Екатерина Леткова - Княжна

• Название: Княжна
• Автор: Екатерина Леткова
• Жанр: Биографии и Мемуары

(в замужестве — Султанова) — русская писательница, переводчица, общественная деятельница конца XIX — начала XX века. Свояченица известного художника К. Е. Маковского, родная тетка Сергея Маковского.

---

Е. П. Леткова-Султанова Княжна

У Ольги Дмитріевны разорвалась цѣпь на велосипедѣ и ей пришлось возвращаться домой пѣшкомъ. До усадьбы, гдѣ жила Ольга Дмитріевна, было верстъ десять и это сначала смутило ее. Но она оглянулась кругомъ и даже обрадовалась, что можетъ свободно любоваться красотой вечера, не прикованная вниманіемъ къ дорогѣ, какъ того требуетъ велосипедъ.

Ольга Дмитріевна пріѣхала въ деревню къ своимъ старымъ друзьямъ, чтобы поработать «съ натуры»; профессоръ художникъ велѣлъ ей добиваться прозрачности тѣней и выработки plein air'а, и она цѣлыми днями писала этюды, а вечеромъ отдыхала отъ работы. Лучшимъ отдыхомъ для нея былъ велосипедъ, вдали отъ всѣхъ житейскихъ невзгодъ и разговоровъ, между небомъ и землей, одинокой и свободной.

И теперь, когда она оглянулась кругомъ, у нея прошелъ всякій страхъ и уплыли куда-то всѣ безпокойства. Она была одна среди громаднаго луга съ его зелеными переливами, подъ громаднымъ небомъ съ перламутровыми волнами. Солнце уже зашло, но и небо и земля были еще облиты его розовыми лучами, и розовый воздухъ весь трепеталъ въ своей прозрачности; жаворонки торжествующе-радостно звенѣли и заливались гдѣ-то въ вышинѣ; пахло сохнущимъ сѣномъ, дышалось легко и привольно. И кругомъ — ни души.

Ольга Дмитріевна теперь была довольна, что ей пришлось сойдти съ велосипеда. Она смотрѣла по сторонамъ, стараясь запечатлѣть въ головѣ всѣ свѣтовые эффекты и унести ихъ съ собою въ памяти, чтобы завтра перенести на полотно. Она шла тихо, ведя велосипедъ, и вся была поглощена красотой этого дивнаго вечера. Вдругъ вдали изъ-за пригорка мелькнуло красное пятнышко; мелькнуло и скрылось. Ольга Дмитріевна не успѣла разсмотрѣть, что это было; черезъ нѣсколько минутъ она опять увидала: двѣ дѣвочки въ и красныхъ юбкахъ и красныхъ кофточкахъ выскочили на пригорокъ и остановились. И ихъ красныя платья на сѣроватой зелени скошеннаго луга, въ розовой дымкѣ вечерней зари, оживили всю картину.

— Что бы ни говорилъ мой профессоръ, а нѣтъ полной красоты безъ человѣка, — подумала она и остановилась. Дѣвочки были теперь шагахъ въ двадцати отъ нея и ей захотѣлось подойдти къ нимъ. Она свернула съ дороги и пошла лугомъ. Дѣвочки стояли и смотрѣли на нее. Одна была лѣтъ десяти, тоненькая, очень блѣдная, съ длинными черными глазами и необыкновенно правильными чертами; другая — маленькая, пузатенькая, бѣлокурая, лѣтъ пяти. Обѣ были босыя и въ большихъ ситцевыхъ платкахъ на головахъ. Онѣ спокойно ждали приближенія Ольги Дмитріевны. И она пожалѣла, что сейчасъ, сію минуту не могла написать ихъ: такъ подходили онѣ со своей милой красотой къ этому розовому ясному вечеру.

— Вы что же тутъ дѣлаете? — спросила Ольга Дмитріевна.

— Мы-то? — бойко переспросила младшая.

— Да… Откуда вы?

— Изъ Безсонова…

Ольга Дмитріевна знала, что Безсоново за той усадьбой, гдѣ она гостила, т. е. верстахъ въ десяти отсюда.

— А зачѣмъ вы здѣсь?

— Покосъ снимаемъ, — серьезно объяснила старшая.

Ольга Дмитріевна такъ много слышала все это время о томъ, что у сосѣднихъ крестьянъ совершенно нѣтъ покоса, и они арендуютъ луга вдали отъ деревень и уѣзжаютъ изъ дому цѣлыми семьями, что для нея уже была понятна фраза дѣвочки. За пригоркомъ, въ оврагѣ, стояли двѣ распряженныя телѣги и ходили лошади.

— А гдѣ же старшіе? Гдѣ отецъ? Гдѣ мать? — спросила Ольга Дмитріевна.

— Тама, — показала старшая дѣвочка рукой куда-то за оврагъ. — Копнить торопятся… Ужинать пора…

Младшая подошла близко къ велосипеду и трогала его пальцемъ. Ольга Дмитріевна ласково спросила ее:

— Какъ тебя зовутъ?

— Домаска…

— Какъ?

— Домна, — степенно отвѣтила старшая, — Домашка.

— А тебя какъ?

— Меня-то? Меня княжной звать.

— Княжной?!.. Вы что-же — сестры?

— Нне… Мы казенныя… Шпитаты… Домашка живетъ у Парамонихи, а я у Картошкиныхъ… Василія Картошкина знаешь? — проговорила старшая дѣвочка дѣловитымъ тономъ.

— Нѣтъ, не знаю.

— Ну вотъ, это пріемный отецъ мнѣ… И мать… Да вы присядьте, барышня.

Эта заботливость сразу расположила къ себѣ Ольгу Дмитріевну, и она рѣшила немного посидѣть съ дѣвочками.

— Вы на телѣгу… Тамъ посуше… — сказала старшая, хлопотливо забѣгая впередъ.

Глаза у нея ярко горѣли, изъ-подъ кумачнаго платка съ желтыми разводами выбились черныя пряди шелковистыхъ волосъ. И художница опять залюбовалась ею.

— Княжна! — сказала она. — Прежде всего скажи мнѣ, почему тебя зовутъ княжной?

— Не знаю! зовутъ и зовутъ…

И вдругъ, точно желая оборвать разговоръ, она вскрикнула:

— Батюшки! Воды-то мы не припасли!..

И, схвативъ пустое ведро, она побѣжала внизъ, подъ оврагъ. Маленькая не шевельнулась, точно говоря, что это до нея не касается, и продолжала стоять передъ барышней, поджавъ руки высоко надъ животомъ. Ея круглые глаза на кругломъ бѣломъ личикѣ смотрѣли бойко и съ любопытствомъ. И опять Ольга Дмитріевна пожалѣла, что съ ней нѣтъ ея альбома, чтобы сейчасъ же зарисовать эту фигурку съ ея позой и выраженіемъ лица. Откуда она? Кто ея родители? — подумала она.

— Домашка! У тебя есть мать?

— Е! — отвѣтила дѣвочка такимъ тономъ, точно и сомнѣнія не могло быть, — Е! Только старая.

— Ты ее любишь?

— Кады люблю, кады нѣтъ…

— А отецъ?

— Отца нѣту… Вдовая она…

Дѣвочка говорила почти совсѣмъ ясно, только не выговаривала ж и ш. Она разсказала, что Парамониха зимой извозничаетъ, возитъ лѣсъ на станцію и уѣзжаетъ изъ дому «когда на день, когда на два»…

— А тебя съ кѣмъ же оставляетъ?

— Меня-то? Да одну… запретъ избу и ладно…

— И не ѣшь ничего?

— Зачѣмъ? — воскликнула дѣвочка и махнула рукой на барышню. — Хлѣба и каши оставитъ мнѣ вволю…

— И тебѣ не страшно?

— Чего страшно?

— Одной не страшно?

— Я не одна… У меня на полкѣ боженька живетъ…

Въ это время изъ-за оврага вылѣзла старшая дѣвочка. Она тяжело тащила ведро съ водою, и ея тоненькое тѣльце все перекривилось въ правую сторону, чтобы лѣвая рука могла нести ведро, не зацѣпляя имъ за землю.

— Князна идетъ! — весело объявила Домашка, и на ея серьезномъ лицѣ впервые скользнула радостная улыбка.

Ольга Дмитріевна невольно бросилась помочь дѣвочкѣ дотащить ведро, та не допустила этого, но благодарно и ласково заговорила съ ней.

Вечеръ сдѣлался уже весь сѣрый, и Ольга Дмитріевна встала, чтобы идти домой. Княжна удержала ее.

— Посиди, барышня, еще немного… Сейчасъ, наши придутъ…

— А кто тутъ ваши?..

— Отецъ, мать и наша сноха… да Парамониха съ сыномъ… Изъ Москвы къ ней сынъ на сѣнокосъ пришелъ съ фабрики…

Ольгу Дмитріевну поражало, что «княжна» говоритъ съ ней какъ большая; даже щеку она подпирала правымъ кулакомъ такъ, какъ это дѣлаютъ бабы.

— А тебѣ хорошо жить у твоихъ Картошкиныхъ? — спросила ее Ольга Дмитріевна.

— Мнѣ-то? Мнѣ хорошо! Домашкѣ, той плохо… Сильно Парамониха дуетъ ее…

— Какъ дуетъ?

— Вѣникомъ… А то и веревкой… Чѣмъ придется…

Ольга Дмитріевна прижала къ себѣ дѣвчоночку и чуть не со слезами на глазахъ проговорила:

— Какой ужасъ!..

— Да нельзя и не дуть-то, — серьезно продолжала княжна.

— За что же? За что бить такую маленькую?

— Намедни хлѣба каравай упёрла… А-агромный!

— Я не себѣ, я Затѣйкѣ,- оправдывалась Домашка.

— Ну и попало! Здорово попало…

— Здорово! — согласилась маленькая.

— Да гдѣ же ея мать? — горячо воскликнула Ольга Дмитріевна.

Ей хотѣлось сейчасъ же побѣжать къ ней, сказать ей, чтобы она спасла своего ребенка отъ побоевъ, отъ муки.

— Мать-то? Парамониха?

— Нѣтъ, настоящая мать, родная.

— Не знаю… Домна, вдругъ обратилась она къ маленькой, точно баба, — ты не знаешь, гдѣ твоя мамка родная?

— Не знаю, — равнодушно отвѣтила Домашка.

— А ты про свою знаешь?

— Въ Москвѣ моя… Говорятъ — княжна… Я не знаю…

— И не любишь ее?

— А за что мнѣ ее любить-то? — изумленно сказала княжна и сейчасъ же прибавила:

— Никакъ наши идутъ?

Ея привычное ухо уловило раньше, чѣмъ городской слухъ Ольги Дмитріевны, далекіе голоса. Скоро на лугу блеснули косы на плечахъ у косцовъ, и черезъ нѣсколько минутъ всѣ они собрались у телѣги: два мужика и три бабы. Сейчасъ же пошли разспросы: чья? откуда? Всѣ приняли участіе въ барышнѣ и главное въ велосипедѣ, и въ концѣ концовъ попросили Ольгу Дмитріевну поужинать съ ними.

Ужиномъ завѣдывали бабы. Парамониха — женщина лѣтъ пятидесяти, вся изрытая глубокими коричневыми морщинами и сгорбленная — достала изъ-подъ телѣги жбанъ, укутанный тряпкой. Въ немъ оказался квасъ. Двѣ другія бабы помоложе вынули изъ телѣги хлѣбъ, лукъ и печеныя яйца. Онѣ, не переставая разспрашивать барышню, все раскладывали на пригоркѣ для ужина. Старшій мужикъ, съ плутоватыми глазами, взялся за котелъ. Онъ, съ помощью княжны, налилъ въ него воды и сталъ подвѣшивать надъ кучкой хвороста, да повернулся какъ-то неловко, котелъ выпалъ и пролился. Мужикъ добродушно выругался и сказалъ: