Дибаш Каинчин - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Дибаш Каинчин
• Издательство: "Известия"
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

---

Мы с Кайчи распилили комель, взяли под мышки по чурке и пошли домой. Радовались — дров теперь хватит дня на три и достались они так легко!

У поскотины нас нагнал всадник. Был он чернолиц, густобров. На выгоревшей гимнастерке поблескивали медали.

— Кайчи, постой! — сказал он негромко и взмахнул рукой.

— A-а, это вы, дядя! — обрадовалась Кайчи. — Слышала, что вернулись вы живым-невредимым. Какая это радость для вашей семьи, для всех нас. Приходите в мой аил. К вам мне не добраться...

— Зайду... выберу время... потом... М-м-м, слушай, Кайчи, ты больше не собирай народ, не рассказывай свои сказки-прибаутки, — сказал мужчина бесцветным голосом. Глаза у него были усталые, запавшие и болезненно блестели. — Мальчишки к тебе бегают... Дрова таскают... Жалоба на тебя в сельсовете. А знаешь, время сейчас строгое. Не до твоих... он опустил голову, словно сделал что-то нехорошее, тронул поводья и, ни разу не оглянувшись, скрылся за высоким бурьяном.

Кайчи так ошеломили слова всадника, что она не нашла сил сказать что-то в свое оправдание. И на лице ее застыл страх. Уронила она березовую чурочку, но даже и не заметила этого.

И умолкла Кайчи.

* * *

Я подрос, уехал учиться в город. Бывая дома на каникулах, изредка заходил к Кайчи. Видно, находились дела, которые тогда казались мне важнее... Я слышал, что она рассказывает героические сказки свои теперь только близким людям, среди которых был Тийин.

Потом меня призвали в армию, прослужил три года, вернулся домой, а там — снова поступил учиться. К Кайчи заходил от случая к случаю.

Стоит только кашлянуть или задышать погромче, и она узнавала меня, радовалась, говорила:

— Ну, садись-садись, говори-рассказывай, какие новости в нашей стране, где все как в сказке: взглянешь на север — вечные снега сверкают, посмотришь на юг — вечно зеленеет листва, обернешься на восток — солнце утреннее восходит, посмотришь на запад — там уже ночь наступила... — Кайчи говорит и на ощупь ищет щепки у железной печурки. — Дружно ли, мирно ли живут люди? Всем ли хватает еды и крова?

Расспросит она, потом расскажет о своей жизни, а порой, воодушевившись, начнет одно из сказаний. Слушаешь да и не заметишь, как пролетел день...

В те годы Кайчи уже жила одна. Мать ее по старости умерла. И той необычной избенки с сенями-аилом не было. Она каким-то счастьем угодила на место будущего скотного двора, и колхоз перевез избенку, настелил новый пол, а вместо аила, крытого трухлявой корою, поставил круглую юрту из толстых жердей, промазанных коровьим навозом. Но представьте только, как тяжко ей жилось — одинокой, слепой. Хорошо хоть у ее теток выросли внуки. Это они заботились о Кайчи, носили ей воду, косили сено для коровенки, прибирали в избе.

Изредка прибегали тимуровцы, пилили дрова, складывали поленницу, убрали навоз в сарайчике. Но теперь дети не собирались у очага в новой юрте Кайчи, потому что появились новые, более интересные, занятия: сборы, танцы, книги, кино, радио, телевизор, клуб... А кому надо — есть книги про алтайских богатырей — бери и читай себе. Откуда могли знать ребята, что услышать сказания из уст Кайчи в тысячу раз лучше, если сказание в книге можно сравнить с картой звездного неба, то звучащее слово Кайчи — само звездное небо — живое, настоящее, единственное...

* * *

Удивительною была память Кайчи. В одном сказании тысячи и тысячи строк, а она помнила чуть ли не три десятка таких сказаний. И никогда не путала имен богатырей, их жен, родственников, сподвижников и врагов, помнила масть каждого аргамака, суть и последовательность богатырских подвигов, чередование и переплетение всех событий, названия речек, пригорков, долин и неохватное множество всего другого... По-разному звучали ее слова, одна и та же история могла величественно и торжественно развернуться, взойти как могучий рассвет над горами, а могла протянуться вяло, обыденно. Это зависело не только от настроения Кайчи, от меры ее вдохновения, это зависело и от слушателей, от всей обстановки.

Она знала и могла назвать более тысячи имен реальных, когда-то живших героев алтайской земли, защитников родины от бесчисленных врагов, она знала, из какого они рода, где жили, кто их родители и какие деяния совершили герои.

В четкой последовательности помнила Кайчи названия всех долин, перевалов, переправ, ущелий, больших и малых рек — основных путей по Алтаю. Это было невероятным, если вспомнить, что у нас даже маленький ложок или пригорок с юрту имеет свое имя. Такое знание было бы удивительным даже тогда, когда человек приобрел бы его путешествуя, проехав Алтай вдоль и поперек, или же прочитал обо всем и выучил все по книгам. Что же говорить о Кайчи — она собрала все сама, слушая людей и навсегда запоминая...

— Пятнадцати лет я ослепла, от оспы, но не забыла свет солнца и луны, лица людей, облик животных и птиц, вид растений, — говорила она, оглаживая короткие, белые, как у зимнего зайца, волосы. — Знаю, что лес и трава — зеленые, небо и вода — синие, ночь — черным-черна, как горе, а радость — светла и радужна... Помню, лошадь у меня была желто-пегая, и летела я на ней по полю с ветром наперегонки...

* * *

Я сейчас понимаю, Кайчи была для нас, мальчишек военной поры, — литературой, музыкой, театром. Она не просто воспроизводила традиционные тексты сказаний, она их творила, мы всегда были свидетелями и соучастниками таинственного и великого акта творчества. И одной из составляющих этот акт, живой средой, чутко отзывающейся на каждое слово, интонацию, жест сказительницы, было наше воображение — разбуженное и возбужденное. Кайчи с каждым вновь прозвучавшим словом все полнее входила в мир высоких деяний, в мир могучих и чистых чувств, в мир богатырей, и мы, не отставая, следовали за нею.

И не нужен был дворец-театр, сцена, залитая огнями, прихотливые декорации, не нужна была искусно подобранная музыка, нарядные костюмы актеров. В убогом аиле театр весь состоял из Кайчи, ее звучащего слова и нашего разгоряченного воображения.

Вот мы сидим — очарованные, и в нас вырастают все новые и новые картины мирной жизни и сражений, в нас рождается любовь и ненависть, это мы бредем пыльной дорогой поражений, это мы летим над горами родины на крыльях долгожданной победы!..

Сараюшку дожгли еще в прошлую зиму, и теперь в особо морозные ночи старушка Чынар впускает корову в аил. Мы не замечаем этого, не слышим, как шлепает корова свою «лепешку», не видим, как вскакивает мать Кайчи и торопливо замазывает одну из многочисленных дыр в стенке аила. Мы ничего, не замечаем, мы уже не артисты в театре Кайчи, мы — сами герои ее поэм. Это именно я — старый батыр Алтай-Буучай, это меня и мой род хотят покорить братья-волки Аранай и Шыранай, и это мне жена-изменница предательски бросает под ноги скользкий коровий послед, чтобы я упал перед врагами...

Это я — один из сирот Ак-Kaaнa — скитаюсь по горам и долинам в поисках глотка молока, униженный, обездоленный...

Это меня — молодого батыра Кезюйке — обманом бросили в яму, и это я оттуда, с глубины в девяносто девять саженей, пою-взываю к пролетающим лебедям, чтобы они донесли мои слова ненаглядной красавице Байан-Слу...

Сказание окончилось.

Долго сидит Кайчи — опустошенная, усталая, но в то же время во всем ее облике светится какое-то радостное облегчение, великий покой. И мы долго сидим, не в силах шевельнуться. Мы медленно возвращаемся на землю из сказочного мира, ощупываем свои лица, смотрим в треугольник дымохода на замерзшие звезды, вздыхаем, и каждый из нас думает о своем. Но всем нам кажется, что жизнь наша будет бесконечно длинной и желанной. И душу переполняет желание жить, любить, творить добрые дела, мы видим единственный путь — надо быть честным и справедливым, бесстрашным и гордым... Впереди нам видится море жизни, светлые перевалы лет... борьба... терпеливое ожидание... счастье. Мы понимаем, чувствуем, зачем родились и что нам предстоит свершить в жизни...

* * *

Гомера знали с давних времен по всей земле. Нашу Кайчи знали люди только одной маленькой алтайской долины. Гомер отделен от наших дней хребтами веков. Кайчи жила рядом с нами, была нашей современницей. Но сказания ее, и ученые не исключают такой вероятности, появились, возможно, раньше величественных поэм Гомера. И вот слепая женщина сохранила и донесла до нас древний дух народа, духовный опыт народной жизни, явила нам олицетворенные понятия Правды, Доброты, Красоты и Мудрости. И вместе е этим бережно передавала нам нашу родную алтайскую речь, наш язык — отточенный, чеканный, полнозвучный, отмытый, как золото, от пустого песка, закаленный в мытарствах и лишениях, освещенный, радостями всех веков и путей...

В Москве в Литературном институте имени Горького читала нам курс античной литературы профессор Тахо-Годи. Она, выяснилось, в годы войны работала в пединституте, эвакуированном из столицы в Горно-Алтайск. Статная, пожилая женщина, она читала нам гомеровские строки на древнегреческом языке. Интересно, сколько человек знает теперь этот язык?..