Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам

• Название: Благую весть принёс я вам
• Автор: Вадим Волобуев
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Мужики скакали на лошадях вокруг стойбища, кидали друг другу зашитое в мешок тело собаки, утопленной ради такого случая в проруби; парни прыгали через поставленные торцом сани, перетягивали кожаный ремень; девки водили хоровод вокруг костра, пели песни. Пьяное молоко лилось рекой. Огнеглазка безвылазно сидела в жилище Отца, стерегла своё счастье. Ей не полагалось участвовать в торжестве - она должна была тихо маяться в уголке и ждать своего часа.

Старик рвал сено над коленопреклонённым женихом в знак его покорности, водил молодых поклониться кобыльей голове. Преподнёс старшему Павлуцкому одну лисью и полтора пятка горностаевых шкурок, серебряную упряжку, бронзовое блюдо, железный светильник и медный ларец с вделанными самоцветами (дар гостей из Загорья); Светозар и Огонёк пригнали двух рыжих кобыл (ездили за ними в урочище Рогов, где пасся общинный табун).

Соседей угощали три дня. На последнем пиру, когда уже доедали обёрнутые брюшным жиром сердце и печень быка, Сиян-рыбак вдруг поднялся и возгласил:

- Хочу и я поделиться своей радостью, братья. Сват наш, почтенный Пепел, оказал мне честь и согласился стать кумом: моя Искра пойдёт за второго его сына Теплыша на празднике Огня. Да будет крепнуть дружба меж Артамоновыми и Павлуцкими! Да не исчезнет она вовек!

Это было в мужском жилище, среди чада костра, когда загонщики, уже слегка захмелевшие, позволили себе расстегнуть меховики и снять набрюшники - вольность, которую осуждал Пламяслав и не приветствовал Отец Огневик. Все бросились поздравлять удачливого рыбака, громко дивясь его оборотистости, и только Головня сидел, как громом поражённый - молчал и с изумлением смотрел на Сияна. Страшное известие оглушило его. Он сидел и повторял его про себя, не веря услышанному. Искра пойдёт за Павлуцкого. Как смириться с этим? Как принять?

Израненный факелами сумрак дрожал над стойбищем, распадался на опалённые куски. Головне было душно. Он хотел скрыться от благого Бога, но где? В тайге? Или у Павлуцких? Мир не принимал его. От безнадёги щемило сердце. Он кружил по общине как слепой, лихорадочно припоминая все события последних дней, искал выход, но не находил. Думал броситься к Сияну, умолить его подождать с помолвкой. Потом решил пойти к Отцу Огневику, потолковать с ним - авось снизойдёт к смиренной просьбе загонщика. С отчаяния хотел даже ринуться к Жару - пусть созовёт собрание, а уж там посмотрим. Мысли вспыхивали одна за другой - горячие, яркие - и немедленно тухли, словно раскалённый кусок железа в холодной воде. Всё было тщетно, надежда умерла.

А потом в памяти всплыл голос Сполоха: "Хоть к колдуну в зубы".

Что за странное проклятье! С чего вдруг к колдуну? Мог ведь сказать: "Иди ты ко Льду" или "Провалиться тебе на этом месте", но сказал: "К колдуну". Это - знак, как и тогда, у проруби. Пламяслав говорил: "Когда мы жили у большой воды, Лёд держался от нас в отдалении, а про колдуна мы и не слыхали. Последние времена грядут, оттого и сыпятся на нас несчастья: голод, чёрные пришельцы и колдун".

Воплощённое зло, смертельный яд. Откуда явился этот колдун? Из какой общины пришёл? Отрыжка мрака, смрадная гниль, тлетворный искус. Так говорил Отец Огневик.

Почему бы и впрямь не пойти к колдуну?

Нечто отвратительное и склизкое рисовалось воображению: черви в навозе, разложившиеся трупы, личинки в гнилом мясе. Душа Головни коробилась, что-то злое, лютое нарастало в нём.

Огонь мигал и скалился, не желая отпускать Головню. Чада благого бога носились по стойбищу с факелами, орали свадебные песни, но загонщик понимал: каждый факел - это Его око, выслеживающее нестойких. Вождь сделал ошибку, когда вёл беседы с Искромётом при горящем очаге. Огонь услышал его и внушил Головне затею подарить реликвию дочери Сияна, чтобы он разболтала всё Огнеглазке. Головня поступит иначе: он не возьмёт с собой факел. Он уйдёт в полумрак - пусть господин холода примет его и защитит от всевидящих глаз Огня.

Так он решил. И ушёл, злорадствуя: "О Огонь, Ты следил за мной, но я ускользнул от Тебя. Твои чада опьянели от сытости. Даже Говорящий с Тобой не заметил моего ухода".

Дождался, пока мужики начнут дремать, набрал варёного мяса из горшков, взял в мужском жилище котелок для воды, прихватил топорик, чтобы рубить ветки, не забыл также плетёные снегоступы, и пошёл в загон. Там оседлал лошадь-трёхзимку - хорошего, крепкого зверя.

В последний раз оглянулся на стойбище: веселье уже затихало, факелы гасли, гул распадался на отдельные голоса и звуки. Вспыхнула ликующая мысль: "Я обманул Тебя, Огонь!". Но радости не было - был страх. Всё тело содрогалось, а душа вопила, извиваясь как полураздавленный червяк: "Одумайся, куда идёшь! Возврата не будет! Кем ты станешь там? Приспешником Льда, отродьем мрака. Позором своих предков. Задумайся над этим!". Но Головня отвечал, садясь в седло: "Предкам уже всё равно - я отрёкся от Огня".

Он не уходил навсегда. Он уходил, чтобы вернуться. Но вернуться не таким, каким был, а совсем иным - свободным, могучим, познавшим колдовскую силу. И пусть все дрожат: Отец Огневик, Ярка, Сиян, все! Скоро им станет тошно!

Глава шестая

На четвёртый день тайга осталась позади, и начались ледяные поля - скованные морозом бескрайние болота, усеянные хилыми тонкими деревцами и рощами ломкого колючего лозняка. Идти напролом нечего было и думать - приходилось то и дело объезжать заметённые снегом заросли, выискивая речушку или озерцо, шарахаться по бугристыми топям, сбивая копыта усталой лошадке.

В детстве мать говорила ему: "Будешь себя плохо вести, отдам колдуну". Он замирал от страха, сражённый этой угрозой, и спрашивал мать: "Кто такой колдун?". Она отвечала: "Приспешник Льда, злой чародей. Он живёт за большой водой, за Каменной лощиной, в ледяных полях, в студёных горах, в красной скале на берегу великой реки". И Головня ужасался ещё больше, потому что не мог представить себе, как можно жить за большой водой. Он спрашивал мать: "Зачем колдуну столько воды?", и мать отвечала: "Огонь разлил её, чтобы колдун не ходил в тайгу".

Матери не стало, но слова эти повторял Пламяслав: "Как увидите красную скалу на берегу великой реки, бегите прочь. Это - проклятое место. Всяк вошедший туда будет заморочен и навечно отдан Льду. Там обитает колдун, насылающий мор и голод".

Говорят, кто-то видел эту скалу. Говорят, смельчаки приближались к ней и успели рассмотреть чародея, взирающего на них с утёса, но бежали сломя голову и все как один утратили разум, похищенный ужасными посланцами злого волшебника.

Ноги и руки Головни цепенели и сердце замирало от страха, когда он думал об этом. Но он продолжал упрямо гнать лошадь, вспоминая, как несправедливо обошлась с ним судьба. Только вперёд, не останавливаться! Пусть он погубит свою душу, но отомстит за все обиды. И получит Искру.

Он шёл, оставляя большую воду к западу, огибал её, направляясь прямиком в ледяные поля. Родичи догнали Головню на четвёртый день. Собачья упряжка выплыла из мутного окоёма, набухла размытой жирной точкой. Прытко и уверенно шла она по следу, и загонщик пожалел, что запряг лошадь: на собаках было куда легче уйти от погони.

Но Лёд пришёл ему на выручку: он наслал пургу, и преследователи исчезли в налетевшей серой мгле. Головня взял кобылу под уздцы и повёл навстречу снегу и ветру. Не раз и не два ему приходилось останавливаться, чтобы очистить зверю глаза и ноздри, не раз и не два он должен был ободрять лошадь, чтобы та не поддалась страху. Он знал: Лёд - его заступник и ему нечего бояться духов мрака и холода.

Когда вьюга закончилась, он оглянулся и никого уже не увидел. Даже след от копыт исчез в сугробах, засыпанный порошей. Лёд надёжно хранил его!

На третий день после вьюги он набрёл на широкую реку, уходившую на северо-восток, в край ледяных гор и вечной стужи. Вот она, та река, о которой говорила мать! А если это так, то где-то там, среди каменных глыб и застывших вод, обитал страшный колдун. Там он ворожил и камлал, вбирая в себя силу Льда, там внимал оракулам владыки тверди. Оставалось только дойти.

Болота закончились, потянулись горные отроги. Головня ехал по льду реки, а справа и слева громоздились гранитные кручи, заросшие всё теми же хилыми берёзками и елями, как стариковская лысина - редкими волосками. Мясо заканчивалось, но ещё быстрее закончился корм для лошади. Даже мужской тальник, которым в тяжёлые дни кормили отощавшую скотину, исчез - ему нечего было делать на бесплодных камнях, стиснувших реку с обеих сторон. Жалея кобылу, Головня всё чаще слезал с неё, вёл на поводу, уминая снег, а над головой билась огромным сердцем кроваво-алая пляска духов, и корчилась от страха душа загонщика, и молился он Льду, силясь отвести чары Бога тепла и света: "О владыка ночи, помоги мне! Защити от мести Огня. Пусть на глаза его приспешников падёт пелена, а их тела ослабнут. Пусть уши их перестанут слышать, а рты перестанут говорить. Пусть разум их помутится от духов льда и мороза. Не дай прихвостням твоего Брата осквернить землю мрака".