Игорь Князький - Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

• Название: Тиберий: третий Цезарь, второй Август…
• Автор: Игорь Князький
• Издательство: Алетейя
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91419-699-5

Монография доктора исторических наук профессора И.О.Князького посвящена жизни и деяниям римского императора Тиберия. Тиберий стал третьим по счету цезарем, получившим высшую власть, он — второй Август во главе Принципата и первый легитимный правитель Римской империи, законно унаследовавший императорскую власть.

Выдающийся полководец, успешный правитель империи и безжалостный тиран (в последние годы своего правления). Неудивительно, что в исторической науке уже не одно столетие ученые спорят как о личности самого императора, так и о значении его правления.

Опираясь на широкий круг источников и исследований, автор анализирует события долгой жизни Тиберия в контексте панорамы бурных исторических процессов того времени, охватывая период от гражданской войны в Римском государстве после гибели Гая Юлия Цезаря (42 г. до Р. X.) до смерти Тиберия в 37 г.

---

Что этот слух подогрело? Все та же неприязнь части римлян к Тиберию и желание видеть во главе государства молодого человека, прямого потомка Августа. Внезапная и труднообъяснимая смерть Максима могла быть воспринята как вынужденное самоубийство — вынужденное, разумеется, злыми происками Ливии. Марция была хорошо знакома с Ливией, могла ей довериться. Отсюда и трагедия несчастного Фабия, болтовней своей себя погубившего.

Таковы были слухи, а такой была историческая реальность: в 14 г. Август «вознамерился послать сына Тиберия в Иллирик, чтобы закрепить миром то, что завоевано оружием».{198}

Доверив Тиберию важную миссию в им же недавно успокоенную провинцию, Август сам пожелал его проводить в дорогу и намеревался провожать его до города Беневента, как раз расположенного примерно на середине пути между Римом и Брундизием, портом на Адриатике, откуда морем лежал путь в Иллирик.

Для этой поездки, которой суждено было оказаться последней в его жизни, Август неожиданно пренебрёг многочисленными судебными делами в Риме. Когда жалобщики пытались его удержать в столице, то он даже воскликнул, что в Риме он больше не останется. Позднее эти слова стали зловещим предзнаменованием, поскольку вернуться в Рим Августу пришлось уже на погребальных носилках.

Из Рима Август отправился в приморский городок Астуру, а оттуда решил продолжить путь на юг морем. Впервые, вопреки своему обыкновению, он отплыл ночью — как раз был попутный ветер. Но морская прогулка не пошла старику на пользу: «От этого его прослабило: так началась его последняя болезнь».{199}

Как часто в таких случаях бывает, Август не осознал опасности случившегося и решил, что отдых и развлечения восстановят его здоровье. Проплыв вдоль берегов Кампании, он достиг острова Капреи (совр. Капри), где у него была одна из любимых вилл. Там он провел четыре дня в отдыхе и увеселениях, почувствовал себя несколько лучше и вернулся на италийский берег. Далее события развивались так:

«Вскоре он переехал в Неаполь, хотя желудок его еще не оправился от перемежающих приступов болезни. Тем не менее, он посетил гимнастические состязания, учрежденные в его честь, и проводил Тиберия до условленного места; но на обратном пути болезнь усилилась, в ночь он слег, а Тиберия вернул с дороги. С ним он долго говорил наедине, а после этого уже не занимался никакими важными делами.

В свой последний день он все время спрашивал, нет ли в городе беспорядков из-за него. Попросив зеркало, он велел причесать ему волосы и поправить отвисшую челюсть. Вошедших друзей он спросил, как им кажется, хорошо ли он сыграл комедию жизни? И произнес заключительные строки:

Коль хорошо сыграли мы, похлопайте
И проводите добрым нас напутствием.

Затем он всех отпустил. В это время кто-то только что прибыл из Рима; он стал расспрашивать о дочери Друза, которая была больна, и тут внезапно испустил дух на руках у Ливии со словами: «Ливия, помни, как жили мы вместе! Живи и прощай!»

Смерть ему выпала легкая, какой он всегда желал».{200}

Согласно Светонию, Тиберий успел вернуться и принять предсмертное напутствие Августа. О том же сообщает и Веллей Патеркул: «Август, заключив в объятия своего Тиберия, препоручил ему его и собственные дела и уже приготовился к концу, коли того требует рок; поначалу кое-как оправившись при взгляде и словах ободрения столь доброго человека, он вскоре, когда рок избавил его от всякой заботы, на семьдесят шестом году жизни, вернув небу небесную душу».{201}

Иначе описывает эти дни Тацит: «Тиберий, едва успевший прибыть в Иллирию, срочно вызываться материнским письмом: не вполне выяснено, застал ли он Августа в городе Ноле еще живым или уже бездыханным. Ибо Ливия, выставив вокруг дома и на дорогах к нему сильную стражу, время от времени, пока принимались меры в соответствии с обстоятельствами, распространяла добрые вести о состоянии принцепса, как вдруг молва сообщила одновременно и о кончине Августа, и о том, что Нерон принял на себя управление государством».{202} Близкие Тациту сведения сообщает и Дион Кассий.{203} А вот Аврелий Виктор прямо указывает на Ливию как губительницу Августа. Вот что пишет он о смерти Августа: «Достигнув семидесяти семи лет, он умер от болезни в Ноле. Некоторые, однако, пишут, что погиб он от козней Ливии, боявшейся, что ей придется пострадать от сына падчерицы Агриппы, если он встанет у власти, потому что она из чувства ненависти, соответственного мачехам, добилась его ссылки на остров, а потом узнала, что он возвращен из ссылки».{204}

Опять роковые козни Ливии! Зачем старушке было нужно избавляться от супруга, с коим прожила она более полувека и прожила, насколько это было возможно, в любви и согласии? Не будем здесь вспоминать порочные наклонности Августа, и как вела себя по отношению к ним Ливия, сама подбиравшая телесных утешительниц развратному мужу. Этим она, прежде всего, оберегла семью от возможных серьезных привязанностей Августа. Но вот то, как Август на смертном ложе вспомнил о ней в последний миг земной жизни, предельно красноречиво свидетельствует об истинной глубине их отношений.

Полагать, что Август отвергнет Тиберия ради возвращения в Рим непутевого внука, Ливия никак не могла. Уж она-то знала супруга и не должна была усомниться в приоритете для него государственных интересов. Тиберий как полководец и политическая фигура альтернативы в глазах Августа не имел. Сентиментальность Августу была совершенно чужда. Родственные узы никогда не заставляли его забывать о пользе государственной, и в отношении провинившихся родных он был беспощаден. Вспомним об обеих Юлиях. Их жизненный крах совсем не на совести Ливии, а случился по причине собственной глупости, неспособности сдержать или сохранить в допустимых пределах нравственную распущенность. И Ливии ли было не знать, что Агриппу Постума Август сам поставил в один ряд с дочкой и внучкой. Потому не мог быть Агриппа угрозой Тиберию-наследнику.

Но вот после смерти Августа личность Агриппы приобретала новое и явно нежелательное значение. Кровный внук Августа мог по определению стать центром притяжения сил, недружественных, а то и прямо враждебных Тиберию. Ведь и против Августа бывали заговоры, в истреблении одного из них участвовал по воле принцепса и сам молодой Тиберий. Это был урок, который правитель не случайно дал тому, кто мог когда-нибудь и сам оказаться у власти. Тиберий, конечно же, все это прекрасно помнил и знал: коль суждено ему будет возглавить империю, и ему не избежать политических противников, а значит и заговорщиков. Сам по себе ничтожный Агриппа в качестве орудия в чужих руках — опасность немалая. А вот в его отсутствие в чью пользу заговоры составлять? Кто легитимнее Тиберия на Палатине? Нет Агриппы — резко уменьшается опасность заговоров. И Тиберий, и Ливия знали это лучше всех.

Вот потому «первым деянием нового принципата стало убийство Агриппы Постума, с которым, застигнутым врасплох и безоружным, не без тяжелой борьбы справился действовавший со всей решительностью центурион. Об этом деле Тиберий не сказал в сенате ни слова: он создавал видимость, будто так распорядился его отец, предписавший трибуну, приставленному для наблюдения за Агриппой, чтобы тот не замедлил предать его смерти, как только принцепс испустит последнее дыхание. Август, конечно, много и горестно жаловался на нравы этого юноши и добился, чтобы его желание было подтверждено сенатским постановлением; однако никогда не ожесточался он до такой степени, чтобы умертвить кого-либо из членов своей семьи, и маловероятно, чтобы он пошел на убийство внука ради безопасности пасынка. Скорее Тиберий и Ливия — он из страха, она из свойственной мачехам враждебности — постарались убрать внушавшего подозрения и ненавистного юношу. Центуриону, доложившему, согласно воинскому уставу, об исполнении отданного ему приказания, Тиберий ответил, что ничего не приказывал и что отчет о содеянном надлежит предоставить сенату. Узнав об этом, Саллюстий Крисп, который был посвящен в эту тайну (он сам отослал трибуну письменное распоряжение) и боясь оказаться виновным — ведь ему было равно опасно и открыть правду и поддерживать ложь, — убедил Ливию, что не следует распространяться ни о дворцовых тайнах, ни о дружеских совещаниях, ни об услугах воинов и что Тиберий не должен умалять силу принципата, обо всем оповещая сенат: такова природа власти, что отчет имеет смысл только тогда, когда он отдается лишь одному».{205}

К тому, о чем сообщает Тацит, близки и сведения Светония: «Кончину Августа он держал в тайне до тех пор, пока не был умерщвлен молодой Агриппа. Его убил приставленный к нему для охраны войсковой трибун, получив об этом письменный приказ. Неизвестно было, оставил ли этот приказ умирающий Август, чтобы после его смерти не было повода для смуты, или от имени Августа продиктовала Ливия, с ведома или без ведома Тиберия. Сам Тиберий, когда трибун доложил ему, что приказ исполнен, заявил, что такого приказа он не давал и что тот должен держать ответ перед сенатом. Конечно, он просто хотел избежать на первое время общей ненависти, а вскоре дело было замято и забыто».{206}