Владимир Успенский - Тайный советник вождя

• Название: Тайный советник вождя
• Автор: Владимир Успенский
• Жанр: История

«Тайный советник вождя» — книга-сенсация. Это роман-исповедь человека (реального, а не выдуманного), который многие годы работал бок о бок с И. Сталиным, много видел, много знал и долго молчал. И, наконец, с помощью В. Успенского, заговорил — о своем начальнике, его окружении, о стране. Честно рассказывает — без прикрас, но и без очернительства. В книге масса интереснейшей информации, имеющей огромную познавательную ценность.

---

— Теперь у нас есть все основания обратиться непосредственно в Центральный Комитет, — сказал он.

Вот эта депеша, посланная из Царицына в 18 часов 30 минут того же дня:

«Председательствующему ЦК Партии коммунистов Ленину.

Мы получили телеграфный приказ Троцкого. Мы считаем, что приказ этот, написанный человеком, не имеющим никакого представления о Южном фронте, грозит отдать все дела фронта и революции на Юге в руки генерала Сытина, человека, не только не нужного на фронте, но и не заслуживающего доверия и потому вредного. Губить фронт ради одного ненадежного генерала мы, конечно, не согласны. Троцкий может прикрываться фразой о дисциплине, но всякий поймет, что Троцкий не Военный Революционный Совет Республики, а приказ Троцкого не приказ Реввоенсовета Республики.

Необходимо обсудить в ЦК вопрос о поведении Троцкого, третирующего виднейших членов партии в угоду предателям из военных специалистов и в ущерб интересов фронта и революции. Поставить вопрос о недопустимости издания Троцким единоличных приказов, совершенно не считающихся с условиями места и времени и грозящих фронту развалом. Пересмотреть вопрос о военных специалистах из лагеря беспартийных контрреволюционеров.

Все вопросы мы предлагаем ЦК обсудить на первоочередном заседании, на которое в случае особенной надобности мы вышлем своего представителя.

Член ЦК партии Сталин.

Член партии Ворошилов».

Вот так случайно оказавшийся между двух огней порядочный человек генерал Сытин одним росчерком пера был зачислен в «предатели из военных специалистов». А себя авторы депеши величали «виднейшими членами партии» — эта лишенная элементарной скромности формулировка покоробила меня больше всего, о чем я и не медлил сообщить Иосифу Виссарионовичу. Он посмотрел гневно, с лица отхлынула кровь. Одно его слово, и я тоже окажусь в числе предателей. Но молчать не буду, нет.

— Я предупреждал вас: выскажу любую неприятность.

— Помню, — резко произнес Сталин. — Но какой смысл махать руками после драки? Следовало сказать раньше.

— Моего мнения не спрашивали.

— Впредь читайте документы за моей подписью и уточняйте формулировки, — он совсем остыл и говорил без обиды, по-деловому. — И не стесняйтесь критиковать меня.

— Вы хотели сказать — не бойтесь. Я и не боюсь. За страх не служу, выгоды не ищу.

— Это хорошо. Это очень даже хорошо, дорогой Николай Алексеевич, — улыбнулся он.

6 октября Сталин уехал на несколько дней в Москву, чтобы продолжить свое сражение с Троцким. И, словно воспользовавшись его отсутствием, белые начали второе наступление на Царицын, более мощное, гораздо лучше подготовленное, нежели летом. Я безотлучно находился на Московской, 12, обобщая и анализируя донесения, стекавшиеся в штаб армии. И чем дальше, тем непригляднее обрисовывалась картина. Оборонительные наши линии прогнулись под натиском белых. До 10 октября войска еще сохраняли единый фронт, отступая понемногу и довольно организованно. Однако за неделю боев были израсходованы почти все резервы, мало осталось боеприпасов, а натиск противника не уменьшался, даже возрастал. По имевшимся у меня сведениям (от пленных), командующий Донской армией генерал Денисов ввел в действие едва половину своих сил. Самое худшее для нас было еще впереди, о чем я и сказал Ворошилову, когда тот, усталый до полусмерти, грязный и голодный, появился наконец в армейском штабе. И еще в резкой форме заявил ему, что армия не имеет постоянного твердого руководства. Сам Ворошилов и его ближайшие помощники бросаются туда, где складывается критическое положение, совершенно упуская из виду другие участки. Заштопают одну дыру, а в это время оборона лопается еще в двух местах.

Разговор этот происходил в столовой у Екатерины Давыдовны. Ворошилов торопливо ел, поглядывая на меня красными от бессонницы глазами, лицо было обиженное, сердитое. Казалось, скажет грубость: сидишь, мол, в тылу, рассуждаешь… Но в голосе его прозвучали виноватые нотки:

— Что же вы предлагаете, а?

— Вам выезжать на передовую лишь в крайнем случае. Там есть начальники дивизий, командиры полков… Основное внимание — станции Воропоново. Желательно заранее подтянуть туда оставшиеся резервы. На этом направлении Денисов делает главную ставку.

— Почему?

— Достаточно взглянуть на карту с нанесенной обстановкой, оценить конфигурацию.

— Где это карта?

— Пойдемте.

Многое из того, что увидел тогда Ворошилов на большой штабной карте, охватывающей не только подступы к Царицыну, но и соседние участки, явилось для него неожиданным. Хорошо зная положение одной дивизии, он, как оказалось, имел смутное представление насчет общего состояния дел. По моей настоятельной просьбе он потом больше суток пробыл в штабе армии, занявшись наконец наболевшими вопросами, увязкой, согласованием действий соединений и частей, выработкой общего плана на ближайшие дни. Но я видел: чувствует себя не в своей тарелке, не осознает необходимости такой работы. Он привык быть там, где трудно, в батальоне или в полку, отражать атаки и ходить в контратаки, увлекая за собой бойцов, руководить по принципу «делай, как я!». А от командарма требовалось совершенно другое. Подняться до обобщений он был не способен.

Как я и предполагал, в середине октября самые ожесточенные бои развернулись возле станции Воропоново. Там ясно обрисовывался таран, которым генерал Денисов хотел пробиться к Царицыну. Однако нам удалось подтянуть туда кое-какие резервы, перебросить несколько батальонов с других участков.

Слава богу, к этому времени в Царицын вернулся Сталин, и оборона обрела надежное руководство. Иосиф Виссарионович почти не покидал своего вагона, координируя действия наших сил, решая вопросы снабжения, резервов и т. д., а Ворошилов получил полную возможность заниматься тем, чем привык. Сведения от него поступали то из Морозовской дивизии, то из отряда бронепоездов. А когда возник кровавый узел у станции Воропоново, Климент Ефремович оказался, разумеется, там.

Постоянной связи со станцией не было, донесения приходили отрывочные, скудные. Сеяли панические слухи беженцы. В городе толковали о том, что казаков под Воропоново тьма-тьмущая, они неудержимо прут на Царицын, начальник 1-й Коммунистической дивизии Худяков убит, а командарм Ворошилов исчез неизвестно куда.

— Николай Алексеевич, — обратился ко мне Сталин. — Сейчас отправляем на Воропоново бронелетучку. Поезжайте, выясните, что с Ворошиловым. Разберитесь в обстановке и сообщите свои предложения.

— Будет выполнено, — ответил я.

Меня особенно встревожили слухи о гибели Худякова. Других товарищей, конечно, тоже жалко, однако без потерь на фронте не обойтись. Но если нет Худякова — кому же воевать?! Там, на передовой, он был, по моему мнению, главным действующим лицом!

Николай Акимович Худяков представлялся мне человеком незаурядным, с большим будущим. Это был опытный, храбрый офицер, заслуживший признание в боях с германцами. О его воинском мастерстве, о его мужестве свидетельствовали хотя бы награды: ордена Георгия Победоносца и Станислава, Георгиевское оружие. Офицеров с таким набором наград можно было встретить нечасто. И если 10-я армия Ворошилова добивалась успехов, то значительную роль в этом играл бывший штабс-капитан Худяков, нынешний начальник 1-й Коммунистической дивизии.

Куда же без него?

Через полчаса короткий состав из паровоза и двух блиндированных вагонов уже находился в пути. Ехали быстро и без задержек. Навстречу, вдоль железнодорожного полотна, двигались повозки с ранеными, шли группы беженцев. Много было одиночных бойцов, некоторые — без оружия.

Впереди, над горизонтом, виднелись клубы дыма.

Бронелетучка остановилась у входных стрелок, проникнуть дальше на станцию не было возможности. Все пути были забиты эшелонами, отдельными вагонами, пассажирскими и товарными. Много беженцев и неорганизованных бойцов. У первого встречного командира я узнал, что Ворошилов где-то на станции, что километрах трех отсюда прорвались белые, их отбросили штыковой атакой. А затор на путях потому, что нет ни одного паровоза.

Кое-что прояснилось. Моряку, начальнику бронелетучки, я приказал выявить вагоны с наиболее важным грузом (в первую очередь — боеприпасы) и сформировать состав для скорейшей отправки в Царицын. Но с отъездом подождать, пока я найду Ворошилова и приготовлю донесение для Сталина.

Разыскивая штабной вагон Климента Ефремовича, я обратил внимание вот на что. Неподалеку от Воропоново велась беспорядочная пальба, заглушаемая довольно сильной артиллерийской канонадой. Горели соседние хутора. А на самой станции — ни одного разрыва, ни одного пожара. Сделать вывод было не очень трудно. Казаки знают о скопившихся здесь эшелонах и намерены захватить их целехонькими. Отвлекая наше внимание по фронту, они наверняка готовят неожиданный удар с фланга или даже с обоих флангов. Причем удар будет нанесен в ближайшие часы, до наступления темноты. Ночь — не для казачьей лавы. На станции, среди рельсов и шпал, вагонов и стрелок — не самое подходящее место для конницы в темное время суток. А ждать утра белым невыгодно: за длинную ночь добыча может ускользнуть. Казаки не такие люди, чтобы упустить воинский приз.