает путь в ночи,
Изгнать его — так значит все вокруг
Вернуть во мрак».

И мертвенным своим дыханьем
Сгустили мрак до полной темноты;
Однако и во тьме мерцает огонек,
Поэту от рожденья Божий дар.

Даже с точки зрения рифмы не очень-то любезно трактовать Гюго как почти что дебютанта, как мерцающий огонек, что, правда, вовсе не помешало последнему написать «Эрнани». Сын одной из фавориток Марии-Антуанетты и недавний эмигрант, Полиньяк, 8 августа сформировал свое министерство. Военным министром назначен генерал Бурмон, бывший шуан, который, получив от Наполеона и пост, и награды, стал его врагом накануне Ватерлоо. В Министерстве внутренних дел — Ля Бурдоне, взывавший в 1815 году к «заслонам, оковам, палачам». В «Journal des Debats» новое правительство характеризуется следующим образом: «Кобленц! Ватерлоо! 1815! Хоть выдавливайте, хоть выкручивайте это министерство, все равно не выжмите ничего, кроме унижений, несчастий, опасностей»[68]. Директор газеты Бертен осужден на шесть месяцев тюрьмы, но признан невиновным апелляционным судом. Гюго и двух месяцев не затратил на «Эрнани». Понадобился весь авторитет Тэйлора, чтобы начать репетиции в начале октября. Дело в том, что после «Генриха III» актеры Комеди-Франсез весьма настороженно относились к «этому нашествию варваров». Романтики могли рассчитывать лишь на поддержку старого Жоани и на доброжелательный нейтралитет Фирмена. Мишло же их ненавидит, а «в ласках, расточаемых нам мадемуазель Марс, всегда чувствовались мысленные оговорки изнасилованной женщины». Гюго, хотя и не был негром, имел с нею такие же трудности, как и Александр, и в вечер премьеры «Эрнани» знаменитую фразу «Вы гордый мой и благородный лев» она заменила более банальной, собственного изготовления: «Вы, сударь, благородны и горды».

Поскольку «Христина» Броля не имела никакого Успеха, а «Христина» Сулье должна была пойти в Одеоне, Александр просит о включении своей в программу Театр-Франсе у его «директора, совершеннейшего мулата с печальными глазами и желтой кровью, имя которого я забыл». Не доверяйте уродливым и желчным людям: от Александра потребовали чтения его второй версии перед Комитетом. Он отказывается, так как с изменениями или без оных труд его был уже принят. На премьеру Сулье 13 октября он не идет, друг и соперник его не приглашает. Но это не спасает его пьесу от провала, от которого она уже не оправится. Директор Одеона Гарель предлагает Александру сыграть его «Христину» с теми же актерами, в числе которых — мадемуазель Жорж, которые были заняты в почившей пьесе Сулье. Нельзя отказать этому Гарелю в деликатности: «Пусть вас не тревожит мысль, что вы губите пьесу друга. Вчера она умерла своей смертью». Александр переправляет это послание Сулье с припиской: «Дорогой Фредерик, прочти это письмо. Какой же разбойник твой друг Гарель!» Ответ гласил: «Мой дорогой Дюма, Гарель мне не друг, он директор. Гарель — не разбойник, он — спекулянт. Сам бы я не сделал то, что делает он, но ему бы посоветовал сделать то же самое. Собери все, что осталось от моей «Христины» — должен тебя предупредить, что этого много, — брось все в первую же попавшуюся мусорную корзину и пусть играют твою пьесу». В те времена умели поступать красиво!

В том же октябре 1829 года он готовится к новой битве в связи с тем, что в Комеди-Франсез собираются играть «Отелло» не Дюси, а Шекспира в переводе Альфреда де Виньи. Александру и Гюго по двадцать семь лет, Виньи — тридцать два, «мы видим, что все эти разрушители очень молоды и что революционные поэты сильно смахивали на трех генералов Революции, о которых я как будто уже говорил и которые командовали армией на Самбре и Маасе, имея семьдесят лет на троих. Это Гош, Марсо и мой отец». Между тем бывший капитан и будущий автор «Неволи и величия солдата» не был похож на воина: «Вежливый, приветливый, кроткий в обращении, но производящий впечатление существа абсолютно не материального <…>, де Виньи никогда не касался земли из необходимости: когда он свертывал крылья и случайно оказывался на вершине горы, то была уступка, которую он делал человечеству, и, кроме того, в конечном итоге ему удобнее было в таком положении вести с нами свои короткие беседы». И дабы ангел не пал 24 октября, романтический Кружок в полном составе явился поддержать его в Театр-Франсе. И пусть в мадемуазель Марс не было «ничего от меланхоличной, кроткой и наивной возлюбленной мавра», а Жоани «со своим курносым носом» вовсе не был похож на Отелло, «рык африканской ревности» от этого воспринимался не хуже, и Шекспир получил свою овацию. В вечер этой битвы не произошло ни Вальми, ни Жемапа, разве что небольшой Хондскуте (в 1793 году французы побили при Хондскуте англичан и австрийцев. — Примеч. пер.)

Что касается «рыка африканской ревности», то у венецианского мавра он не шел ни в какое сравнение с львиным рыком Александра. Бальзак только что опубликовал свою «Психологию брака», а супруг Мелании грозился приехать в Париж. То ли бравый капитан Вальдор соскучился по жене и дочери в дальнем своем гарнизоне в Тионвиле? Или все это подстроила Мелания? Она хорошо знала своего Александра, который очень быстро пресыщался косностью, как в работе, так и в любви. Лишь преграды — физические, интеллектуальные или моральные — стимулируют, захватывают его, поддерживают в нем прежнее состояние духа. Парадокс Мелании в том, что, будучи нарушительницей супружеской верности, она ровно два года появлялась повсюду — в салонах, на приемах или спектаклях — в качестве постоянной спутницы мужчины, наставляющего ей рога, как будто она была его законной супругой. Чтобы вернуть Александра, ей нужно было снова стать тем более желанной, что требовалось постоянно и под большим секретом отбивать ее у худшего из соперников — законного мужа. Расчет был точным: как только Александр узнал о возвращении Вальдора, все в нем взыграло вновь, в том числе и «ревность, самая жестокая, которую он когда-либо испытывал» и от которой он чуть было не «сошел с ума». Однако не до такой степени, чтобы не реагировать на все происходящее в своей обычной манере, то есть одновременно с двух точек зрения.