Эден Лернер - Город на холме

• Название: Город на холме
• Автор: Эден Лернер
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-965-7288-20-7

Город на холме, по которому назван роман Эден Лернер и в котором происходят его основные события – Хеврон.

Один из древнейших городов на земле. Город, в котором находятся могилы праотцев еврейского народа. И святыни народа, числящего свое происхождение от первенца Авраама, Ишмаэля.

Город, ставшего символом противостояния, городом крови и ненависти.

Но и городом вечной красоты, в котором сотни лет живут и соседствуют евреи и арабы, иудеи и мусульмане. Мирно, до тех пор, пока по чей то злой воле, подкрепленной политическими, экономическими и иными мотивами опять не льется кровь…

Но и среди соплеменников возникают непримиримые конфликты. Религиозные и светские, хасиды и реформисты, правые и левые… Как говорят, два еврея – это три партии. Но эти «партии» разделяют семьи, врагами становятся самые близкие люди…

В этом городе герои книги, наши современники, живут, любят, сражаются.

Роман написан ярко, его сюжетные ходы завораживают. Его герои узнаваемы.

---

Когда миссис Островиц умерла, мне было велено в течение тридцати дней освободить муниципальную квартиру. Я сняла подвальную комнату и стала думать что делать дальше. Я всех потеряла, мне была нужна новая семья. Так я стала одной из New York’s Finest[57].

На следующие десять лет они стали моей семьей. У меня появилось сразу много отцов и старших братьев, я с готовностью признавала их превосходство, не угрожала их привилегированному положению, и поэтому меня все опекали, наставляли, учили уму-разуму и тонкостям полицейской работы. Среди старшего поколения было много ветеранов Вьетнама, попадались и ветераны помоложе, и то, что я дочь погибшего морпеха, очень помогало в установлении контактов. Итальянцы приходили ко мне плакаться, что в штабе на One Police Plaza всем заправляют ирландцы, а ирландцы жаловались на то же самое в отношении итальянцев. Я со многими дружила, но ни в кого не влюблялась. Не было потребности. Девственность я потеряла, чтобы отблагодарить пожилого детектива (тоже, кстати, прошедшего Вьетнам) за все, чему он научил меня. Это был подарок ему по случаю ухода на пенсию. Еврейство никуда не делось, но скажем так, впало в спячку. Я зажигала свечи (если была не на дежурстве и не на задании), читала кадиш по всем ушедшим близким, но среди живых евреев учиться было не у кого.

Их было много – жертв насилий и издевательств, в основном, женщин и детей. Я была их голосом. Я вытирала им слезы. Я смотрела на свою работу, как на высокое служение беззащитным. Мне не нужен был никакой другой смысл жизни. Тот момент, когда забитое существо становилось человеком, и этот человек начинал, наконец, защищаться, был для меня самым прекрасным. Некоторые из них проявляли чудеса выдержки, стойкости и чувства собственного достоинства. Я каждый раз удивлялась, как в первый раз. Большинство людей грубеют на такой работе, становятся циничными и уставшими, не верят уже ни во что, но для меня мир оставался черно-белым, с абсолютным злом и абсолютным добром.

В начале 2000-го началось крупномасштабное, на два десятка штатов, расследование траффика женщин из стран Азии и Восточной Европы в США. Если кто не знает, то торговля людьми представляет третью по размерам дохода криминальную индустрию, после контрабанды оружия и наркотиков. Эти преступления очень тяжело расследовать, потому что жертвы истощены, травмированы и запуганы. Они боятся любого представителя власти, потому что в их странах полиция не служит людям, а вымогает у них взятки. Языковые и культурные барьеры, иммиграционные ограничения, тупость и коррупция в странах-источниках – все это могло свести и сводило на нет месяцы и годы расследований. В Нью-Йорке, после того как провалилось несколько дел из-за отсутствия свидетелей (кто депортирован, кто передумал давать показания, кто просто исчез), прокуратура и полиция пошли на беспрецендентный шаг. В страны-источники решили послать женщин-полицейских под прикрытием с тем, чтобы они проследили всю цепочку. В их числе меня наскоро обучили тайскому языку и отправили в Бангкок. Моя легенда была – девушка из Вьетнама, пришедшая в Таиланд на заработки. Отсюда и плохой тайский язык. Если кто-нибудь заинтересуется, почему у меня такой плохой вьетнамский, мне надлежало разыгрывать дурочку, которую в детстве уронили.

Мы прекрасно знали, на что идем. В конце концов наших людей, внедряющихся в наркокартели, тоже подвергают разным проверкам на вшивость. Я профессионал, это моя работа, это никто кроме меня не сделает, повторяла я себе. У меня нет никого, и моя гибель никого не опечалит. Во мне словно проснулась пятилетняя Хонг Хан, которой нужно выжить любой ценой. На ржавом баркасе у берегов полуострова Индокитай нас отчаянно качало, в битком набитом трюме всех рвало, а команда этого плавсредства отстреливалась от малайзийских пиратов. Нас высадили в небольшом порту на восточном побережье Китая, посадили в грузовик, без дальних слов заперли, предупредив чтобы от нас не было слышно ни писка, и повезли в Шанхай. В грузовике стояли десяток поддонов с бутылками с питьевой водой и ящик с консервами. Писать предлагалось в опорожненные бутылки. Консервного ножа нам, конечно, никто на дал. Мы наточили заколку одной из девушек и не остались голодными. Не помню, сколько мы так ехали, потому что мы сидели в темноте и ни у кого не было часов. Потом, уже в Америке, я нашла на карте порт, где нас сгрузили. 600 километров к югу от Шанхая. А наши конвоиры еще останавливались есть и спать.

В Шанхае нас под покровом ночи посадили в рефрижератор с рыбой, шедший в Ванкувер. Было страшно холодно, мы все провоняли рыбой. Идти в Ванкувер с таким грузом капитан не решился, и нас ссадили на каком-то маленьком острове у западного побережья Канады. Здесь за нас взялась местная китайская мафия, у всех отобрали документы, а тех, кто протестовал, ткнули пару раз электрошокером, чтобы другим было неповадно. Опять в закрытом грузовике нас долго везли вдоль американской границы и наконец высадили в резервации племени блэкфут, пока что на канадской стороне. В резервацию ни “белая” полиция, ни пограничники хода не имели, а индейская полиция была напрочь куплена мафией. Но вот остались позади величественные пейзажи штата Монтана и началась, как ни странно, самая трудная часть моего путешествия. Мне нужно было постоянно следить за собой, чтобы не обнаружить перед товарками и конвоиром знания английского и американских реалий. Притворяться невежественной провинциалкой в перманентном шоке. Я настолько усыпила их бдительность, что мне удалось добраться до телефона и позвонить куда надо. В общем, мы доехали до Нью-Йорка, и меня определили в бордель в Чайна-тауне. Из маленького окошка комнаты, где на матрасах спал десяток женщин, был виден сверкающий небоскреб One Police Plaza.

Мои коллеги тоже времени не теряли. Все бордели были под наблюдением, везде регулярно ходили наши люди под прикрытием. На третий день, нас, десяток новоприбывших, вызвали в офис хозяина. Там сидел мой хороший знакомый, одноклассник по полицейской академии, детектив МакБрайд. В умопомрачительном костюме от Армани, при дорогущих часах (на что только уходят деньги управления), он выглядел как брокер с Уолл-стрит (тут, кстати, в двух шагах), которому захотелось попробовать чего-то эдакого.

− Выбирайте! – широким жестом показал на нас хозяин борделя, улыбчивый китаец, на совести которого был не один десяток человеческих жизней.

МакБрайд с видом рабовладельца на рынке прошелся вдоль нашей шеренги, пощупал одну, другую, схватил меня за подбородок, чуть не свернув мне при этом шею и сквозь зубы бросил:

− Вот эту.

− Мистер, зачем вам эта старая рухлядь? – возмутился китаец с видом человека, уличенного в попытке сбыть негодный товар – У нас и посвежее есть.

− Я выбрал. Чтобы через пять минут была внизу.

− Насколько?

− Привезу вечером.

С видом идущей на заклание овцы я села к МакБрайду в машину. Мы проехали пол-Манхэттена, а я не проронила ни слова. МакБрайд, тоже молча, привез меня в гостиницу, в заранее снятый номер. Там находились мой куратор − капитан Бьянкавилла, и психолог из штаба полиции. Ни слова не говоря, Бьянкавилла протянул мне мой настоящий американский паспорт. И тут я почувствовала, что не могу выйти из образа. Личина прилипла ко мне и не хотела сходить. Я смотрела на МакБрайда, как кролик на удава, ожидая, что он с минуты на минуту бросится меня избивать (девушки в борделе говорили, что на целый день увозят именно для этого). Психолог быстро сориентировалась, она поняла, что за последние несколько месяцев я отвыкла видеть в мужчинах нормальных людей. Я позволила этой пожилой еврейской женщине, чем-то напоминавшей миссис Островиц, подвести меня к столу. Там лежали медали Дэвида в прозрачном пакете, сложенный треугольником американский флаг в деревянной рамке, врученный мне на похоронах от имени “Президента и благодарной страны”, серебряные субботние подсвечники, серебряная же коробочка для пряностей и белая салфетка для халы, которую я сама же в девять лет вышивала. Все, что я, уезжая на задание, сложила в сейф, как самое ценное, что у меня было. Я буквально физически почувствовала, как личина падает с меня. Откуда-то из глубин памяти всплыло “Меня зовут Хонг Хан Коэн. Я родилась 1-го марта 1970-го. Моего отца зовут Дэвид Коэн, ганнери-сержант, United States Marine Corps. Его личный номер такой-то. Мою мать зовут Тхам Нгуен”. Но вслух я сказала:

− Меня зовут Розмари Коэн. Мое звание детектив, номер удостоверения такой-то. Я оперативник спецгруппы по выявлению траффика женщин из стран Юго-Восточной Азии с целью проституции и порабощения.

Состоялось несколько громких процессов. По моим показаниям были арестованы и посажены не только наши местные фигуранты, но и звенья цепочки в нескольких штатах, в Канаде и даже в Таиланде. Интерпол кланялся и благодарил. И тут у меня начались неприятности. Мне регулярно давали понять, что у тех, кто сел по моим показаниям, на свободе остались друзья и коллеги. То подожгут дверь квартиры. То обезглавленная крыса в коробке. То шепот из-за плеча в метро: “You’re dead”. Они давно был уже могли убить меня, но им нравилось сводить меня с ума. Они хотели, чтобы перед смертью я еще и помучилась как следует. Ясным сентябрьским утром я пришла на One Police Plaza подавать рапорт об увольнении. Не успела.