Владимир Петров - Ракетный заслон

• Название: Ракетный заслон
• Автор: Владимир Петров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1972

Подполковнику Петрову Владимиру Николаевичу сорок четыре года. Двадцать восемь из них он кровно связан с армией, со службой в войсках противовоздушной обороны. Он сам был летчиком, связистом, политработником и наконец стал преподавателем военной академии, где служит и по сей день.

Шесть повестей, составляющих его новую книгу, рассказывают о сегодняшней жизни Советской Армии. Несомненно, они сыграют немалую роль в воспитании нашей молодежи, привлекут доброе внимание к непростой армейской службе.

Владимир Петров пишет в основном о тех, кто несет службу у экранов локаторов, в кабинах военных самолетов, на ракетных установках, о людях, главное в жизни которых — боевая готовность к защите наших рубежей.

В этих повестях служба солдата в Советской Армии показана как некий университет формирования ЛИЧНОСТИ из ОБЫКНОВЕННЫХ парней.

Владимир Петров не новичок в литературе. За пятнадцать лет им издано двенадцать книг.

Одна из его повестей — «Точка, с которой виден мир» — была отмечена премией на конкурсе журнала «Советский воин», проводившемся в честь пятидесятилетия Советских Вооруженных Сил; другая повесть — «Хорошие люди — ракетчики» — удостоена премии на Всероссийском конкурсе на лучшее произведение для детей и юношества; и, наконец, третьей повести — «Планшет и палитра» — присуждена премия на Всесоюзном конкурсе имени Александра Фадеева.

---

Ефрейтор Трушков, отрегулировав яркость экрана, нетерпеливо поглядывает на Резника. Тот, как изваяние, не шелохнется, смотрит на зеленый экран. Что-то подозрительно часто шмыгает носом Юлиан Мамкин, уж не искупался ли утром на этой рыбалке? А может, удочки лазил отцеплять?..

— Внимание! В воздухе скоростная контрольная цель! Поиск. Азимут… Дальность… Обнаружить и уничтожить!

Майор Утяшин оглядывается на Кадомцева, многозначительно поднимает брови: гляди, замполит, сейчас будут выдавать класс! В ответ Кадомцев так же беззвучно кивает: давайте! Поглядим-посмотрим.

Уже по манере видно: Вахрушев, офицер наведения, ас; поиск он ведет с отданными штурвалами, дальность выставляя с некоторым упреждением. Чувствуются опыт, сноровка и свой почерк.

Артистично манипулируя кнопками и тумблерами, четко отдает команды операторам:

— Захват!

— Есть захват!

— Взять на ручное сопровождение!

Операторы перебрасывают тумблеры, штурвалами действуют на ощупь, плавно, уверенно. Такие срыва цели не допустят.

Кадомцев отлично понимает — ему демонстрируют работу. Стараются, чтобы потом с удовольствием и затаенной гордостью наблюдать, как он будет ахать и охать от восхищения.

Мамкин самый любопытный из всех. Косится и косится на Кадомцева из-за крутого плеча сержанта Резника. Ни дать ни взять — мышонок из-за амбарного мешка. И за экраном успевает следить. А чего ему беспокоиться: цель-то ведь не реальная, а по имитатору. Он такую, наверно, проводил без малого сотню раз. Тоже с такими вот жиденькими имитированными помехами.

— Взять на автоматическое сопровождение!

— Есть АС по дальности!

— Есть АС по углу места!

Цель удобно прилепилась на перекрестиях оранжевых экранов, высота ее вполне приличная, и автоматическое сопровождение будет устойчивым.

Только Салтыков вот, кажется, немного оплошал. То ли без особого настроения работает, то ли по рассеянности, но координаты цели зафиксировал не совсем точно, с ошибкой — планшет рядом, и Кадомцеву хорошо это видно. Постучал пальцем по планшету, кивнул планшетисту: уточни! Салтыков спохватился и через считанные секунды исправил курс.

Кадомцев невольно вспомнил события теперь уже многолетней давности, когда он совсем еще неопытным техником-лейтенантом вместе с другими молодыми офицерами осваивал первые станции наведения ракет. На всю жизнь запомнился зеленый полумрак кабин, волнующий запах муаровой краски, бесчисленные ряды разноцветных лампочек. Теперь намного легче. И аппаратура надежнее, и инструкции проверены жизнью, боевой работой. Теперь, наверное, иногда можно себе позволить и такую вот «эстетическую разминку».

— Цель подходит к зоне пуска!

— Внимание! Пуск!

Нажаты кнопки. На экранах тотчас же возник новый светлячок, резво побежал к перекрестию, очерчивая плавную дугу. С ходу клюнул в цель, высветив короткую вспышку, и сразу — тишина, упавшая откуда-то сверху. Гулкая тишина, несмотря на стрекот аппаратуры, размеренный гул вентиляторов. Тишина успешного финала.

— Цель уничтожена!

— Молодцы! Отбой. — Утяшин шагнул мимо Кадомцева, ногой настежь распахнул дверь.

С позиций шли вместе. Утяшин в приподнятом настроении топал прямо посередине дороги.

— Даже пыль не выбьешь — утрамбовали, что твой гудрон! Эту дорожку я за десять дней отгрохал. Командир полка приехал, поставил задачу: соорудить в кратчайшие сроки. День и ночь вкалывали. Профиль мы из глины делали, с двух сторон грунт вынимали. Потом песочек сверху, тяжелый каток — и порядочек!

Дорога и впрямь была сделана добротно, только слишком уж азартно поработали тут бульдозеристы — корни деревьев искромсаны. Через год засохнет не одна сосна.

Говорить Утяшину об этом, пожалуй, не стоило. Он сейчас в таком состоянии… Любая критика — как красное для быка.

Утяшин перехватил осуждающий взгляд замполита, однако понял его по-своему.

— Ямы по обочинам — ерунда! Через год-другой все зарастет, тайга залатает. А вот тот самый большой котлован планируем вообще расширить. Сварганим пруд, запустим карасей — и будь здоров: в любой момент к столу деликатес. Хариус, таймень тут не котируются — в Марчихе их навалом. А на прудовую рыбу великий спрос. Ты как сам-то, не рыбалишь?

— Когда-то занимался. Но отвык.

— Напрасно. Рыбалка — великое дело. Облагораживает человека. Я вот, ежели в воскресенье не посижу с удочкой, потом целую неделю не в форме. Честное слово! Да… Только трудные сейчас времена для нас, рыбаков. Все некогда. Забот много.

— Да, мир сейчас как резонатор: где бы ни ударили пушки, здесь слышно.

— Вот именно. Разъяснять надо это личному составу, поднимать боеготовность. Тренировки и тренировки. Сокращать временные нормативы.

— Смотря какие тренировки, — вскользь заметил Кадомцев.

Фраза эта непроизвольно сорвалась с языка, Кадомцев спохватился, но было поздно: Утяшин уже стоял поперек дороги, крепко, циркулем воткнув ноги. Лицо его медленно багровело.

— Ты думаешь, я не вижу твое пренебрежительное отношение к сегодняшней тренировке? Отлично вижу. Упрощенчество, натаскивание — вот что ты думаешь! А расчет стандартное учебное упражнение отрабатывал.

Правда, Кадомцев оценивал тренировку несколько мягче, но, по существу, именно так. Он считал, что ему показали хорошо отрепетированный спектакль с довольно примитивным сюжетом. А все параметры боевой задачи были, образно говоря, манной кашей для операторов, да и вообще для всего дежурного расчета. Однако эти первые впечатления, возможно, ошибочные, Кадомцев вовсе не собирался высказываться, а тем более критиковать. Он пока просто не имел на это права.

— Остынь, пожалуйста, — спокойно сказал Кадомцев. — С чего ты завелся?

Утяшин по-прохоровски прихлопнул на голове фуражку, тяжело перевел дыхание. Рубанул рукой.

— Не люблю критиканов! Да еще если с дипломатическим подходом. Вроде твоего…

— Предшественника?

— Именно. Умел завертывать касторку в конфетные бумажки.

— Я-то здесь при чем?

— Ты ни при чем, верно. А тоже тенденция имеется. Критическая. Критиковать легко, делать, исправлять — труднее. Например, ненужные расследования задним числом проводить куда как легче.

Кадомцев повернул голову: Утяшин, оказывается, уже знает о его поездке в Поливановку!

С невозмутимым видом Кадомцев сделал несколько шагов по дороге, обернулся, словно приглашая разгоряченного Утяшина: идем, чего же мы стали? Недовольно крякнув, майор тоже двинулся вперед, медленно переставляя ноги. С минуту шли молча.

— Расследование — громко сказано, — миролюбиво произнес Кадомцев. — Скорее, деловая поездка.

— А может, увеселительная? — иронически уточнил Утяшин.

Вот оно что! Значит, он знает и о Шуре, не зря, выходит, она предупреждала насчет разговоров. Кто же сообщил Утяшину об этом? Впрочем, почему обязательно сообщил? Вот он рядом, тот самый развилок, где Шура слезла с мотоцикла и пешком пошла в городок. А он поехал на позиции. Развилок очень хорошо виден из окон штаба — в этом весь секрет.

Кадомцев вспомнил, как она, не оборачиваясь, шла по краю дороги: маленькая, хрупкая, в кирзовых сапогах. Вспомнил взгляд, сухие, обветренные губы, ее извиняющуюся улыбку, словно она что-то не так сделала или не то сказала:

— Не надо о ней плохо думать.

— Да я же шучу! — усмехнулся Утяшин, окончательно настраиваясь на обыденный тон. — Мне ведь известно, что она ходит на практику в Поливановскую больницу. А вообще должен сказать: Хомякова у нас, как жена Цезаря, — выше всяких подозрений. Только вот Цезаря у нее нет, к сожалению. Но когда-то был.

— Был?

— А как же, был. Да сплыл. А почему это тебя так интересует?

Кадомцев промолчал.

7

Домой Кадомцев вернулся только в двенадцатом часу. Старшина Забелин еще не спал, сидел за столом, склонившись над рельефным макетом. Гарнизон был как на ладони: боевые позиции, бараки, летний клуб, столовая, река, окаймленная темной щеткой камыша, зеленый овал соснового бора, даже тропинки — все выдержано в масштабе и пропорциях, все выглядело живым и естественным, как с высоты птичьего полета.

— Здорово сделано! — похвалил Кадомцев.

— Это я еще в училище освоил, — сказал старшина. — После войны пришлось пять лет пребывать на огневом цикле. В должности лаборанта. Был у нас там миниатюр-полигон. Красота!

Старшина поставил в окопы только что покрашенные макеты пусковых установок, намазал клеем и пришлепнул аккуратный желтый домик КПП, которого, кстати, еще не было в действительности. Заметив улыбку Кадомцева, пояснил:

— Тут ведь что? Не только макет. Как сказал командир: генеральная перспектива. Очень сильно он этим макетом интересуется, каждый день заходит. Дает нам с Трушковым ценные указания. Есть тут у нас один ефрейтор. Головастый парень.