Борис Тумасов - Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский

• Название: Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский
• Автор: Борис Тумасов
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026713-4, 5-271-10178-9

Старший сын князя Александра Невского, Дмитрий (1250-1294), большую часть своей жизни провёл в борьбе с братом Андреем за владимирское и переяславское княжества.

---

Дарья пекла хлебы, как, наверное, пекли ее мать, бабка и прабабка, как пекли все женщины на Руси, но Олексе казалось, что не было никого искусней, чем его жена, чем его прекрасная Дарья - дар, ниспосланный ему Господом.

Когда Олекса в карауле сторожил Москву от недругов, он знал, что бережет Дарью. Сколько таких, как она, угнано ордынцами либо гибло в княжьей усобице… Он думал: ужели настанет время, когда ордынцы не будут разорять Русь, а удельные князья ходить войной друг на друга? Бродил ли Олекса по миру с дедом-гусляром, ночевал ли в избах смердов и ремесленников, повсюду видел он эту озабоченность.

Посылал князь Даниил Олексу к князю Михаилу. Гридин знал, московский князь с тверским уговорились сообща стоять против великого князя. Да и как иначе, коли великий князь Владимирский волю покойного переяславского князя Ивана Дмитриевича нарушить вздумал: Переяславль у Москвы захотел отнять. Корысть князя Андрея Александровича душит, богатства Переяславской земли покоя не дают, от одной соли в княжью скотницу сколь серебра поступает! Да и опасается великий князь: усилится Москва - не станет повиноваться Владимиру, как и Тверь. Эвон, тверской князь Михаил Ярославич давно считает себя равным великому князю Владимирскому.

Князья власть делят, каждый норовит какой-нибудь городок либо деревеньку прихватить, а о смерде и не помыслит. А он ту землю пашет и хлеб растит…

Не раз слышал Олекса об этом от деда Фомы, когда они бродили по свету и видели, как горе людей пилит. Но в ту пору до малого летами Олексы тревога деда почти не доходила, не то что ныне. Да и немудрено: Олексе на семнадцатый год повернуло.

Взятый в младшую дружину князя Даниила, Олекса привык к этому городу, нравился он ему, хоть и нет здесь каменных построек, как во Владимире. Все из дерева: бревенчатый Кремль на холме, княжьи и боярские палаты, крытые тесом, храм Успения, а за стенами Кремля домишки и избы, торговые ряды и лавки, мастерские ремесленного люда. А у Москвы-реки, на Зарядье, лепятся хибары и кузницы, бани и причал…

Жизнь в городе начиналась затемно, как и в домишке Олексы и Дарьи. Кузнецы раздували мехами огонь в горнах, кожевники вытаскивали из дубовых бочек с едким раствором шкуры, принимались мять их, гончары грели печи для обжига горшков, стучали топоры плотников, а от коптилен тянуло дымом: здесь солили и коптили окорока, грудинку и иное мясо, птицу и рыбу к столу князя и дружины, да и для бояр и торга…

В Кремль Олекса направился с восходом солнца, минуя хижины и землянки, засыпанные снегом, - весной они утонут в жидкой грязи, - поднялся вверх, к торговым рядам, вошел в открытые кремлевские ворота. В Кремле гридни день и ночь несли сторожевую службу.

У княжеских палат Олекса повстречался со Стодолом. Не успел гридин боярину поклон отвесить, как тот спросил насмешливо:

- Сладко ль зоревал с молодой женой, отрок? Покраснел Олекса: что Стодолу ответить? А тот на высокое крыльцо хором взошел, дверь в сени открыл, к Олексе голову повернул:

- Милуйся, гридин, покуда сила есть…

* * *

- Ты мыслил, сыне Юрий, я тебе после смерти князя Ивана Дмитриевича Переяславль в удел дам? Ан нет, у меня иные думы.

Даниил Александрович отрезал от свиного окорока кусок, положил на хлебную горбушку и лишь после этого поднял глаза на сидевших напротив сыновей Юрия и Ивана.

Шестой день они шли с егерями загоном. Отыскали стадо туров, удалось свалить одного, а в глухом лесу, под развесистыми дубами, наскочили на лежбище вепря, убили.

Пора бы и домой, да Даниил Александрович заартачился: «Хочу берлогу отыскать, поднять медведя на рогатину».

Глянул князь Даниил сыновьям в глаза, заметил у старшего беспокойство.

- Я, Юрий, разумею: тебе хочется удел свой иметь, князем сесть. Но я по-другому рассудил: Московскому княжеству надобно не дробиться, а земли собирать и усиливаться. Ныне Коломна и Переяславль тому начало, а вам продолжить. Настанет такое время, когда Москва за великий стол потягается.

Даниил Александрович с сыновьями сидел за столом в избе, на которую набрели в лесу. Горели дрова в печи, и дым тянуло в отверстие в крыше.

Промолчал Юрий: отец разгадал его тайное желание. Мечтал: умрет Иван Дмитриевич - сядет он, Юрий, князем Переяславским. Ан отец по-иному решил. Значит, не видать им с Иваном своих уделов. А Иван сторону отца принял, молвил:

- Коли Московское княжество обрастет землями, городами новыми, ее голос вся Русь услышит, а раздробимся - недругам в радость.

- Мудро сказываешь, сыне Иван, а княжить еще успеете, бремя власти носить тяжело, и надорваться можно. Умом и хитростью должно править, земли русские собирать воедино. А настанет час, и Орде место указать. Покуда же следует спину гнуть перед ханом, угождать, отводить грозу, дабы не извели ордынцы русичей. Но не так, как великий князь Андрей, - руками ордынцев нас разоряет и тем, мыслит, власть свою укрепляет.

Пока князь с сыновьями отдыхал, с полатей за ними наблюдали любопытные ребячьи глаза. Дети шептались, иногда заводили спор, и тогда возившаяся у печи мать, еще молодая крестьянка, прикрикивала.

- Хозяин-то где? - спросил у нее князь.

- Прошлым летом медведь задрал.

- Так и одна?

- С ними вот. Они мне в крестьянском деле помощники.

- Ну-ну, - удивленно промолвил князь. - А в полюдье тиун к тебе наведывается?

- Ответь, княже, что ему брать у меня? Разве вот детишек.

- То так. - Даниил Александрович поднялся. - Однако ты дань не платишь, а как князю и его дружине быть? Она ведь вам защита.

Крестьянка руки на груди скрестила, спросила со смешком:

- От какого недруга, княже? От ордынцев меня лес спасет, а вот от гридней, когда они с тиуном в полюдье, ежели случай отведет.

Даниил Александрович недовольно бросил:

- Ладно, хозяйка, передохнули, спасибо. Пойдем медвежью берлогу поищем, накажем зверя, какой твоего мужа задрал.

* * *

Младший сын князя Московского Иван Даниилович, роста среднего, русоволосый, с серыми, чуть навыкате глазами и пушком на верхней губе, имел от роду тринадцать лет. Но, несмотря на молодость, был умен и хитроват.

С братом Юрием он дружил и никогда ему не перечил. Иван понимал: если отец сказал, что не намерен дробить княжество Московское, значит, так оно и будет. А потому после смерти отца, князя Даниила Александровича, сидеть князем Московским по старшинству Юрию, а он, Иван, останется без удела. Но Иван и на то согласен и будет помогать Юрию сделать Москву богатой и княжеством великим.

Высказал Даниил Александрович мысль о Москве как о великом княжестве, и Иван об этом задумался. Понимал, трудным будет путь к величию Москвы. Первый, кто встанет на этой дороге, - родной дядя, брат отца, великий князь Владимирский Андрей Александрович. Он уже готов обнажить меч на Переяславль.

Возвращались с охоты не спеша, не гнали приморенных коней, и каждый размышлял почти об одном и том же. По правую руку Даниила Александровича - Юрий, по левую - Иван, а позади гридни и санный обоз с добычей.

Князь Даниил будто догадался, о чем думал меньший сын, сказал:

- Весной, Иван, отправишься в Переяславль, встанешь над переяславской дружиной. Как проведаешь, что князь Андрей двинулся на переяславцев, заступи ему путь, а там и мы с князем Тверским подоспеем.

- Слышал, будто великий князь звал на нас князей Ростовского и Ярославского? - спросил Иван.

Князь Даниил кивнул.

- Не послать ли им, отец, грамоты, чтоб не держали руки великого князя?

- И я о том мыслил, Иван, да ретивы князья Константин и Федор.

- А ежели грамоту с посулами?

- Слыхал, они у Андрея просили переяславскими сольницами совместно владеть, - сказал князь Даниил Александрович.

- И что великий князь? - задал вопрос Юрий.

- Оставил без ответа, - усмехнулся Даниил Александрович. - Будто не слышал, чего князья просили.

Тут Иван снова голос подал:

- А ты, отец, посули, а тот посул посулом и останется.

Даниил Александрович кинул на меньшего беглый взгляд, подумал: «Хитро, хитро, посулить - не значит дать…» А вслух произнес:

- Разумно, сыне. Покумекать надобно. Как мыслишь, Юрий?

- Без того, что Иван советует, князей Константина и Федора от великого князя не оторвать.

- Так и поступим, - согласился с сыновьями Даниил Александрович. - Пошлем грамоты в Ростов и Ярославль.

* * *

При впадении Которосли в Волгу, на торговом пути, во времена Ярослава Мудрого заложили город и нарекли его Ярославлем. С той поры город разросся, обустроился, удивляя приезжающих обилием рубленых и каменных церквей, детинцем на холме и большой церковью на мысу - храмом Успения.

На княжьем дворе палаты и постройки всякие. А за детинцем посад Ремесленный, огороды и выпасы.