Дэвид Фридман - Пенис. История взлетов и падений

• Название: Пенис. История взлетов и падений
• Автор: Дэвид Фридман
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Культурология
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-02463-5

Культурологический бестселлер американского журналиста Дэвида Фридмана «Пенис: история взлетов и падений» исследует влияние «главного» мужского органа на развитие западной цивилизации и всего человечества. Автор блестяще микширует богатый исторический материал, остросюжетные линии, психологические откровения, интимные подробности, научные факты и остроумные комментарии, адресуя их в равной степени и мужчинам, и женщинам. Не скатываясь ни в порнографию, ни в пуританство, балансируя на грани физиологического триллера и эротического ребуса, книга подталкивает к ответу на главный в жизни каждого мужчины вопрос: «Кто кем управляет — я им или он мной?»

Миллионы читателей уже ответили на него благодаря стараниям Дэвида Фридмана, но каждый день он возникает заново и провоцирует новые варианты ответов.

---

Именно так вели себя древние греки. Согласно одному мифу, царь Афин Эрихтоний был зачат от преждевременно исторгнутого семени одного из богов, которого довела до столь плачевного состояния неверность его божественной жены. Это был Гефест, божественный кузнец и бог огня, ставший инвалидом (и не только в любовных делах) после того, как его собственный отец, Зевс, сбросил сына с Олимпа, когда он встал на сторону матери, богини Геры, во время очередной домашней ссоры. Хотя даже мать считала его безобразным, ему досталась в жены Афродита, богиня любви и красоты, которая, правда, пренебрегала своим супружеским ложем ради романов с другими богами. Покинутый и разочарованный, Гефест попытался изнасиловать богиню Афину. Божественной девственнице удалось вырваться из объятий хромоного бога, однако Гефест успел пролить ей на ногу свое семя. Афина с отвращением стерла семя с ноги и бросила его на землю, где тут же родился будущий царь Афин Эрихтоний.

Что же говорить о простых смертных, живущих в наши дни, которые, даже не страдая преждевременной эякуляцией, все равно не могут найти себе сексуального партнера. Ведь ими тоже движет дарвинистский императив, который заставляет их распространять свои гены. Один ученый выдвинул теорию, объясняющую поведение этих мужчин. По его мнению, эволюционный прессинг способен превращать их в агрессивных сексуальных хищников — и политика здесь совершенно ни при чем, что бы ни думала об этом Сьюзен Браунмиллер.

Между 1979 и 1991 годами энтомолог Рэнди Торнхилл опубликовал несколько работ, вызвавших серьезные дебаты, хотя речь в них шла всего лишь о сексуальном поведении мухи-скорпионницы (Panorpa vulgaris). Когда самец скорпионницы хочет совокупиться с самкой, он выбирает одну из двух стратегий поведения. Он может предложить ей в качестве «свадебного подарка» что-нибудь съедобное (например, мертвое насекомое или порцию затвердевшей слюны), и чаще всего это настраивает ее вполне благожелательно. Если же никакой еды при нем нет, то он насилует первую попавшуюся самку, которую ему удается заловить[200]. Эволюция облегчила неимущим самцам Panorpa vulgaris выполнение этой задачи, снабдив их особым «дорсальным органом» — своеобразным зажимом в области пениса, который позволяет самцу обездвижить переднее крыло самки, чтобы в ходе принудительной копуляции она не могла вырваться и улететь. Как показали эксперименты Торнхилла, самцы Panorpa vulgaris, совокупляющиеся с благожелательно настроенными самками, не пользуются этим анатомическим приспособлением.

В книге «Естественная история изнасилования», написанной совместно с антропологом Крейгом Т. Пальмером, Торнхилл выдвинул самое спорное из своих утверждений. Он считает, что хотя человеческие самцы и не имеют дорсального органа, в процессе эволюции они приспособились к «капризам» своих самок и научились принуждать их к совокуплению наподобие самцов Panorpa vulgaris. Мы называем это изнасилованием. Торнхилл же считает это генетически обусловленной, адаптивной репродуктивной стратегией — таким же продуктом эволюции, как, скажем, длинная шея у жирафа, — порождаемой сексуальной асимметрией между полами. Среди женщин эволюция отбирает тех, кто способен сопротивляться мужчинам, от которых они не хотят иметь потомства. Но та же неумолимая сила эволюции отбирает тех мужчин, которые могут совокупляться независимо от желания женщин — и здесь кроется непримиримый конфликт, поскольку «[самцы], не способные конкурировать за ресурсы и статус, необходимые для успешного привлечения самок и продолжения рода», будут исключены из репродуктивного цикла, если не применят силу. Таким образом, все мужчины являются потенциальными насильниками. Половое насилие биологически обусловлено, утверждает Торнхилл, хотя это вовсе не значит, что оно приемлемо обществом. Как это ни ужасно для женщин, но биология игнорирует мораль. В результате, говорит Торнхилл, возникает сексуальная гонка вооружений — нечто вроде подогретой «холодной войны», которой нет конца.

* * *

Андреа Дворкин[201] не стала бы спорить с такой постановкой вопроса. Правда, заметила бы, что мужчинам и не нужен какой-то новый орган, чтобы быть насильниками и сексуальными хищниками. Ведь у них уже есть пенис.

Аргументируя эти выводы в своих книгах «Половая связь», «Наша кровь» и «Порнография», Дворкин заработала себе репутацию одой из самых неоднозначных фигур феминистского движения. Она приобрела известность, участвуя в протестах феминистов и феминисток против порнографии в 1970-х годах, которые, согласно знаменитой формулировке Робин Морган[202], пытались доказать, что «порнография — это теория, а изнасилование — практика». Правда, никаких убедительных данных в защиту этого тезиса так и не появилось, в результате чего движение против порнографии тихо угасло. Исследования не выявили устойчивой связи между порнографией и сексуальной агрессией. К тому же в Японии, где жесткая и агрессивная порнография продается на каждом углу, изнасилования практически отсутствуют[203].

Это движение потерпело неудачу еще и потому, что в 1970-е годы оно в каком-то смысле противоречило духу времени. Ведь главной особенностью жесткой порнографии всегда была и остается демонстрация эрегированного пениса во время реальных половых актов, завершающихся настоящим оргазмом, когда сперма часто «выстреливает» женщине прямо в лицо — прием, известный как money shot[204]. В 1971 году не кто-нибудь, а «Нью-Йорк таймс» восхваляла доступность жесткой порнографии как «признак здоровья нации» в одной из своих статей. Тысячи американцев, большинство из которых никогда не видели со стороны, как эрегированный член мужчины входит в женщину, в 1972 году выстроились в очереди у кинотеатров, где показывали «Глубокую глотку» — фильм, собравший в прокате миллион долларов, беспрецедентную для порнофильма сумму. (В конечном счете он принес прокатчикам более 25 млн долларов[205]) Киновед Артур Найт похвалил его в журнале «Тайм» за то, что в нем показывалось, «как важно для женщин получать сексуальное удовлетворение». Это была на удивление оптимистичная трактовка, если учесть, что главная героиня фильма Линда Лавлейс (1949–2002), игравшая в нем саму себя, еще в самом начале «обнаружила», что клитор находится у нее чуть ли не в горле, а после занималась исключительно тем, что обсасывала пенисы мужчин, лишь так получая «глубокое удовлетворение».

И все же этот непритязательный фильм произвел переворот в американском обществе: благодаря ему порнография вошла в моду, и за этим даже последовал недолгий период так называемого порношика. К концу 1970-х годов актеры, снимавшиеся в порнографических фильмах, стали знаменитостями, «звездами», которых с поклоном впускали в клуб «Студия 54»[206] и другие бастионы американского гламура. Прежде порнозвездой — если только не воспринимать подобный термин как оксюморон — по определению была женщина. Мужчины в таких фильмах обычно не имели имен, а порой были полностью обезличены. Теперь же мужчин-актеров из успешных порнофильмов тоже стали называть порнозвездами, которым поклонялись и завидовали, и не только за их «сверхъестественные» фаллические достоинства (одним из первых титул порнозвезды получил Марк Стивенс по прозвищу «Десять с половиной»[207]), но и за способность создавать по требованию режиссера долгоиграющую и неподвластную силе гравитации эрекцию. А поскольку «виагрой» в то время еще и не пахло, это был немалый подвиг. Что же до порнофильмов для гомосексуалистов, то все «звезды» в них были, конечно, мужчинами — и здесь крупный пенис ценился превыше всего. Глядя на внушительного Джеффа Страйкера, который позднее выпустил в продажу массивный вибратор, якобы точно воспроизводящий его собственные габариты, в этом трудно было усомниться.

Андреа Дворкин присоединилась к антипорнографическому движению феминисток в 1976 году, когда в манхэттенских кинотеатрах показали фильм под названием «Snuff» (что-то вроде «Чпок!»)[208]. Это была попытка заработать денег, эксплуатируя ходившие в то время по Нью-Йорку слухи о том, что полиция конфисковала подпольные фильмы из Южной Америки, в которых женщин «чпокали» — то есть убивали — прямо перед камерой мужчины, только что занимавшиеся с ними сексом; если это и вправду было так, то бесконечное словоблудие Нормана Мейлера по поводу фаллического могущества превратилось в оживший кошмар.

Дворкин особенно травмировала концовка фильма, где камера отъезжает назад, показывая всю съемочную площадку, включая членов съемочной группы и режиссера. Ассистентка режиссера говорит ему, до чего она возбудилась от только что отснятой сексуальной сцены. Тут они оба начинают заниматься сексом. Правда, заметив, что камера не выключена и продолжает все снимать, она пытается его отпихнуть. Чтобы не дать ей вырваться, режиссер хватает нож, смотрит прямо в объектив и спрашивает кинооператора: «Ну что, сделать тебе хороший кадр?» Через несколько секунд камера «показывает», как он насилует женщину, а когда все заканчивается, вспарывает ей брюшную полость, запускает туда руку и выдирает изнутри трепещущие внутренние органы. Тут изображение вдруг пропадает и экран пустеет. «Черт, пленка кончилась», — слышат зрители голос оператора. «А ты все успел заснять?» — спрашивает его режиссер. «Успел, успел… Ладно, пошли отсюда», — отвечает оператор. А дальше — тишина. И никаких титров[209].