Пьер Прудон - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Пьер Прудон
• Жанр: Науки: разное

Пьер Жозеф Прудон — французский политик, публицист, экономист, философ и социолог. «Что такое собственность? Или Исследования о принципе права и власти» — обращение автора к понятию собственности и ее отношениям с властью и правом. Он рассматривает собственность как ни на чем не основанное присвоение права на вещь и приводит аргументы в защиту того, что собственность физически и математически невозможна.

Книга рекомендуется как специалистам — политологам, экономистам, социологам, историкам, философам, так и широкому кругу читателей.

---

Но вот что следует заметить и что подтверждает всю эту теорию: в этой цепи недочетов, доводящих народы до враждебного столкновения, не пауперизм толпы является самым нестерпимым. Первое место тут занимает обеднение государей; за ним следует обнищание вельмож и богачей. Здесь, как и во всем, массы народа стоят на последнем плане. Бедняк, в общем нищенстве, не имеет даже почетного места.

Богачи, большие потребители, походят — если мне позволят это сравнение — на огромных четвероногих, подверженных по своему росту и силе гораздо более, чем кролик, белка, мышь, голодной смерти. Главная причина прекращения подобных родов — та, что им нечем жить. Это зло случается с аристократическими сословиями, с богатыми и зажиточными родами. Всегда нуждающиеся, среди черни, еще более высасывающей из них сок, чем им служащей, погрязшие в долгах, осажденные заимодавцами, обанкротившиеся, они, из всех жертв пауперизма если не самые занимательные, то, конечно, самые раздраженные…

Подведем итог этой главе.

Природа, во всем своем творении, приняла за правило: ничего лишнего. Экономия средств, говорил Фурье, один из ее главных законов. Поэтому-то, не довольствуясь приговором нас к труду, она нам дает только необходимое и бедность нам возводит в закон, опережая таким образом наставления Евангелия и все уставы монашеские. И если мы противимся ее закону, если соблазн идеала влечет нас к роскоши и наслаждениям, если преувеличенное самоуважение побуждает за наши услуги требовать больше, чем сколько следует по экономическим соображениям, природа, быстрая в наказании нас, обрекает нас на нищенство.

Все, сколько нас живет, — отдельные личности и народы, семейства и сословия, ученые, артисты, промышленники, чиновники, получающие ренту и задельную плату, — мы все, значит, подчинены закону бедности. Этого требует наше совершенствование, самый закон нашего труда. Не говоря о неравенстве труда и способностей, которое может произвести различие в доходе, различие, незаметное в общей сложности, мы вообще производим только то, что нам нужно для существования. Если некоторые из нас получают больше или меньше, чем следует по правилу, — наша общая вина: требуется реформа.

Пауперизм, рассмотренный в своих психологических основаниях, вытекает из тех же источников, что и война, т. е. из значения человеческой личности, не обращая внимания на внутреннюю стоимость услуг и продуктов. Это врожденное боготворение богатства и славы, эта религия неравенства могли обольщать некоторое время: они должны исчезнуть пред тем выводом из прямого опыта, что человек, обреченный на ежедневный труд, на строгую умеренность, должен искать достоинства своего существа и славы своей жизни совершенно в ином, чем в удовлетворении роскошью и в тщеславии господства.

Порнократия, или женщины в настоящее время

Глава I Порнократия в настоящее время

Я получил ваши три книги и прочел их не без усилий. Мне никогда не приходилось испытывать подобного разочарования; мне не случалось еще встречать более отвратительного дела, защищаемого столь плохим оружием! Я не ставлю в укор вам ваши оскорбления: я пойму их, если они высказаны в минуту законного негодования, я вынесу их покорно, если на их стороне правда; но в ваших нападениях нет и тени правды; они поражают меня своим наглым бесстыдством.

Вы, сударыни, вероятно, не потребуете у меня ответа на эти потоки слов; вы хотели только излить вашу желчь; до остального вам не было никакого дела. Поступая подобным образом, вы сами произнесли приговор вашей доктрине; мне оставалось только потирать руки и оставить вас в покое среди вашего торжества. Мне ничего не оставалось желать при виде своего мнимого соперника, унизившегося до всего, на что только способен легковерный женский мозг и оскорбленное тщеславие.

Я счел своей обязанностью, однако, не проходить молчанием ваших двух творений. Вы, вероятно, поймете, что я делаю это не без оснований. Дело идет только не о ваших декламациях и не о моем гневе.

Наше общественное разложение быстро подвигается вперед; чем более я изучаю его симптомы, тем более я убеждаюсь в том, что семейные нравы составляют основу и охрану общественной свободы, что принципы, которыми уничтожаются права народов, служат вам и вашим корифеям орудием разрушения семьи; что всякая тирания сводится на проституцию и что принцип этой проституции составляет именно то, что вы, сударыни, вместе с Анфантеном и его аколитами, называете освобождением женщины и свободной любовью.

Моя ли вина, что вы фигурируете, в роли дам-патронесс, в первом ряду порнократии, уничтожившей во Франции всякую общественную стыдливость, порнократии, которая при помощи различного рода уловок и эквилибристики приобрела себе повсюду адвокатов, философов, поэтов и исповедников. Вы нападаете на все, любимое и уважаемое мною, на единственное учреждение, к которому я питаю чувство уважения, так как, по-моему, оно служит воплощением справедливости. Примите же на себя все последствия вашей роли; вынесите без криков все квалификации, налагаемые на вас вашей теорией; что же касается меня, называйте меня Минотавром, Синей Бородой, чудовищем — я не буду жаловаться, если вы покажете мне мою ошибку.

Итак, сударыни, будем играть в открытую! Признайтесь, что не ущерб, наносимый моей теорией брака вашему полу, смущает вас в моем этюде: вы хорошо знаете, что тут вам нечего опасаться. Со своей стороны я готов признаться, что, упоминая с иронией о некоторых слабостях женщины, я имел в виду не одну только прекраснейшую половину человеческого рода. Между мной и вами спор имеет чисто личный характер: в нем не заинтересованы ни супруга, ни дочь, ни глава семьи. В этом должна убедиться прежде всего каждая читающая меня честная женщина.

Поставленный мною вопрос о браке сводится к следующему:

1. Если женщина умственно, нравственно и физически равна мужчине, то она также должна быть равна ему в семье, в экономии, в управлении, в суде и на войне, одним словом, во всех общественных и семейных делах.

2. Если же они взаимно дополняют друг друга, имея каждый какое-либо специальное преимущество: мужчина — силу, женщина — красоту, — тогда их взаимные права и обязанности должны распределяться иным образом, но только так, чтоб результатом подобного распределения было равенство благосостояния и чести между двумя полами.

Как в первой, так и во второй гипотезе признаются права и достоинство женщины; она может считать себя независимой, она спасена! Третьей гипотезы существовать не может, но вы по справедливости должны были осыпать меня похвалами за то, что я до такой степени упростил весьма сложный и запутанный вопрос. Что бы ни случилось, законодатель, отец семейства, философ, экономист или моралист должен иметь в виду уравнение, так как я неоднократно говорил уже, что ни под каким видом нельзя допустить, чтоб женщина, существо разумное и нравственное, подруга человека, была бы третируема как существо низшее. Почему вы, вместо того чтобы оскорблять меня, не обратили большего внимания на слова мои?

Я знаю, что, по господствующему в наше время предрассудку — предрассудку, который разделяется и вами, красота считается чем-то незначительным, принадлежащим к области чистого воображения, — чем-то несуществующим. Слова мои: мужчина сильнее, женщина красивее — кажутся вам глупой шуткой. По вашему мнению, я придаю мужчине значение положительного знака, а женщине — отрицательного. Что такое красота, спрашиваете вы презрительно, имеет ли она какую-либо цену в управлении, в хозяйстве или на рынке? Так рассуждает толпа, ценящая только то, что меряется и вешается, так рассуждаете и вы, сударыни. Несмотря на ваше самомнение, вы еще не вполне независимы.

Нет! Красота не ничтожна! В этом отношении вы позволите мне заявить вам, что мужчины лучшие ценители красоты, чем женщины. Красота, не забывайте, что я смотрю на нее с точки зрения силы, физически, нравственно, и умственно красота не есть ничтожество! Она корроларий[85] силы, она мощь, добродетель — нечто, трудно определяемое по существу, но действия которого весьма легко уловимы. Корроларий силы, обладающий известным действием, не может быть ничем. Я пытался в специальном этюде объяснить роль и значение идеала в жизни человечества; я приписывал ему ту подготовляющую движение силу (grace premouvante), которою некоторые ученые стараются объяснить успехи человечества; я говорил, что человек, лишенный этой способности идеализации, не заботился бы о сохранении своего достоинства, оставался бы глух к голосу своей совести; позже, сделав женщину живым воплощением этого идеала, я только выяснил мысль, затерянную до этих пор в туманных абстракциях философов. Другое дело, если б это высказал почтенный отец Анфантен! Сколько аплодисментов, букетов, поцелуев получил бы он, если б сказал, что красота женщины элемент более действительный и творческий, чем сила мужчины, так как в большинстве случаев красота управляет силою.