Валерий Залотуха - Свечка. Том 1

• Название: Свечка. Том 1
• Автор: Валерий Залотуха
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9691-1280-3

Герой романа «Свечка» Евгений Золоторотов – ветеринарный врач, московский интеллигент, прекрасный сын, муж и отец – однажды случайно зашел в храм, в котором венчался Пушкин. И поставил свечку. Просто так. И полетела его жизнь кувырком, да столь стремительно и жестоко, будто кто пальцем ткнул: а ну-ка испытаем вот этого, глянем, чего стоит он и его ценности.

---

– ДБЗ!

Я напрягся, но Алиска сразу пришла на помощь:

– День без зла!

Я сразу все понял и стал объяснять ей, что зло нельзя причинять никому на протяжении всей жизни, но она меня перебила, резонно заметив, что на протяжении всей жизни об этом можно и забыть, а в определенный, назначенный нами же день мы точно будем об этом помнить. Пришлось согласиться… Разговор наш произошел утром, а вечером мы докладывали друг другу о прожитом дне. Но просто не делать зла оказалось недостаточным, и скоро ДБЗ превратился в ДСД – День с добром, и, наконец, процесс поиска формы эволюционировал в ДДД: День Добрых Дел. Утром мы их намечали, днем выполняли, вечером друг перед дружкой отчитывались. Это продолжалось у нас два года, потом Алиске надоело, точнее, не надоело, просто она как бы выросла из этой игры, и у нее стали появляться другие интересы: наряды, мальчики, вечеринки, хотя, мне кажется, еще рановато, напрасно Женька это поощряет… Словом, ДДД из наших с Алиской отношений исчезли, но я так привык к этой игре, что некоторое время играл в нее один, а потом тоже забыл. А тут вспомнил! Вспомнил, потому что как еще отметить эту круглую дату? Тысяча дней до двухтысячного года. Первый день последней тысячи. Конечно, со стороны это выглядит глупо, но, извините, кто про это знает? Это тайна, моя личная тайна. Мы живем в такое время, когда существование простой человеческой тайны становится практически невозможным. «Алла родила от Филиппа пятерых» – пожалуйста! Тайны озвучиваются еще до их появления! А между тем каждый человек не только имеет право на тайну, на свое, так сказать, сокровенное знание, он просто обязан ее иметь! Для психического здоровья хотя бы, это я как врач говорю (хотя и ветеринар). Да, ДДД – моя тайна, о которой никто и никогда не узнает. И только я сказал про себя, объявил себе же «ДДД!», как – нате вам, пожалуйста, – у памятника Тимирязеву чуть не завязывается драка: устроившиеся по соседству два мужика или, как позже я их про себя назвал, два сборщика стеклотары делили между собой собранные на бульваре бутылки: сначала мирно, под мелодичное «звень-звень», потом стали спорить, ругаться, и вдруг один вскочил, ударил бутылкой о каменный край скамейки и, подняв над головой страшную стеклянную розочку, заорал на второго противно, истерично:

– Я тебе щас всю морду исковыряю!

Может, потому, что много книжек прочитал, у меня богатое воображение, я мгновенно увидел, как впиваются острые стеклянные края в большое одутловатое лицо несчастного, разрывая мышечную ткань и обнажая кости лицевой части черепа; промедление было смерти подобно, и я закричал со своей скамейки чужим, неожиданно высоким голосом то, что никогда не кричал и кричать не собирался:

– Я сейчас милицию позову!

Любопытно также, что в момент, когда до моего слуха донесся звон разбиваемой бутылки, я думал про ДДД, про то, что в такой Д надо еще какое-нибудь ДД совершить, и вот – нате вам, пожалуйста: «Я сейчас милицию позову» – смешнее и глупее этой фразы в подобной ситуации придумать трудно. Но факт остается фактом – нападавший испуганно на меня зыркнул, отбросил в сторону свое кошмарное оружие и сел на скамейку. (Что интересно, его потенциальную жертву – большого грузного мужика слово «милиция» испугало больше, чем обещание товарища исковырять ему морду.) Примерно с минуту было тихо, а потом я вновь услышал мирное «звень-звень». Быстро холодало и темнело, но я продолжал сидеть, пытаясь унять постыдную дрожь в руках и коленях, хотя это было бы легче сделать на ходу, при быстрой пешей прогулке, однако я не мог встать, просто не имел на это права, так как, во-первых, окончательно ситуация еще не разрешилась, а во-вторых, я не мог позволить им подумать, что я испугался. Я не испугался, у меня просто не было на это времени – так быстро все произошло, а дурацкая дрожь являлась всего лишь запоздалой реакцией на неожиданную ситуацию. (И плюс мое богатое воображение, конечно.) Я не смотрел в их сторону, а только слышал, как, хмуро и негромко переговариваясь, собутыльники закончили дележку, поднялись и – звень-звень – удалились. Я облегченно выдохнул, встал, мгновенно забыв о произошедшем, спустился по каменным ступенькам на тротуар, перешел на противоположную сторону улицы, туда, где раньше был кинотеатр повторного фильма, а сейчас, к сожалению, нет. У меня был выбор: идти вниз по Герцена или побродить по переулкам, двигаясь в сторону Арбата, – выбрав второе, я прошел примерно сотню метров и вдруг услышал за спиной знакомое «звень-звень»… Первым моим желанием было повернуться и посмотреть, но я успел остановить себя, ведь это означало бы, что я вспомнил их и испугался. А, повторяю, я не испугался, нисколько не испугался, в конце концов – смешно бояться тех, кто боится слова «милиция». И я продолжил движение, слыша за спиной однообразное стеклянное позвякивание, оно не приближалось и не отдалялось, так что становилось даже интересно: я замедлял ход, и сзади тоже его замедляли, прибавлял – и сзади прибавляли. Долго так продолжаться не могло, следовало, наконец, проверить: специально они движутся за мной или наши маршруты случайно совпали? (В какой-то момент меня даже азарт охватил.) Рискуя попасть под машину, я перебежал через Никитский бульвар, но не успел перевести дух, как вновь услышал хорошо знакомое «звень-звень». Нет, конечно, я мог обернуться и посмотреть, подойти спросить, что им от меня нужно, в конце концов, повторить слово, мгновенно вызывающее у них страх и трепет, – мог! Но… не мог, то есть, я хочу сказать, я не должен был этого делать, не имел на это права, потому что это означало бы, что я испугался, а это, в свою очередь, означало бы, что день, такой день своими собственными руками я сунул псу под хвост. Извините… Какой уж тут ДДД! Однако я опять стоял перед выбором: идти по освещенной улице или свернуть в темную подворотню, но первое означало поражение, и, без малейших колебаний, я шагнул в темноту. Какое-то время я шел в абсолютной тишине, но вдруг опять услышал становящееся зловещим «звень-звень»…

Так до сих пор не знаю: шли они за мной, или это мне казалось, а если все-таки шли – замышляли ли что нехорошее или просто проверяли крепость моей нервной системы? Если это так, то думаю, они убедились: нервная система у меня в порядке, но в какой-то момент блуждание по переулкам в районе Никитской площади мне решительно надоело, и я вошел в первую же открывшуюся передо мной дверь, тем более это была та дверь, в которую я давно хотел войти, но раньше она была закрыта, а когда открылась, все как-то не складывалось, а тут вдруг сложилось, и я, не раздумывая, вошел! (Это была церковь, в которой Пушкин венчался.) И поставил там свечку. (В простодушном смысле.) Даже не знаю, почему и зачем я это сделал (в смысле – поставил свечку), потому что добрым делом это никак не назовешь, в самом деле, заплатил денежку, запалил, поставил – какое же это доброе дело? Но это все к слову, по поводу… По поводу того, что если все же это было пятое апреля, то я тогда все вспомню! И, глядя в потолок, я стал считать… (У нашей математички была такая присказка: «Ты не Лобачевский». Это относилось ко многим, но когда очередь доходила до меня, Алла Рафаиловна восклицала: «А ты, Золоторотов, и подавно не Лобачевский!») Сначала было легко и просто: будущие девяносто восьмой и девяносто девятый – не високосные (не лесокосные), и я в уме сосчитал – триста шестьдесят пять и триста шестьдесят пять – получается шестьсот, и сто двадцать – семьсот двадцать, и два раза по пять – семьсот тридцать. От тысячи отнять семьсот тридцать – это будет триста… нет – двести семьдесят. Теперь предстояло отсчитать в нынешнем году двести семьдесят дней, но тут я вспомнил Аллу Рафаиловну и понял, что в уме такое не сосчитаю – нужна ручка и хотя бы клочок бумаги. И это все было рядом, только руку протяни. Сокамерник храпел. Я сел, взял его ручку и лежащий сверху лист бумаги и стал записывать и складывать – янв. 31 + февр. 28 + март 31 + апрель 30 + май 31 + июнь 30 + июль 31 + август тоже 31 + сентябрь 30.

31

28

31

30

31

30

31

31

30

___

273)

Теперь надо было отнять 13, и получится 260. Но я не стал даже этого делать, потому что и так все было ясно – в сентябре, где-то в середине. «Странно, – подумал я, – а мне казалось, что это было весной». Но математика – наука точная, с ней не поспоришь, особенно если ты «и подавно не Лобачевский», я и не стал спорить, а только подивился такой аберрации моей памяти: осень поменялась на весну. И тут я повернул листок и обнаружил, что на другой его стороне написано… Уверенным размашистым почерком там было написано:

Оперуполномоченному Васькину А. А.

Информатора Визирова Ивана

ЗАКЛАДНАЯ

Дальше шел текст этой самой закладной, который я, разумеется, читать не стал, а торопливо положил листок на место, опрокинулся на кровать и стал лихорадочно соображать: что я ему скажу, как объясню написанную мной дурацкую цифирь на его докладной? Первый импульс, первая мысль была – сказать правду. Но как совершенно справедливо говорит Женька: «Кому нужна твоя правда?» Тем более такая глупая… В самом деле, человек на пятом десятке, с высшим образованием и большим стажем работы по специальности, имеющий жену и дочь, – ждет двухтысячного года, как какой-нибудь детсадовец! Дни считает… Хорошо, что ты там письмо Деду Морозу не написал. Самое ужасное, что порвать, уничтожить тот листок – как вещественное доказательство моей глупости, моего идиотизма – я не имел права. Я стал придумывать объяснение и ничего лучшего не смог придумать, как то, что это дни, которые мне предстоит пробыть до двухтысячного года, если вдруг придется здесь задержаться. ДА НЕ СОБИРАЮСЬ Я ЗДЕСЬ ЗАДЕРЖИВАТЬСЯ! Я перебрал множество вариантов своего объяснения этой дурацкой цифири и остановился наконец на том, что это не дни, а деньги, долги, мои долги. Занимал по маленькой у сослуживцев, и вот – не спится – решил общую сумму подсчитать. Конечно, тридцать рублей – сумма слишком мизерная, чтобы думать о ней ночью, и это может вызвать недоверие с его стороны. А если сказать – доллары? Доллары – это доллары, и общая сумма выглядит внушительно. А если он спросит, откуда она у меня, кем вы работаете? «Ветеринаром». «Ветеринары так много получают, не знал». Вот и я тоже не знал… Да не будет он, чёрт побери, спрашивать, потому что он – интеллигентный человек! И как только я это подумал, до меня наконец дошло! («Как до жирафа» – Женька. «Как до утки, на четвертые сутки» – Алиска. Вы правы, мои родные, вы совершенно правы!) До меня дошло наконец, что представлялся он мне не как Иван Визиров, что, вообще-то, он: Дмитрий – Лже, Ленин – Ильич, плохо видит – Слепецкий. Дмитрий Ильич Слепецкий он! И мне стало не по себе, у меня буквально в глазах потемнело и стало противно, очень противно, как будто меня обокрали. Меня не раз в жизни обкрадывали: в поезде, в гостинице, в очереди в обменный пункт, и каждый раз я испытывал это противное чувство, как будто меня исподтишка испачкали, мазанули сзади какой-то вонючей гадостью, отчего я бежал не в милицию, чтобы написать заявление, а – в душ, чтобы скорей отмыться! (Однажды я поделился этими своими ощущениями с Герой, но он даже не захотел меня понять. «Ты, старик, чересчур чувствителен. Меня столько раз кидали и кидают партнеры, что я из душа должен не вылезать». – «То есть ты этого не замечаешь?» – «Ну почему же? Я их тоже кидаю». Вот-вот! В этом и заключается русский бизнес: выигрывает тот, кто кидает последним. Русский бизнес – бессмысленный и беспощадный.) Гера, но что? Что же это, что? Что ты наделал? Ведь это же серьезно, раз они подсунули мне «наседку»! Причем квалифицированную «наседку», образованную, с энциклопедическими знаниями, с современными взглядами, парадоксально мыслящую! «Осталось только трое ворот». Мыслящая «наседка», с ума сойти! Он взял меня на парадоксе, вел себя так, как не должен себя вести. По логике, он должен был сначала о себе рассказать, в доверие втереться, вывернуть, как говорится, свою душу, чтобы я в ответ свою стал выворачивать. Но он ни слова, ни полслова о себе не сказал, только лишь назвал имя (которое, кстати, сразу вызвало у меня подозрение). Но надо отдать ему должное: он, конечно, настоящий профи. На моем месте и Рудольф Абель раскололся бы… Высший пилотаж! А как, когда я рассказывал про Геру, про то, что Гера оперу любит, он со значением переспросил: «Оперу?» Он играл со мной, как кошка с мышкой. – А что, если это ФСБ? – ФСБ? – Да, ФСБ! – Да нет, это бред, ночной бред, спи! – Сколько, кстати, сейчас времени? – Какая тебе разница, спи давай, завтра день тяжелый. – Гера и ФСБ? – Спи! – Гера продал государственную тайну? – Ну, во-первых, он не знает никаких государственных тайн, а во-вторых… – Что – во-вторых? – Во-вторых: в нашей, ха-ха, несчастной державе их попросту не осталось. Всё разнесли! Пятачок – кучка. Осталась тайна русской души, да и та только у Достоевского. Правда, я читал, ФСБ стало заниматься финансовыми аферами и организованной преступностью. Нет, я, конечно, не верю, что Герин бизнес – на таком уровне, хотя, конечно, все может быть… Но как бы там ни было, я сделал все от себя зависящее. Ну, или почти все. Я молчал три дня… Ну – два. Неполных. А может, посмотреть, сколько сейчас времени? – Да, посмотришь, а там – четыре! Спит стукач, храпит стукач… – Но почему сразу – стукач? Стукач – это когда политика, инакомыслие, диссидентство. А здесь – человек делает свою работу… – Подлую! – Почему подлую? Скорее, грязную… Но необходимую. Страну захлестнула волна преступности, и в борьбе с ней все средства хороши. На том же самом Западе, я читал в «Литературке», не считается зазорным на своего соседа настучать. В Америке нашего шпиона так поймали, как его… Эймса – соседи настучали: им показалось подозрительным, что их сосед живет не по средствам и разъезжает на «Ягуаре»… – На «Ягуаре»?! – А ведь действительно на «Ягуаре»… Ну и что – на «Ягуаре»? А те его соседи теперь в Америке национальные герои. А в Германии, я там же читал, в «Литературке», существует специальный телефон доверия! Снял трубку, набрал номер, и – одним негодяем меньше! А мы все живем по принципу: «Моя хата с краю, я ничего не знаю»! Нет, чтобы заснуть, надо не раздражаться, а вспоминать что-нибудь хорошее, теплое, родное… Даша – да. Алиска – да. Женька… тоже, конечно, да. – И всё? – И всё. – Всё? – Всё… – Сволочь ты, вот ты кто! Сволочь и гад, и еще скотина и свинья! Про маму опять забыл? – И мама, конечно же – мама! Мама… А еще – ДДД! Последний мой ДДД… Мне почему-то все равно представляется, что это было не осенью, а весной, хотя математика – наука точная, с ней не поспоришь, да я и не собираюсь спорить – весной так весной, то есть, ха-ха, я хотел сказать – осенью так осенью; так вот, мой последний ДДД по количеству ДД был на редкость удачным. Да и по качеству, пожалуй, тоже. В тот день я не только предотвратил назревающую драку, но и отремонтировал лифт. Никогда в жизни я не отремонтировал ни одного лифта, а тут взял – и отремонтировал! Это случилось утром. (Накануне вечером мне домой позвонила Цыца и сказала, чтобы я не ехал с утра на работу, а сразу отправлялся по вызову на «Чертановскую», благо от меня это две остановки на метро.) Я вышел из дома в приподнятом настроении: шутка ли – тысяча дней до двухтысячного года! – доехал на метро до «Чертановской», оттуда на автобусе до Суминской улицы, нашел дом, подъезд (кодового замка не было, точнее, он когда-то был, но его выломали. Вообще, с этими кодовыми замками и домофонами столько мороки, что лучше бы их вообще не ставили!), вошел в лифт, в большой, потому что тот, что поменьше, – не работал, нажал пятый этаж, поехал, и вдруг – БАЦ! – встало… И я почему-то сразу почувствовал, что это всерьез и надолго. Хорошо еще, что вызов в Чертаново не был срочным, а то бы я еще больше нервничал. Хорошо также, что лифт был большим. Признаться, не люблю замкнутого пространства, легкая степень клаустрофобии у меня, без сомнения, наличествует, но, сохраняя спокойствие и хладнокровие, я нажал на кнопку с надписью «Диспетчер».