Ольга Гладышева - Юрий II Всеволодович

• Название: Юрий II Всеволодович
• Автор: Ольга Гладышева
• Издательство: Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-271-00852-5

Роман О. Гладышевой и Б. Дедюхина «Ночь» посвящен одной из наиболее трагических страниц русской истории. Ее герой — великий князь владимирский Георгий Всеволодович — был одним из тех, кто попытался сплотить русских князей в борьбе против общего врага — монголо-татар. Книга — широкомасштабное историческое полотно, правдиво и ярко рисующее картину жизни Руси XIII века, достоверно воссоздающее противоречивую политическую атмосферу той эпохи.

---

Справа и слева от золотого трона, на котором сидел Бату-хан в нарядной, сверкающей золотом и каменьями одежде, лежали на коврах подушки из разноцветного сафьяна.

После чингисидов вошли темники, нойоны, багатуры. Не было только Субудая.

— Баранину дожевывает, — вполголоса, чтобы слышали только близко к нему сидевшие царевичи, произнес Хайдар. Лицо его лоснилось то ли от бараньего жира, то ли от полноты жизни.

Тангут и Буджек, сидевшие рядом с ним, сдавленно посмеялись: у Субудая один глаз, но зоркий, одна рука, но тверда, а вот зубы он потерял от старости все, и ему баранину готовили особо, пока она не разварится в бурлящем котле.

Субудай давно перестал спешить. Он знал, что без него ничто не может решаться, знал и то, что никто, даже сам Бату-хан, не осмелится упрекнуть его за что-либо.

Бату-хан сидел на золотом троне с окаменевшим лицом, со сведенными на переносице тонкими бровями, с отрешенным взглядом, словно был погружен в великие раздумья.

Субудай, едва переступив священный порог, пал на колени, склонил голову до ковра и поцеловал подножье хана. Произнес с большим чувством;

— Будь славен, победоносен и многодетен, великий джахангир!

Он мог еще, как делал это часто, сказать, что Бату-хан, хоть и молод, но мудрее и опытнее самого Субудая, и много других лестных слов нашел бы, пряча за ними свое глубокое презрение к внуку Потрясателя вселенной, совершенно не унаследовавшего качеств великого своего деда. Верил ли его словам Бату-хан? Это не беспокоило багатура, слишком много повидавшего и познавшего существо людей.

— Молодой, горячий хан Кулькан сердится на меня за то, что мы потеряли много времени с тех пор, как переплыли Итиль, — начал Бату-хан. — Мы зря тратили время на войну с какими-то племенами — с мордвой, с мокшей, с буртасами, от которых один только визг. Мы долго топтались на Диком поле, долго стояли на реке Воронеж, целых семь дней не могли взять какой-то Е-ли-цзяни, у которой такие стены, что через них свинья перескочит. Если так будет и дальше, то исполним ли мы заветы Потрясателя вселенной, дойдем ли до последнего моря?

Субудай сидел потупившись, когда он был согласен, еле приметно кивал головой, если у него возникали сомнения или несогласие, недовольно подкашливал.

— Ты ведь это мне говорил, хан Кулькан? — требовательно спросил Бату-хан и выжидающе умолк.

— Да, да, это! Чего мы ждем? — запальчиво выкрикнул сидевший напротив Субудая Кулькан. — Разве мы не могли еще месяц назад взять и сам Ульдемар, главный город русского эмира?

Субудай молчал.

— Потеряли столько времени!

Субудай вскинул на молодого хана свой вопрошающий глаз:

— Скажи, что такое Колокша?

— Не знаю.

— А Пекша?

— Город орусов?

— А Москва?

— Ну-у, город маленький.

— Не только город, это также и река, а еще есть Клязьма, Зоря, Яуза. А больше всех — Ока.

— Так что?

— Все они замерзли сейчас, покрылись прочным льдом.

— Знаю, но к чему ты клонишь?

— Все эти речки нам пришлось бы переплывать, а берега у них обросли непролазными лесами среди болот и топей, в иные из которых конь с ушами может уйти. Я, в отличие от всех вас, бывал здесь в летнюю пору, знаю, что говорю.

— Но сейчас-то все реки замерзли, так чего же мы не идем?

Субудай сердито сверкнул глазом, буркнул:

— Так надо!

Бату-хан слушал перепалку терпеливо, лишь тонкие губы змеились в брюзгливом нетерпении. И в глазах порой при словах Субудая вспыхивал опасный огонек, но старый воитель не считал нужным замечать это своим единственным глазом. Не считая возможным для себя унизиться повторением вопроса и не желая дать прорваться своему гневу, Бату-хан сделал заход издалека:

— Незадолго до кончины Потрясателя вселенной Священный Правитель всех стран и народов собрал нас, наследников его великого дела завоевания мира, и спросил, в чем заключается высшая радость и наслаждение мужчины. Кто-то из нас ответил, что в соколиной охоте, и все были с ним согласны. Но Священный Правитель не одобрил нас. Он сказал, что величайшее наслаждение и удовольствие для мужа состоит в том, чтобы подавить и победить врага, вырвать его из жизни с корнем, захватить все, что он имеет, заставить его замужних женщин рыдать и обливаться слезами, превратить прекрасных супруг в свою подстилку, целовать их ланиты и сосать их сладкие губы цвета грудной ягоды… Разве не проделали мы все это на Е-ли-цзянщине? А? Что скажешь на это, мой мудрый Субудай-багатур?

Субудай поднял на хана глаз, в котором заметна была незлая усмешка:

— Но, великий джихангир Бату-хан, разве царевичи наши, темники и тысяцкие уже съели все лепешки и всех баранов, выпили все орусские меда, разве недостало кому из них красной женки? Если не так, о джихангир, вели выбить мне последний глаз!

— Ты прав, мой мудрый Субудай-багатур, все это есть у них. Есть в кожаных китайских сундуках и чувалах меха и дорогие ткани, есть золотые изделия, многоценные камни, есть рабы — искусные в работе мужи и светловолосые юные девы, но только не прах ли все это? Каждый из нас хочет стать самым богатым на Керулене, однако еще сильнее каждый из нас хочет иметь славу, равную славе — пусть одной на всех! — нашего общего предка, Потрясателя вселенной, Священного Правителя, не так ли?

— Так, так! — горячо отозвались молодые чингисиды, а в единственном глазу Субудая увидел Бату восхищение и истинное поклонение, не догадываясь, что они — лишь отблеск того обожествления, с которым смотрел когда-то молодой воин, вчерашний пастух и бродяга, Субудай на его деда.

Субудай велел подать пергамент, показал на нем коротким заскорузлым пальцем синюю жилку — Оку и черную точку на ней — Коломну.

— Это крепость Ик. Она не велика, но укреплена, как Е-ля-цзянь. Пусть овладеет ею со своим туменом храбрый хан Кулькан. А поможет ему старший темник Бурундай.

— Я управлюсь один! — вскинулся Кулькан.

Царевичи-чингисиды переглянулись понимающе и со скрытой насмешкой: все они слишком хорошо знали, что подобно тому, как Бату-хан лишь называется главой похода, а все его обязанности исполняет непобедимый Субудай-багатур, и чингисиды возглавляют десятитысячные конные отряды лишь для виду, к каждому приставлен опытный темник. Так было во время похода, так и сейчас главный вождь Субудай станет через темников руководить всеми действиями: разведкой, замыслом и обеспечением сражений. И Кулькан не может не знать этого, он лишь делает вид, будто возглавляет тумен из десяти тысяч коней, но всю власть над воинами имеет не он, а приставленный к нему опытный советник Бурундай, который прошел череду войн и походов с самим Чингисханом. Никого из царевичей их двусмысленное положение не смущало и не обижало, они во всем полагались на своих советников, а сами охотились да предавались пьянству.

Но вот Кулькан, видно по неразумности своей, настаивал:

— Разве я один не справлюсь?

— Справишься! Как не справиться! — подобрел отчего-то Субудай. — Только я придам твоему тумену еще пять тысяч кипчаков и один неполный тумен из новобранцев, а за ними нужен пригляд, вот Бурундай тебе и пригодится.

— Это конечно! Пускай его! — расплылся в улыбке Кулькан. Все его юное безусое лицо воспламенилось от сознания, что под его началом будет даже и не один тумен, а больше двух. — Когда идем, мудрый Субудай?

— Я жду возвращения лазутчиков. К тому же некий венгерский монах объявился в степи. Я послал за ним нукеров. Как вернутся, так сразу и пойдем.

Мирно и согласно закончился совет. Но никто не мог знать, какие занозы остались в сердцах Бату-хана и Субудай-багатура.

Весть о том, что поход не сегодня-завтра будет продолжен, мгновенно облетела огромное становище. Больше стало движения, шума, вновь стала слышна воинственная монгольская песня:

Мы бросим народам грозу и пламя —
Несущие смерть Чингисхана сыны…

Из ближних и дальних разведок возвращались лазутчики Субудая. Каждое их донесение тотчас же доводилось до сведения Бату-хана.

Много бесценных качеств полководца у Субудай-багатура. Это Бату-хану приходилось признать. Кто лучше его смог бы наладить охрану ханской ставки? Никто. Смог бы кто из ханов так построить войско в походе? И спрашивать нечего, и захват городов приступом никто столь умело не проведет. А как ловко использует он пленников и во время боя, и на отдыхе! Но совершенно особые заслуги у него в создании ближней и дальней разведки. Степные осведомители, оставленные на границе с Русью и в некоторых княжествах после битвы на Калке, лазутчики в дальних краях под видом купцов, соглядатаи из числа посланников, ведущих мирные переговоры. А венгерский монах — это случайная, но крайне своевременная удача Субудая.

Монаха сразу узнал Глеб Рязанский: