Александр Нильский - Закулисная хроника. 1856 — 1894

• Название: Закулисная хроника. 1856 — 1894
• Автор: Александр Нильский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Нильский Александр Александрович — известный артист (настоящая фамилия — Нилус). Родился в 1841 г. Учился в Санкт-Петербургском театральном училище, по окончании которого принят в Александринскую труппу и стал играть роли героев и любовников, подвергаясь нападкам печати, отказывавшей ему в горячности и видевшей в нем артиста, вполне подходящего на амплуа фатов и простаков. Критика стала доброжелательной, когда Нильский перешел на роли резонеров. Пребывая на Александринской сцене с 1858 г. по 1883 г. и с 1892 г. по 1897 г., Нильский переиграл множество ролей — от Гамлета, Карла Моора («Разбойники», Фердинанда («Коварство и любовь»), Годунова и Иоанна Грозного («Смерть Иоанна Грозного») до второстепенных и даже эпизодических лиц в комедиях и драмах В. Крылова, П. Гнедича, Н. Соловьева, Островского, Тургенева, всегда твердо зная роль. Нильский известен был по своим гастролям и провинции. В 1889 — 92 г. он был антрепренером Александровского театра в Гельсингфорсе. Ему обязана была отчасти М.Г. Савина своим дебютом на Александринской сцене. В «Историческом Вестнике» 1893 — 94 годов и 1899 г. напечатаны «Воспоминания» Нильского (отдельно под заглавием «Закулисная хроника»).

---

С этого памятного вечера чиновник уже более не заглядывал в уборную Пронского и вообще избегал с ним встреч.

Нечто подобное было у Платона Петровича при объяснении с начальником репертуара П. С. Федоровым, который имел неосторожность обмолвиться ему одною из любимых своих отговорок. Как то Пронский является официально к нему спросить, почему ему отказано в какой то просьбе. Федоров ответил, что это сделано по приказанию главного начальника театров барона Кистера, который будто бы его, Пронского, не любит.

Платон Петрович нервно передернулся, побледнел и, страшно волнуясь, воскликнул:

— Как же вам не грешно и не стыдно сообщать мне это?! Говоря, что меня не любит барон Кистер, от которого зависит моя служба и, следовательно, все мое благосостояние, вы отнимаете от меня всякую энергию, силу и надежду…

— Успокойтесь, право, я не хотел этого говорить, но вы сами поставили меня в крайность выяснить обстоятельства, но уверяю вас, что от этого ничего дурного не последует. Мало ли кого он не любит, это не важно и отчаиваться не должно.

— Положим, что это так, — продолжал Пронский, едва переводя дыхание, — но все-таки если бы вы были истинно добрым, вы никогда не решились бы сказать ничего подобного подчиненному барона Кистера. Вы сами человек служащий, и хотя ваше положение несравненно лучше моего, но и вас обескуражило бы, если б вам сказали, что министр вас ненавидит, а все, находящиеся под вашим начальством, так и прямо проклинают вашу особу, распространяя о вас скандальные слухи.

Федоров едва успокоил его.

Года за полтора до смерти, у Пронского внезапно заболела левая нога и до такой степени сильно, что он принужден был слечь в постель, с которой и не вставал до самой кончины. Мучительно прострадав целый год, Платон Петрович скончался 10-го декабря 1875 года.

XXXIX

П. С. Степанов. — Актерские способности его. — Страсть к беспричинному вранью.

Милейшею личностью был Петр Степанович Степанов. Его любили все сослуживцы, как превосходного товарища и истинно доброго человека, относившегося ко всем равно незлобиво, сердечно и приятельски. Он был далек от партийности, жил общими интересами, любил искусство.

В начале своей сценической деятельности Степанов играл преимущественно молодых драматических героев и имел относительный успех, которому, впрочем, более способствовала красивая сценическая наружность и громкий, вполне трагический голос. Карьеру свою он начал в провинции, а на службу в дирекцию попал по рекомендаций известной артистки Надежды Васильевны Самойловой 1-й, которой случайно довелось видеть его играющим в Новгородском театре. Петр Степанович произвел на нее хорошее впечатление «начинающего» актера, и она охотно взялась привести талант к известности. Хотя ее мечтания вполне не сбылись, но он был не бесполезным и далеко не лишним в нашей труппе. Степанов был актером прежней, так называемой Каратыгинской школы, ныне признаваемой ходульной и ложно-классической. Весь свой успех он основывал па выкрикиваниях, на внешних эффектах, что очень хорошо ему удавалось. Под старость он перешел на роли пожилых людей и иногда выступал даже в полукомических ролях легкого репертуара. Он не особенно претендовал на изменение амплуа «по распоряжению начальства» и стал применяться к требованиям совершенно спокойно, деловито и, пожалуй, даже серьезно.

В молодости, говорят, он считался незаурядным кутилой. а потом приобрел страсть к охоте и сделался отчаянным вралем, впрочем, безобидным и невинным. Он так же, как и известный провинциальный трагик Н. X. Рыбаков, любил кстати и не кстати, однако, никого не обижая, а главное вполне веря самому себе, рассказывать такие колоссальные небывальщины, что слушатели приходили в смущение и чуть не краснели за самого рассказчика.

Во всем он старался казаться большим знатоком, любил прихвастнуть, очень часто хватая через край, и кичился своей физической силой, которой на самом-то деле у него не было. Однажды, одеваясь к спектаклю, он стал натягивать на ноги узкий сапог. От чрезмерного усердия слабо прикрепленное ушко оторвалось от голенища. Петр Степанович с торжествующим видом приподнялся и, обращаясь к присутствующим, самодовольно пробасил:

— Гм… Взгляните-ка, братцы, какова еще сила у Степанова?!

И все прочие «наглядные доказательства», удостоверявшие, по его мнению, крепость его редкостных мускулов, были в этом же роде.

Он был в восторге от своей наружности, от своего голоса, дарования. Иногда он подолгу рассматривал себя в зеркало и с увлечением играл лицом, то делая его веселым и приветливым, то хмурым и жестоким. Часто даже разговаривал сам с собою, при чем всегда говорил себе комплименты. Раз как-то прохожу я мимо его уборной, не плотно притворенной, и вижу его самоуслаждение собственной физиономией. Приостановившись, я услыхал фразу, экспрессивно произнесенную Петром Степановичем:

— Да… да… Степанов еще жив!!! Он еще покажет себя!

Степанов был вралем по призванию.

Однажды он дошел до того в завирании, что представил свою собаку феноменом, разговаривающим по-человечески. Дело было так. Перебравшись на дачу, он лишился своего любимого сеттера, заблудившегося в незнакомой ему местности. Об этом грустном для охотника обстоятельстве он подробно рассказывал всем и каждому. Сочувствуя его сокрушению, конечно, при встречах все расспрашивали его о результате неустанных розысков. Но вот как-то является он в театр в ликующем настроении.

— Что это ты такой сияющий? — спрашивает его кто-то из товарищей.

— А ведь пришел мой-то подлец. Сегодня днем сам приплелся.

— Где ж это он пропадал, любопытно?

— В Тентелевой деревне…

— Да как же ты об этом узнал, если он сам явился?

— Да вот так и узнал… от него…

— От него? — изумился собеседник. — Полно тебе врать.

— Чего врать? — обиделся Степанов. — Он ведь у меня особенный. Мне за него десять тысяч предлагали, да я не продал.

— Да как же он тебе мог сказать? Разве собаки говорят?

— Вот у других не говорят, а моя говорит; когда вернулась, я ее строго спросил: «где ты, проклятая, шаталась?» — а она явственно и вместе с тем жалостливо и говорит: «в Тен-те-ле-вой».

Подобных анекдотов о Степанове сохранилась масса. Иногда он очень ловко вывертывался, когда заходил слишком далеко и говорил очевидные нелепости. Например, предлагают ему в знакомом доме папиросу. Он отказывается, заявляя:

— Я курю только свой. Привычка — великое дело…

— Попробуйте наших! Отличный табак, мне его высылают по шести рублей за фунт.

— По шести? Только-то?

Гостеприимный хозяин опешил.

— Да, по шести… и я нахожу его лучшим.

— Вы бы моих папирос попробовали, так не сказали бы, что ваши лучшие.

— Не смею спорить, однако, позвольте полюбопытствовал, как велика цена вашему табаку.

— Шестьсот рублей фунт.

— Это необычайная. О такой диковине я не слыхивал…

— Приезжайте ко мне, попотчую.

— Благодарю вас, но, право, мне не верится, чтоб существовал табак такой баснословной цены. Откуда он у вас?

— Прямо из Турции выписываю.

— По шестисот рублей за фунт? — продолжал переспрашивать ошеломленный хозяин.

— Да, по шестисот.

Но вдруг Степанов спохватился, что слишком уж пересолил. На минуту сконфузился и вновь развязно добавил:

— По шестисот, это верно, но только я не предупредил вас, что табак доставляется мне вместе с золотом. В ящике лежит пласт золота и пласт табаку, потом опять пласт золота и пласт табаку и т. д. Конечно, рубликов на пятьсот девяносто одного золота составится.

Вот каким несообразным шутником был покойный Петр Степанович Степанов, неприметно промелькнувший на театральном горизонте Александринской сцены.

XL

Выходные актеры. — Их положение и значение в театральном механизме. — Три иностранца. — Свита Фортинбраса. — Антонолини. — Акгер Рупини. — Его письмо к режиссеру. — Актер Розенштрем. — Страсть к поэзии. — Меланхолическое стихотворение Розенштрема и веселый ответ на него Жулева. — Анекдоты про Розенштрема.

Перебирая в памяти товарищей, припоминаю типичные фигуры некоторых выходных актеров старого доброго времени, когда даже эти скромные закулисные работники были по-своему оригинальны и примечательны. В старину это были люди особого склада идей и рассуждений, горячо преданные театру и отнюдь не относившиеся к своему скромному положению на сцене, как к ремесленному занятию. Наоборот, они считали себя не последней спицей в колеснице и делали это вполне резонно. Ведь для исполнения даже самой маленькой роли требуется дарование. Случается часто встречать актеров, изображающих специально лакеев так неподражаемо хорошо, что признанные таланты откажутся от соревнования с ними в этих «мелких» ролях. Выходной актер действительно не последняя спица в колеснице. От него очень зависит успех той или другой сцены пьесы, в особенности классической, где массовое движение имеет большое значение. Большой актер играет, маленький — подыгрывает, следовательно последний представляет из себя немаловажную пружину театрального механизма.