Ольга Гладышева - Юрий II Всеволодович

• Название: Юрий II Всеволодович
• Автор: Ольга Гладышева
• Издательство: Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-271-00852-5

Роман О. Гладышевой и Б. Дедюхина «Ночь» посвящен одной из наиболее трагических страниц русской истории. Ее герой — великий князь владимирский Георгий Всеволодович — был одним из тех, кто попытался сплотить русских князей в борьбе против общего врага — монголо-татар. Книга — широкомасштабное историческое полотно, правдиво и ярко рисующее картину жизни Руси XIII века, достоверно воссоздающее противоречивую политическую атмосферу той эпохи.

---

Был этот шепот из уст в ухо столь прост и убедителен, что Мстислав совершенно успокоился и во всем положился на брата.

Утром Всеволод зашел в гридницу, послал мечника за Петром Ослядюковичем.

Петр-воевода был высок ростом и чреват. Когда вошел, показалось, что в гриднице стало сразу тесно. Всеволод уважительно пошутил:

— Мстислав велик, но до тебя, великий воевода, не дорасти ему и через сто лет.

Петр Ослядкжович смущенно хмыкнул в пышную, прошитую первыми белыми нитями бороду:

— Один воевода тысячу водит, а Бог и тысячи, и самого воеводу водит… И Он один ведает, сколь нам жить-расти.

— Это да, все под Богом ходим.

— Карает Господь за грехи наши. — Воевода прошел в красный угол, перекрестился на образа, вернулся к порогу и сел возле дружинников. — Из Москвы, слышь, сбеги объявились. Сказывают, что татарове уж там.

— Взяли Москву? — вскочил Всеволод.

— Взяли, нет ли, не вем. Но подошли. А может, уж и взяли.

Воевода был покоен, будто это его никак не касалось.

— Отец, уходя, сказал, что брат Владимир с Филиппом Нянькой могут выдержать осаду до весны. Ты тоже так мыслишь, воевода?

— Я наинак думать не могу, — уклончиво отвечал тот. — Но вот иные бояре надвое начали рядить: увязывают на сани добро да кто в Галич, кто в Кострому, кто в Белоозеро утекают.

— Ну, там где-то и отец наш. Так что нетрог их… У нас сил от этого не убудет, — понадеялся беспечно Мстислав.

— Силы-то у нас, напротив, прибывает. Сбеги из сел и деревень за нашими стенами хотят спастись, — доложил воевода.

— Вот и кстати. Надо только всех к оружию приохотить, — важно посоветовал Мстислав.

— Уже делаем это, княже. В кузнях горны не затухают. Впрок будет и стрел и мечей. Однако, пока не поздно, не отослать ли куда на север великую княгиню со снохами и внуками? Я уж окольно давал ей знать, но матушка ваша ни в какую не желает, одно твердит: великий князь велел город оборонять.

— А ты что, в сумлении, Петр Ослядюкович? — настороженно перебил Всеволод.

Воевода помолчал сокрушенно, щуря большие печальные глаза.

— Береженого Бог бережет, — произнес неохотно. — Но, может, тебя Агафья Всеволодовна послушает? Лучше бы отослать их все-таки. Мало ли как оно повернется. Если и вправду татар ожидаем, я бы всех жителей вывел из города, только воинов оставил.

После таковой беседы еще тяжельше сделалось Всеволоду. Казалось ему, будто все в сонности пребывают: эта уклончивость, безразличие, непонимание того, что ожидается. Да и откуда им знать, какая у татар сила несметная и чем ее пересилить? Разве видали они, как все наше воинство под Коломной полегло? Разве это они пробирались по морозу лесами как затравленные? Чем их убедить и в чем убеждать? Всеволод и сам толком не предполагал, что делать. Полки нужны, рати свежие! А где взять?.. Приказал кликнуть в гридницу тысяцких. Все трое сразу явились. Но и они думали с Петром-воеводою заодно: всех, кто не может держать в руках оружие и нуждается в защите, лучше вывезти из города хоть бы и в глухие веси на север, хоть бы прямо в леса. Всеволод понял, что после его чудесного спасения в Коломне они недооценивают опасность, почитая ее минувшей безвозвратно, и теперь думают лишь о предосторожности, не более.

— А владыка что? — спросил с последней надеждой.

— Владыка молится, — был ответ.

Больше ничего спрашивать не стал. Вспомнил свой прощальный разговор с отцом, который сказал, что оставляет за себя Мстислава, а не старшего сына, потому что все надежды на безопасность стольного города возлагает на епископа Митрофана. А он, вишь ты, все молится… Да и можно ли что иное от владыки духовного требовать? Но показаться епископу по возвращении следовало непременно, получить благословение и наставление.

Владыка Митрофан готовился к литургии и был уже в богослужебном одеянии — в саккосе и большом омофоре, служка подал ему митру и посох.

— Прости, владыка, не ко времени я. — Всеволод опустился на одно колено. — Из Коломны я, чудом в живых остался.

— Извещен о сем. — Митрофан поправил на голове усыпанную каменьями митру. — Всяк человек боится смерти, но больше кончины живота своего надобно страшиться той кары, которая ждет по ту сторону.

Всеволод не удержался, поднял удивленный взгляд. Что ж это за холодность такая? Иль владыку не трогает бедствие в Коломне? О чем тогда и говорить? Но все-таки прибавил:

— Сказывают сбеги, будто татары к Москве подошли. А может, уже и сожгли ее… — И снова взгляд на владыку испытующий.

Митрофан остановился в дверях, сказал сухо, учительно:

— Не в треклятых татарах дело. Все беды из-за гордости и высокомерия князей русских. Вот почему допустил Бог такое. Много князей храбрых и надменных и похваляющихся своей храбростью, дружинами многочисленными и отважными. Обнаружилась греховная злоба усобия братнего, и дошел вопль до ушей Господа. Поэтому и напустил Он на нашу землю пагубу и наказание.

— Но кто не восплачет, видя сие наказание? Только дьявол может радоваться такому убийству и кровопролитию. Ведь Бог не желает зла чадам своим, но добра! — возразил Всеволод.

— Если какая-нибудь земля согрешит, наказывается она смертью или голодом, наводнением или пожарами или иными наказаниями. Нужно нам покаяться и жить, как Бог велит, говоря нам устами пророка: «Обратитесь ко Мне всем вашим сердцем, с постом и плачем и стенанием». Если так делаем, простятся нам все грехи.

Вот так владыка отповедал молодому князю не только с отстраняющей холодностию, но и с плохо упрятанным раздражением, даже как бы обличая князей гордынность, свары производящую. Но Всеволод в том вины за собою не числил. Он в отцовой воле, отец за него во всем и отвечает.

А ту вину знал за собой Всеволод, какая и Митрофану невдомек. Под Коломну-то отец дал лучшую рать, самую большую. А сам пошел ни с чем другую собирать. Может, он, не успевши собрать, ввержен в неравную битву и теперь уже перед Господом за сына и за все отвечает? Больно когтило сердце и душу такое предположение. Но ведь возможно сие! Всеволод, как никто, знал — возможно! Ведь сам он лучшую рать под Коломною и положил. Он не думал про это, пробираясь лесами, был в оцепенелости, а здесь, во Владимире, увидав, как беден город воями, к защите годящимися, понял всю глубину отцовой заботы и самоотверженности. Лучших отдал сыну, себе — лишь надежду на помощь Божию и братскую. А сын-то всех и положил! Кислые слезы драли горло, и зубами он скрыжал, думая про это, и кулаком об стены бил, себя проклиная. Что ж он наделал! Зачем так мало, так плохо думал перед боем! Зачем позволил негодованию, пылу, ярости возобладать в себе, а не исхищренной мысливости, рассуждению трезвому! Не лучше ли было бы отсидеться в осаде, не рваться в открытую битву? Но тихий голос разума и сейчас говорил ему о безнадежности замыслов сих, ибо они безысходны. Лучшая рать должна взаперти сидеть? И как долго это продолжалось бы? Пока отец не придет с подкреплением? Что ж он не идет тогда во Владимир до сих пор?

Вот и сейчас всем кажется: разве могут татары овладеть Владимиром? Ведь он столь мощно укреплен! Река Лыбедь при впадении в Клязьму делает причудливую петлю, в ней-то как раз и стоит город, имея с трех сторон водные преграды. Правда, зимой они покрыты льдом, но зато крутые берега и овраги, обильно политые водой, застывшей и отвердевшей от стужи, не позволят противнику приблизиться к стенам ближе, чем на полет стрелы. А сами стены высотой в две сажени, с надвратными каменными башнями, с высоким валом перед ними защищают Новый город. Вход в него запирается воротами — Золотыми и Ириниными — со стороны всполья, Медными — с берега Лыбеди и Волжскими — с Клязьмы. Новый город отделяется стенами и валом от Среднего, или Мономахова, города, в который ведут ворота Торговые, а с противоположной стороны, с Посада — Ивановские. Посад, защищенный крепостной стеной, упирается в крутой берег Лыбеди, на который выводят Серебряные ворота. Детинец — внутренняя крепость, называемая в других городах кремлем, сложен из белого камня на известковом растворе и огромных плит, которые смыкаются с городскими валами.

Пытаясь представить себя на месте осаждающих, Всеволод никак не мог допустить, что можно прорвать все три оборонительных полосы: валы и стены Нового города, валы и стены города Среднего, каменные стены детинца. Что и говорить, позаботились о своих потомках Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо. Пусть приходят татарове. Небось и им Владимир будет не по зубам. Но если вспомнить про Рязанскую и Коломенскую крепости, которые ведь тоже казались неприступными? И опять брало сомнение, и уж Владимир не казался надежной защитой.

Из Юрьева-Польского прибежали испуганные жители, сказали, что татарская рать движется по Клязьме к Владимиру.

Всеволод снова предложил матери отъехать куда-нибудь, но Агафья Всеволодовна опять воспротивилась: