Василий Стенькин - Без вести...

• Название: Без вести...
• Автор: Василий Стенькин
• Издательство: Бурятское книжное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1970

В основе романа «Без вести...», отмеченного в 1984 г. дипломом и премией КГБ СССР как одно из лучших произведений о чекистах и пограничниках, лежит документальный материал.

Книга рассказывает о патриотизме, духовной стойкости и мужестве советских людей, оказавшихся после войны в разлуке с Родиной и не щадивших своей жизни ради того, чтобы снова встретиться с ней.

В романе раскрываются коварные приемы и методы деятельности буржуазных разведок и находящихся у них на содержании зарубежных антисоветских организаций, таких, как Народно-трудовой союз (НТС).

---

— Что ж, жить приходится, — осторожно проговорил он.

Милославский указал Каргапольцеву на кресло, предложил сигарету. Иннокентий, не торопясь, уселся, а от сигареты отказался. Константин Витальевич незаметно придвинул к себе бумажку, прочитал трудную фамилию и произнес:

— Мы давно знакомы с вами, господин Каргапольцев, но обстоятельства складывались так, что поговорить... э-э-э... по-серьезному не удавалось... И вот я пригласил вас... Мне докладывали, что вы человек правдивый и откровенный.

— Когда-то был шибко правдивым, — усмехнулся Иннокентий, — но, кажется, начинаю портиться.

— Выходит, теперь и соврать можете?

— Врать я не привык, господин комендант. — Хотя у нас в Забайкалье говорят: если человеку выгодно, он соврет... Мой отец считал: все врут — и поп, и даже верующий на исповеди, коли есть польза.

— А что, мне нравится это рассуждение. В нем есть доля истины.

Константин Витальевич привалился к спинке кресла, глубоко затянулся сигаретой.

— Да, рассуждение вашего отца мне нравится, — снова проговорил Милославский. — Теперь я задам вам один вопрос. Понимаю: отвечать на него правдой вам, пожалуй, не выгодно. Можете ответить?

— Попробую, господин комендант.

— Да, и еще одна просьба: обращайтесь ко мне по имени и отчеству. Меня зовут, как вам известно, Константин Витальевич.

— Извините, господин комендант. Такое обращение непривычно.

— Ну, хорошо... Скажите, господин Каргапольцев, вы очень скучаете о родине?

— Не понимаю, для какой цели, господин комендант, понадобилось вам знать это, но отвечу честно: скучаю.

— О ком или о чем больше всего?

— Скучаю о родителях, о девушке, которую любил, о Байкале и... вообще обо всем.

— Тоска о родных и девушке мне понятна, но скучать об озерах и речках — занятие, по моему мнению, достойное сентиментальных девиц, но не мужчины.

Каргапольцев неопределенно пожал плечами.

— Теперь давайте продолжим рассуждения... Я полагаю, что ваши родители давно умерли в концлагере. С точки зрения коммунистов — вы изменник, а с членами семей изменников там не очень церемонятся... А девушка? Она вряд ли вспоминает о вас. Ей сколько лет сейчас?

— Тридцать с небольшим, должно быть.

— Думаете, она вас ждет столько лет? — Милославский помедлил. — Я понимаю, для вас этот разговор неприятен, но у нас ведь говорят: лучше горькая правда, чем сладкий обман. Да, правда не всегда бывает такой, какой нам хочется... И получается, Иннокентий Михайлович, что скучать тебе не о ком, — заключил комендант, неожиданно переходя на «ты». — И о тебе вряд ли кто скучает. И я так скажу: вообще понятие родина — штука весьма неопределенная. Все это выдумано для обмана доверчивых людей. Сказали тебе: вот твоя родина, умирай за нее. И ты идешь на смерть. А зачем? Человеку отпущена одна жизнь. Страну, которая обеспечит мне богатую и счастливую жизнь, я готов в любой час назвать своей родиной. Если бы удалось открыть все границы и сказать людям: живите, кому где хочется, на земле наступило бы царство божье.

— Кто же этому мешает?

— Коммунисты, социалисты и прочие фанатики. Только российские солидаристы и их союз выступают за всеобщее единение людей и благоденствие. Правда, в последнее время в свободных странах Европы кое-что делается в этом направлении. Идея объединенной Европы — первый правильный шаг. Ведь все войны и вызванные ими бедствия происходят именно от того, что мир разделен на национальные вотчины. Представь себе на минуту, что на всей земле одно государство... Воевать не с кем, разве с марсианами!

Милославский закатился скрипучим, прерывистым смехом. Иннокентий с трудом улавливал смысл разглагольствований коменданта, в спор с ним не вступал. Он не первый раз слышал изложение космополитических идей, но взгляды Милославского, в которых странным образом перемешались космополитизм, антикоммунизм и антисоветская идеология «российских солидаристов», казались ему особенно циничными. Однако с некоторыми мыслями Милославского он даже готов был согласиться. Но главное он все же уловил и понял правильно: эти рассуждения выгодны тому, кто хочет господствовать над всем миром.

— Человек — гражданин Вселенной. Вот это звучит! Извини, — продолжал Милославский, усаживаясь в кресло, — утомил я тебя. Слушаешь, поди, и понять не можешь, к чему все это. Так что ли?

— Откровенно говоря, да.

— Раскрою секрет. Только еще один вопрос: возвращаться на родину собираешься?

— Нет.

— Почему?

— Боюсь.

— Кого?

— Прежде всего своей совести.

— А русской каторги?

— Тоже боюсь.

Этот быстрый короткий диалог доставил удовольствие коменданту. Длинные пальцы коменданта весело заплясали на зеленом сукне, а потом вдруг замерли.

— Я, дорогой... э-э-э... Иннокентий Михайлович, одобряю твое решение. Кроме тех соображений, которые ты высказал, мы не можем не учитывать наше теперешнее положение. Стоит только заикнуться тебе о своем желании вернуться на родину, как на твою голову посыплются неприятности...

— Это я знаю, господин комендант.

Лицо Константина Витальевича выразило подобие улыбки.

— Я считал своим долгом предостеречь тебя. Уж поверь мне, я знаю, как создаются эти неприятности...

«Еще бы... — подумал Иннокентий. — И нам известно: сам ты называл хороших парней «русскими агентами», обвинял их в «коммунистической пропаганде»... И парни бесследно исчезали.

Комендант значительно помолчал и спросил:

— Ты совершенно откровенно отвечал мне?

— Да. По крайней мере, сейчас я иначе не думаю.

— Тогда, господин Каргапольцев, я советую тебе примкнуть к нашему движению, вступить в Народно-трудовой союз.

«Вот теперь все ясно, — уже весело подумал Иннокентий, вспомнив о беседах с Нейманом. — Батька правду говорил: бывает, что зверь сам бежит на охотника».

— Тяжелый вопрос, господин комендант, — осторожно заметил он, чтобы не насторожить Милославского поспешным ответом. — Я зарок давал себе: никогда не вмешиваться в политику.

— Я тридцать лет, Иннокентий Михайлович, следовал этому правилу и вот отказался. Сейчас нельзя стоять на обочине дороги: сшибут. Надо выезжать на центральную часть и мчаться во весь опор. НТС — это та лошадка, которая может привезти нас на русскую землю.

«Хилая лошаденка», — насмешливо подумал Иннокентий. А вслух произнес:

— Я, стало быть, согласен. Однако хотел бы знать, к чему это меня обяжет?

Милославский подошел к шкафу и достал оттуда несколько брошюр.

— Вот почитай программу и устав союза и у тебя все станет на свое место.

Каргапольцев поднялся, принимая книжонки.

— Когда их вернуть вам, господин комендант?

— Оставь себе. Через пару дней скажешь свое решение.

Через два дня Милославский встретил Иннокентия еще более любезно. Тут же попросил заполнить необходимые документы для вступления в НТС. События понеслись со скоростью, захватывающей дух. Милославский, всегда подозрительный и осторожный, на этот раз был обольщен успехами психологического опыта и, уверовав в непогрешимость своего метода познания людей, проникся к Каргапольцеву искренним расположением. Вскоре он сообщил Иннокентию о принятии его в члены союза, подчеркнув, что это открывает перед ним большие возможности.

В конце мая Каргапольцев сидел вечером дома у Рудольфа и рассказывал:

— Крепко зацепился за меня Милославский. Стало быть, понравился я ему. Говорит, когда закроют лагерь, возьмет меня с собою... Боюсь, как бы не влипнуть в какую неприятность.

— Молодец, товарищ Каргапольцев, все идет правильно. На днях поедем с тобой в Мюнхен...

— Комендант тоже собирается меня везти туда...

— Поедем все вместе, — засмеялся Нейман. — Там я познакомлю тебя с одним хорошим человеком... О Николае ты не говорил с Милославским?

— Только было заикнулся, комендант сразу точно взбесился. Он за что-то сильно злой на него.

— Может, за того осведомителя?

— Однако, не только за это.

— Повременим с ним, там видно будет. — Рудольф позвал жену. — А ну-ка, Изольда, дай нам закусить. Всякое хорошее дело надо сбрызнуть, чтоб не засохло.

Иннокентий возвращался в лагерь поздней ночью. Когда он повернул на лесную дорогу, пахнуло свежестью и ароматом цветущих трав. В кустах стрекотали цикады и мерцали зеленоватые огоньки светляков. «Весна... Сейчас и Байкал, должно, освободился ото льда, — подумал он. — Отец, однако, с сетями вышел...» И вдруг точно шилом в сердце: «А может, и правда в лагере сидит из-за меня?»

Он хотел спросить об этом Рудольфа, — механик, наверное, больше знает о положении в советской стране, — но постеснялся. Иннокентий доверял своему немецкому другу, но временами где-то в глубине сознания шевелилось сомнение: «Шут его знает, ведь немец». И даже сейчас, вступив по его предложению в шайку «солидаристов», он не был полностью уверен в правильности своих действий. Ясно одно: эти события сделают крутой поворот в его жизни. Иннокентий шел навстречу им. И лишь изредка оглядывался, охваченный возникшими сомнениями.