Хосе Рисаль - Не прикасайся ко мне

• Название: Не прикасайся ко мне
• Автор: Хосе Рисаль
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1963

В романе известного филиппинского писателя Хосе Рисаля (1861­–1896) «Не прикасайся ко мне» повествуется о владычестве испанцев на Филиппинах, о трагической судьбе филиппинского народа, изнемогающего под игом испанских колонизаторов и католической церкви.

Судьба главного героя романа — Крисостомо Ибарры — во многом повторяет жизнь самого автора — Хосе Рисаля, национального героя Филиппин.

---

— Сделай вид, что сердишься, и не говори с ним! — советовала Синанг Марии-Кларе. — Отругай его, чтобы отучился от своих дурных привычек.

— Не будь слишком требовательной! — говорила Идай.

— Будь требовательной, не будь глупой! Надо приучить его к послушанию, пока он еще жених, иначе когда он станет твоим мужем, то все будет делать так, как захочет! — поучала маленькая Синанг.

— Что ты понимаешь в этом? — оборвала ее Виктория.

— Тихо, молчите, вот они!

В самом деле, освещая путь большими камышовыми факелами, к ним приближалась группа молодых людей. Они торжественно шагали под звуки гитары.

— Бренчат, как нищие, — засмеялась Синанг.

Когда обе группы встретились, женщины повели себя сурово и официально, словно и не знали, что такое смех, а мужчины болтали, смеялись и задавали уйму вопросов, чтобы получить ответ хотя бы на один.

— Озеро спокойно. Вы думаете, погода будет хорошая? — спрашивали матери.

— Не волнуйтесь, сеньора, я хорошо плаваю, — ответил высокий худощавый юноша.

— Следовало бы сначала отстоять мессу, — вздохнула тетушка Исабель, молитвенно сложив руки.

— Еще не поздно, сеньора. Альбино когда-то учился богословию и может отслужить мессу в лодке, — заметил другой юноша, указывая на высокого. Услышав, что о нем говорят, Альбино с лукавым выражением лица сделал сокрушенный жест, пародируя отца Сальви.

Ибарра был, как всегда, задумчив, но постепенно он тоже поддался общему веселью.

Когда они пришли на берег озера, женщины не могли сдержать возгласов восхищения при виде двух больших, связанных вместе лодок, живописно разукрашенных гирляндами из цветов и листьев, убранных разноцветными тканями. С наскоро сооруженного тента свисали бумажные фонарики, перемежаясь с розами, гвоздиками и разнообразными фруктами — ананасами, казуй, гуаябами, бананами, лансонес и другими. Ибарра заранее устроил для женщин удобные сиденья из ковров, покрывал и подушек. Даже весла и шесты были разукрашены. В одной из лодок лежали гитары, аккордеоны, арфа и труба из буйволова рога. Во второй лодке в глиняных каланах горел огонь для приготовления чая, кофе и салабата на завтрак.

— Женщины — в эту лодку, а в ту — мужчины, — распоряжались матери при посадке. — Спокойно, не суетитесь, не то опрокинемся.

— Прежде всего перекреститесь, — посоветовала тетушка Исабель, подавая пример.

— Разве мы будем здесь одни? — спросила Синанг, состроив гримаску. — Только мы одни? Фи!

За это «фи» мать тут же наградила ее щипком.

Лодки медленно удалялись от берега, свет фонариков отражался в спокойных водах озера. На восточном краю неба появлялись первые проблески зари.

Все молчали. После того как матери заставили их разместиться в разных лодках, юноши и девушки будто погрузились в раздумье.

— Осторожнее, — громко сказал Альбино, бывший студент-богослов, обращаясь к другому юноше. — Крепче прижимай ногой затычку.

— Что?

— Затычка может выскочить, и лодку затопит. Здесь масса дыр.

— Ой, мы утонем! — вскричали перепуганные женщины.

— Не беспокойтесь, сеньоры, — сказал бывший семинарист, чтобы рассеять их страхи. — Ваша лодка еще довольно крепкая, в ней только пять пробоин, да и то небольших.

— Пять пробоин, господи Иисусе, уж не хотите ли вы нас утопить? — воскликнули женщины в ужасе.

— Не больше пяти, сеньоры, всего-навсего вот таких, — уверял семинарист. Он сомкнул большой и указательный пальцы, и у него образовался кружок, который должен был показать, какого размера пробоины. — Покрепче нажимайте на затычки, чтобы они не выскочили.

— Боже мой! Пресвятая Мария! Вода заливает! — воскликнула одна старая женщина, которой почудилось, что она уже вымокла до нитки.

Началось небольшое смятение — одни визжали, другие хотели броситься в воду.

— Покрепче нажимайте на затычки, вон там! — повторял Альбино, указывая на дно лодки под сиденьями девушек.

— Где? Где? О боже! Мы не знаем, как это делать; Сжальтесь, помогите нам, мы же не знаем, как это делать! — умоляли перепуганные матери.

По странной случайности опасность угрожала только девушкам, а возле старых женщин не оказалось ни одной опасной течи. Еще более странным было то, что Ибарра уселся теперь рядом именно с Марией-Кларой, а Альбино — с Викторией. Среди заботливых матерей воцарилось спокойствие, но молодежь отнюдь не собиралась угомониться.

Так как озеро было спокойно, рыболовная тоня уж виднелась, а час был еще ранний, решили бросить весла и позавтракать. Солнце светило вовсю, и фонари на лодках потушили.

— Нет ничего лучше салабата, когда пьешь его утром, до того, как идти к мессе, — сказала капитанша Тика, мать веселой Синанг. — Отведай-ка салабата с рисовым печеньем, Альбино, и увидишь, что даже тебе захочется помолиться.

— Я так и делаю, — отвечал юноша. — Меня уже потянуло исповедаться.

— Нет, — сказала Синанг, — выпей лучше кофе, от него станет веселей.

— Сейчас выпью, а то я что-то взгрустнул.

— Не делай этого, — посоветовала тетушка Исабель, — выпей чаю и съешь немного сухариков; чай, говорят, охлаждает голову.

— Я и чай отведаю с сухариками, — ответил покладистый семинарист. — Это же, слава богу, не католическая религия.

— А могли бы вы… — начала Виктория.

— Выпить также и шоколада? Конечно! Ведь до обеда еще далеко!

Утро было великолепное: озеро сверкало, отражая небо, и на фоне сияющих небес и воды каждый предмет обрисовывался ясно и четко, все было залито ярким, прозрачным светом, окрашено в цвета, подобные тем, какие мы видим иногда на картинах.

Все были веселы и полной грудью вдыхали свежий утренний воздух. Даже матери, столь осторожные и боязливые, теперь пересмеивались и обменивались шутками.

— Помнишь, — говорила одна из них, обращаясь к капитанше Тике, — помнишь ли то время, когда мы еще девушками ходили купаться к реке? Вниз по течению плыли маленькие лодочки из коры платана, нагруженные всякими фруктами и чудесными цветами. На каждой лодочке был флажок с именем одной из нас…

— А когда мы возвращались домой, — добавила другая, перебивая собеседницу, — оказывалось, что бамбуковые мостки сломаны и надо переходить ручьи вброд… вот плуты!

— Да, но я готова была замочить подол, только бы не оголять ноги, — сказала капитанша Тика. — Ведь я знала, что из кустов на берегу за нами наблюдает не одна пара глаз!

Некоторые девушки, слушая эти воспоминания, улыбались и перемигивались, остальные были поглощены своими разговорами.

Лишь один человек, исполнявший обязанности рулевого, все время молчал и не участвовал в общем веселье. Это был атлетического сложения юноша с красивым лицом, на котором привлекали внимание большие грустные глаза и резко очерченные губы. Длинные, черные спутанные волосы ниспадали на крепкую шею; под темной холщовой рубахой угадывались могучие мышцы, а обнаженные жилистые руки, как перышком, играли огромным веслом, направляя обе лодки.

Мария-Клара не раз ловила на себе его взгляд, но юноша быстро отворачивался и принимался смотреть вдаль, на горы, на берег. Девушку тронуло его одиночество, она предложила ему печенье. Рулевой удивленно взглянул на нее, но тут же опустил глаза, взял печенье и коротко, чуть слышно поблагодарил.

Больше уже никто не интересовался рулевым. Молодежь шутила, весело смеялась, но ни один мускул не дрогнул на его лице; он не улыбнулся даже при взгляде на уморительную рожицу, которую скорчила веселая Синанг когда ее ущипнули.

После завтрака поплыли дальше, к двум рыболовным тоням, расположенным почти рядом и принадлежавшим капитану Тьяго. Еще издали можно было заметить цапель, застывших в позе наблюдателей на бамбуковых кольях изгороди, и белых птиц, которых тагалы называют калавай, — они носились над озером, едва не задевая воду крыльями, и пронзительно кричали. С приближением лодок цапли взмыли в воздух, и Мария-Клара следила за ними, пока они не скрылись за ближайшей горой.

— Эти птицы гнездятся в горах? — спросила она у рулевого не столько из любопытства, сколько из желания втянуть его в разговор.

— Вероятно, да, сеньора, — ответил он, — но до сих пор никто не видел их гнезд.

— Разве у них нет гнезд?

— Наверное, должны быть, иначе они были бы очень несчастны.

Мария-Клара не заметила, с какой грустью он произнес эти слова.

— Значит…

— Говорят, сеньора, — продолжал юноша, — что гнезда этих птиц невидимы и обладают свойством делать невидимым всякого, кто ими завладеет. Подобно тому, как душу можно разглядеть лишь в чистом зеркале человеческих глаз, точно так же их гнезда можно увидеть лишь в зеркале водной глади.

Мария-Клара задумалась.

Тем временем они подъехали к бакладу, и пожилой лодочник привязал лодки к столбу.