Елена Шишкина - Русский Нострадамус. Легендарные пророчества и предсказания

• Название: Русский Нострадамус. Легендарные пророчества и предсказания
• Автор: Елена Шишкина
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-289-02189-2

Это тайна. Истинная, настоящая тайна, которую хранит наша земля, наша память и наша кровь.

Мы заново узнаем историю человека, блеснувшего уникальнейшим даром в кромешном мраке допетровской России, не оцененного по достоинству современниками и потомками. Мы видим героя крестьянской войны Степана Разина, а равно и забытого схимника.

Тит Нилов — ревностный старообрядец, не принявший реформ Никона, величайший пророк земли Русской, видевший сквозь века и эпохи, старец, предсказавший ужас Чернобыля и даровавший нам заговоры против многих несчастий...

---

В рукописи есть еще одна интересная запись о методах лечения Тита Нилова: «Принесли к нему стрельца с зияющей раной. Кости наружу торчат, мясо вокруг них клочьями висит. Велел Тит принесть ведро водки. И давал калеке внутрь принять и лил на раны. А инокам говорил, чтобы поймали зайца, зажарили его, но кости бы (у животного) прежде вынули и дали ему (Титу). Сам же он взял те кости и поставил раненому вместо искрошенных». Сразу же возникает несколько вопросов: во-первых, зачем ему понадобились заячьи кости, во-вторых, откуда в монастыре могла оказаться водка (ведь этот напиток официально был введен Петром I), и, в-третьих, зачем он поил крепким спиртным напитком раненого стрельца? Как минимум на два вопроса ответы дать довольно просто.

В XVII веке не было анестезии, и водка могла снизить болевой барьер оперируемого. Сам же напиток на самом деле был известен еще со времен московского князя Ивана Калиты. Итальянцы, изобретшие способ получения спирта из пшеницы, продали этот рецепт православному монаху Зосиме (известному путешественнику), который и привез его в Благовещенский монастырь. Изначально «фрязская брага» использовалась только в лечебных целях: из нее готовили настойки, обрабатывали ею посуду и одежду заболевших, делали обертывания (компрессы). Затем монахи стали готовить и крепкие напитки на основе спирта: добавляли его в вино и мед и просто разбавляли водой, то есть готовили водку. Интереснее всего применение Титом при лечении стрельца заячьих костей. Оказывается, в древности умели «приращивать» кости зверей, заменяя раздробленные человеческие. По сути дела, Тит провел сложнейшую операцию — «вынул раскрошенные кости и на их место поставил заячьи» (сегодня медики это называют имплантированием).

Стрельцы часто задавали ему вопрос: почему такой здоровый мужик «бабьим делом занимается, а не на стенах вместе с ними стоит»? Тит отвечал, что, «коли он кровь человеческую прольет, ждать ему лютой смерти». Видимо, когда-то он дал клятву жрице Велеса, что не обратит ее науку против людей и «не лишит жизни ни одну живую душу». И еще он говорил, что у каждого свое оружие для борьбы: «у вас палаши да пищали, а у меня травы да мази». Вот такой путь «стояния» против новой веры выбрал Тит.

Пригодился и его дар предвидения. «Он почуял, что настал конец обороне, и велел чернецу (спутнику Тита) вывести людей (детей и простолюдинов) из стен обители и спрятать. Сам же остался в монастыре». Как монах смог вывести людей из стен крепости, мы уже предполагали — через подземные ходы. Но куда он их повел и где сумел «спрятать»? «Там, за Яиком, вековые сосны и ели укроют вас от царева сыска», — сказал Тит своему приятелю-иноку. Яиком раньше называли реку Урал, значит, по сути дела, он посоветовал монаху отвести людей в Сибирь. Вся ли группа беженцев добралась до «надежного укрытия» или нет, в рукописи ничего не сказано. Наверное, кто-то ушел к поморам, кто-то осел по дороге в глухих деревушках, но какая-то часть все-таки добралась до «спасительных сосен».

Оставшиеся в стенах монастыря защитники старой веры приготовились к последнему отпору. Уже всем было понятно, что крепость придется сдать, но никто не надеялся на милость царя. Можно представить себе картину, как люди готовились к мученической смерти. Наверное, они исповедались, причастились и «стали ждать конца». В рукописи написано, что «Тит вымыл лицо и тело, отстоял молебен, остриг бороду и, бросив торбу с зельями, взял копье и вышел на стены». Как же так? За все время пребывания в обители знахарь не только не участвовал ни в одном сражении, но и в руки не брал оружие, ведь за пролитую кровь его ждала «лютая смерть»? Почему же он решился нарушить обет в последние дни обороны? Его биограф пишет вот что: «Мог Тит уйти с чернецом. Мог и не обагрить рук своих человеческой кровью. Но сказал, что как братьям будет (то есть какое наказание они понесут), того и он алкает». То есть он сознательно обрек себя на пытки и мученическую смерть, видимо, чтобы «своим примером (поведением) не дать посыпаться проклятьям (из уст казнимых)». И это понятно: он, как никто, знал, какое значение имеет произнесенное вслух слово! И, любя свою Родину и «радея о ее славе», не мог позволить, чтобы «черный дым гнева застил небеса русские».

Последний штурм Соловков был коротким и яростным. Один за другим падали защитники обители «под градом стрел» и «от пищального огня». Наконец царские войска проломили в нескольких местах некогда неприступные крепостные стены и ворвались в монастырь. Они нарочно старались оставить в живых как можно больше людей — царю были нужны показательные казни для устрашения остальных подданных. Участь, ожидавшая защитников крепости, была ужасна: закованных в цепи их босыми погнали к месту казни. Но самое страшное было впереди.

Казнь Тита и других старообрядцев

Соловчане были «выданы жестокому приставу». Их бросили в подземелья и «нещадно пытали», заставляя отречься от старой веры: «Пальцы складывали в троеперстие, привязывали и заливали кипящим маслом, чтобы срослись». Каждое утро начиналось для страдальцев с оскорблений и унижений. Особо лютовал один дьяк из свиты греческого митрополита Паисия Лигарида: «Выливал он на головы мучеников помои и нечистоты. На глазах страждущих выливал воду наземь, да нарочно медленно, чтобы ссохшиеся губы попросили пощады». Надо сказать, изощреннейшая пытка: показывать воду страдающим от жажды людям и тонкой струйкой выливать ее на пол подвала, смердящего от скопившихся там нечистот. Дьяку было мало мучить заключенных, ему нужно было окончательно унизить их: «Смеялся тот дьяк и говорил, что воду они должны лакать, как поганые псы, с полу».

Но самым ужасным было то, что каждый день арестантам рассказывали о казнях и надругательствах над священниками, «упорствующими противу царского указа». Был схвачен и «отдан на мучения» известный противник Никона, протопоп Логин Муромский. «Били его немилостиво, приковали на цепь за шею, как собаку, и таким (в таком виде) отправили в ссылку. По дороге же нарочито так гнали лошадей вскачь, чтобы уморить старца до смерти». Однако из протоколов допросов «тайного приказа» того времени видно, что протопоп «подавал пример благочестия всем православным»: он призывал смело бороться за старую веру, которую «Никон так позорит и проклинает».

Тяжелая участь постигла протопопа Даниила Костромского. Его схватили прямо на улице, остригли ему голову, «нещадно истязали на хлебне Чудова монастыря» и замучили побоями насмерть. Бросили в темницу и «погубили безвестно» известного своим милосердием священника Михаила Московского. Но самой горестной новостью для обреченных людей было известие о том, что томившийся более 15 лет в тюрьмах апологет старой веры протопоп Аввакум был сожжен. Казалось бы, это должно было сломить узников, однако «молились они за каждого замученного и только тверже держались старого укладу». Неужели у этих искалеченных, оскорбляемых и униженных людей не возникло желания избавиться от нестерпимых мук и принять новую веру? Ведь рассказы стражей об истреблении старообрядческого духовенства должны были лишить их последней надежды на возвращение «древнего укладу». Древлеправославная церковь потеряла огромное количество духовных лидеров, и простые люди уже не могли ожидать, что за них кто-нибудь заступится. Что же питало их веру в правоту своего «стояния»?

Оказывается, Тит, «томящийся в застенке с соловчанами, видел кончины радетелей за древлеправославие, и ведал, как все было, и люд праведный укреплялся духом и смиренно переносил муки, как и великие пастыри». Вот пример некоторых его видений: «Ведут старца Аввакума и еще людей на сруб, чтобы спалить их тулова и пепел по ветру развеять. Идут они гуськом, босые, в рубищах, и у каждого в руке по свечечке. Люди и плачут и стонут, ибо страшную смерть им уготовили. Протопоп, видя их слабость, подал пример храбрости, сказал, чтобы за ним шли „царские венцы ловить". Воспряли казнимые, взялись за руки и поднялись вслед за Аввакумом на сруб. Не ждет старец, пока запалят кострище, и сам, своею свечой возжигает пламя. Вспыхнуло полымя, и видны из него только руки с двуеперстным сложением. Горит-трещит страшный костер, словно одна громадная свеча, а язычище огненный высоко к небу рвется и расползается меж туч серой дымкой. И заплакало небо. Все вокруг пожара засумрачилось, потемнело, словно ночь настала посреди белого дня, и хлынул ливень как из ведра, залив лобное место (место казни) и окатив палачей ледяной водой». Из официальных хроник известно, что на самом деле казнь протопопа Аввакума проходила так, как «увидел» Тит. Старец действительно сам «воспалил костер», и все вокруг поснимали шапки и «пали ниц» под крик протопопа, протягивающего из костра руку со сложенным двуеперстием: «Православные! Вот так креститесь или вовек погибнете и города ваши песком занесет и свету конец настанет». И действительно неожиданно хлынул ливень среди ясного неба.