Александр Антонов - Государыня

• Название: Государыня
• Автор: Александр Антонов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-022591-1

Елена Иоанновна прожила недолгую но яркую, наполненную событиями жизнь. В 21 год она вышла замуж за литовского князя Александра, который через несколько лет был избран правителем и польского королевства. Благодаря уму и такту, Елена пользовалась всеобщим уважением, активно помогала мужу в государственных делах. Но после трагической гибели Александра положение великой княгини и королевы резко осложнилось: ей стали чинить обиды и литовско-польские паны, и католическая церковь, и новый король Сигизмунд... Новый роман современного писателя–историка А. Антонова рассказывает о жизни и судьбе дочери «государя всея Руси» Иоанна III, великой княгини литовской и королевы польской, Елены (1474–1513).

---

   — А верно ли поступил батюшка, по совести ли? — спросила Елена.

   — Он поступил по византийскому закону, коими и Русь живёт со времён Олеговых. У нас императоры никогда не делили свою державу с братьями и сыновьями, но давали им достойную почестей службу. Каждому своё. А Борис с Андреем хотели, чтобы Иван Васильевич делил все приобретённые земли не только с ними, но и со всеми удельными князьями.

   — И что же батюшка?

   — О судьбе его братьев лучше спроси у дьяка Фёдора.

Тот отозвался молча, лишь покивал головой.

   — А новгородцы были жестоко наказаны, — продолжала Софья Фоминишна. — Батюшка вершил дело решительно. По первым же морозам он с тысячей воинов выступил в Новгород. Горожане не вняли увещеваниям великого князя, закрыли ворота, спрятались за городскими стенами и не выдали заговорщиков. Дождавшись главную рать, батюшка велел палить по Новгороду изо всех пушек. Две недели днём и ночью летели в него ядра. Там взялись пожары, гибли люди. Житние, чёрные горожане взволновались и вынудили заговорщиков отдать себя на всю государеву волю. Милосердия Иван Васильевич не проявил. Грозный государев розыск длился два месяца. А как пришёл конец ему, так сотня главных извратников была предана казни. Феофила привезли в Москву и заточили в Чудов монастырь. Там он и преставился. Тем бы и надо кончить розыск, но гнев батюшки не угас. Ещё пятнадцать тысяч боярских и купеческих семей он выселил из Новгорода без имущества и тягла и расселил по пустынным землям. В монашество тысячи постриг, самих заставил обители возводить. Ты в одной из них побывала.

   — Ой, страху натерпелась, — отозвалась Елена.

   — Вот и подумай, идти ли тебе встречь родимому батюшке, — тихо завершила свой рассказ великая княгиня.

   — Ведь за рубежом отчей державы буду, — с угасающей надеждой ответила княжна.

   — Верно, за рубежом. Да та препона не помеха великому государю, достанет и в Вильно, и в Риме. Господи, любимая доченька, покорись батюшке, обрети мужество противостоять латинянам! — воскликнула Софья Фоминишна со слезами на глазах и добавила: — Держава почтит тебя за сию жертву.

Елена подошла к матери, приникла к ней.

   — Матушка, успокойся. Я во всём вняла твоим советам и смирюсь с неизбежным. А даст Господь сил, так и за Русь стоять буду.

   — Вот и славно. Ублажила ты моё сердце, доченька. Да держи голову выше не от гордыни, а от достоинства. Ты всегда будешь дочерью великой Руси.

Эта беседа с матушкой в присутствии дьяка Фёдора слово в слово была памятна Елене долгие годы, и, случалось, она перебирала её, будто зёрна жизни. Она прорастала в душе, и уходили горечь и боль, безысходность и покорность. И приходили облегчение, жажда жизни и борьбы. Особенно это проявлялось тогда, когда от боли некуда было деться и когда, оставаясь вдвоём с Палашей, Елена становилась на молитву. Она молилась Михаилу Архангелу, защитнику всех православных христиан, и он, ясноликий, мужественный архистратиг, вносил в её душу умиротворение и покой, вселял в неё уверенность в том, что она выстоит в борьбе и с честью пройдёт свой тернистый путь.

Однако молитва спасала не всегда. Бывало, что по ночам к ней приходили кошмарные сны, со зловещими вещаниями. Ей снились мерзкие чудовища или её приводили на шабаш нечистой силы и там, распластав на колоде, доставали из материнского лона дитя. Она кричала, пытаясь дотянуться до розового тельца ребёнка, и с криком просыпалась. По утрам она выходила к трапезе пасмурная, болезненная. Отец и мать смотрели на неё с тревогой. Иван Васильевич догадывался, что гнетёт дочь, но ни ласковым взглядом, ни словом не разрушал пелену отчуждённости Елены. Он лучше, чем кто- либо другой, знал, какая борьба ждёт её впереди, среди чуждых ей вельмож–панов. Перед полуденной трапезой Иван Васильевич вёл свою большую семью на литургию в Успенский собор, а там, после окончания богослужения, уводил Елену в ризницу, поручал её священнослужителям, не то и самому митрополиту Симеону для вразумления.

Митрополит Симеон, ещё моложавый и крепкий, с умными карими глазами, знал, чего хотел от него великий князь, и увещевал княжну примерами стояния за веру многих славных россиян, вспоминал королеву Франции Анну, дочь Ярослава Мудрого, которая оставалась в православии, будучи единой среди католиков королевского двора. «Церковь чтит её и поныне, как радетельницу за православие и мироносицу королевства Франции», — мягким голосом говорил митрополит Симеон.

Он вспоминал сказания летописей и патериков о княгине Анне Романовой, жене князя Галицко–Волынского княжества Романа Мстиславовича.

   — А ещё ведать тебе нужно, дщерь Иоанновна, и о подвиге Елены Ростиславны. Стоя во главе Краковского стола и будучи женой Казимира Справедливого, она не предала веру отцов православных.

   — Я постараюсь запомнить твои увещевания, святой отец. Спасибо, что облегчил моё бремя примерами стояния достославных россиянок за веру предков, — покорно отвечала княжна Елена.

Конечно, митрополит Симеон знал и обратные примеры. У королей и королевичей польской династии Пястов были жены–россиянки, которые принимали католичество. Мария Святополковна, жена Болеслава Кривоустого, приняла католическую веру, но осталась истинной россиянкой. Связи с Русью, которыми муж Марии пользовался благодаря ей, были так прочны, что на Руси Болеслава считали русским князем... Но об этом митрополит Симеон не рассказывал княжне Елене, остерегаясь дополнить сумятицу, царящую в душе будущей великой княгини Литовского княжества.

И пришёл день, когда святые отцы добились своего. Елена дала на исповеди слово митрополиту Симеону, что, как бы ни сложилась её судьба в Литве, она исполнит волю государя всея Руси и останется в греческом законе до исхода дней своих. Труднее было привыкнуть к наказу отца: «И хоти будет тебе, дочка, про то и до крови пострадати, и ты бы пострадала, а того бы еси не учинила». Однако и с этим она смирилась и приняла его как должное.

   — Я ко всему готова, батюшка. Ты и святые отцы укрепили мой дух. Я ничем не огорчу тебя, родимый, — молвила Елена отцу во время их последней беседы.

Приблизился день расставания с родной землёй. Что‑то подсказывало Елене, что она разлучается со всем окружающим её с детства навеки. В стольном граде готовились к празднику Крещения Господня, а Елена в эти дни думала уже о своих последних светлых днях в Москве. Она видела себя в святочные дни на Москве–реке, на Неглинке, где резвилась вместе с потешными, она каталась с гор с сёстрами и братьями, советовала им, как позадорнее устроить игрища. Вскоре, однако, всё задуманное порушилось. На второй день

Крещения, в самый разгар праздника, под несмолкаемые звоны колоколов в Москве появилось великое посольство литовское. Прибыли три пана–наместника: виленский, полоцкий, бреславльский, — с ними некий лях с Волыни, Георгий, и два брата–половчанина — Корсаковичи. Главой над ними, как и в прежние годы, был Ян Заберезинский. В тот же день послы пришли в кремлёвские палаты бить челом государю всея Руси Ивану Васильевичу, дабы получить от него благословение увезти невесту Александра в Вильно.

Иван Васильевич не был расположен к спешке, тем более в торжественные дни празднования Крещения Господня.

   — Некстати они явились. Своё Рождество отгуляли, а на Русь прикатили под ногами мешаться в светлый праздник, — сказал сердито государь боярину Василию Патрикееву.

   — А ты, батюшка, заставь их помолиться в наших соборах и по православному обычаю. То‑то будет им что вспомнить о православии.

   — И ты думаешь, что они исполнят нашу волю? — с хитринкой посмотрел на боярина государь.

   — Как могут отказаться! За милую душу помолятся, — улыбнувшись, ответил Василий Патрикеев.

И государю захотелось повеличаться, показать послам великолепие русских церковных торжеств, ненароком заставить‑таки их помолиться. Бог един, счёл государь, и урона чести послам не будет, как почувствуют благость обрядов, сами потянутся к православию. Не сомневаясь в своей правоте, Иван Васильевич поручил Василию Патрикееву от его имени пригласить послов на богослужение в Успенский собор. Вначале они запротестовали: дескать, это нарушение канонов католичеств, — но боярин был человеком себе на уме и нашёл лазейку к душам послов. Он сказал Яну Заберезинскому:

   — Как побываете в главном соборе державы, отстоите службу да помолитесь, так от церкви и от государя-батюшки ждут вас богатые дары. Так уж заведено на Руси, — прибавил для красного словца боярин.

Как уговаривал Ян Заберезинский послов, Василий Патрикеев не ведал, но на другое утро они пришли в Успенский собор в полном сборе, отстояли службу молча и зачарованно. Да и было отчего: послов поразила торжественность богослужения, великолепие храмового убранства и единение душ прихожан и священнослужителей. Пел и молился в храме русский народ.