Н. Т. - Тайны Зимнего дворца

• Название: Тайны Зимнего дворца
• Автор: Н. Т.
• Жанр: Историческая проза

Н. Т. — расшифровать инициалы не удалось. Не помог «даже» Масанов. Помимо размещенного здесь берлинского издания, роман издавался также в Женеве в 1890 г. (См. каталог РГБ).

Цѣль этой книги «Тайны Зимняго Дворца» — ознакомить читателя съ одной изъ самыхъ интересныхъ эпохъ отечественной исторіи, а именно — съ послѣдними годами царствованія императора Николая I.

---

ТАЙНЫ ЗИМНЯГО ДВОРЦА СОЧИНЕНІЕ H. Т

ПРЕДИСЛОВІЕ

Цѣль этой книги «Тайны Зимняго Дворца» — ознакомить читателя съ одной изъ самыхъ интересныхъ эпохъ отечественной исторіи, а именно — съ послѣдними годами царствованія императора Николая I. Всѣ здѣсь описываемые факты дѣйствительно происходили и вѣрны, всѣ упоминаемыя лица существовали.

Въ этомъ правдивомъ разсказѣ многія вещи могутъ показаться читателю невѣроятными, то ради этого я счелъ нужнымъ указать на источники изъ которыхъ почерпнуты матеріалы, служившіе канвой для настоящаго изданія.

Напримѣръ, читателю покажется страннымъ, откуда можетъ быть извѣстно автору содержаніе письма, писаннаго Герценымъ къ Александру II, тогда еще наслѣднику, и какъ оно перехвачено графиней Бобринской и ея агентами и передано императору Николаю I, а имъ въ ея присутствіи уничтожено. Да еще въ добавокъ, какъ читатель увидитъ, государь потребовалъ, чтобы графиня сохранила тайну, объ этомъ письмѣ. Но дѣло въ томъ, что Герценъ сохранилъ въ копіи и публиковалъ въ своемъ «Колоколѣ» въ 1862 году.

Главными источниками послужили слѣдующія изданія: Полярная Звѣзда, Колоколъ, Записки Декабристовъ: Якушкина, князя Трубецкого, а равно и разсказы покойнаго князя П. Долгорукаго и другія преданія, переходившія изъ устъ въ уста и дошедшія до автора книги.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Завывалъ сильный западный вѣтеръ, какъ бы бросая надмѣнный вызовъ волнамъ Ладожскаго озера, стремящимся излиться въ Балтійское море, Напрасно, подобно окруженному непріятелемъ храбрецу, старались онѣ пересилить бурю и прорваться черезъ устье Невы; но всѣ ихъ старанія были безъуспѣшны, вмѣсто того чтобы подвигаться впередъ, гонимыя бурей, онѣ все болѣе и болѣе собирались и все съ новою силой старались побороть вѣтеръ, но всѣ ихъ усилія были тщетны и бушующія волны стали выступать изъ крутыхъ береговъ, начиная омывать высокія загородки Дворцовой и Англійской набережной. Ужь грязныя воды Мойки и Фонтанки начинаютъ затоплять прилегающія улицы. Сигнальная пушка Петропавловской крѣпости все чаще и чаще раздается своимъ зловѣщимъ грохотомъ, возвѣщая о постепенномъ поднятіи воды. Ужь на шпицѣ адмиралтейства поднятъ сигналъ. Въ отдаленныхъ и низмѣнныхъ кварталахъ поднялась страшная суетня: бѣгаютъ, кричатъ, всякій старается спасти, что только возможно. Въ болѣе возвышенныхъ частяхъ города, разнокалиберная толпа, состоящая изъ всѣхъ слоевъ общества, съ ужасомъ крестится, такъ какъ грозное пророчество, обѣщающее разрушеніе Петербургу, при третьемъ большомъ наводнѣніи, грозитъ исполниться. Только Петръ Великій, на Адмиралтейской площади, среди общей суеты и тревоги, стоитъ неподвижный, сидя на бронзовомъ конѣ, онъ простираетъ руку къ волнамъ, какъ бы приказывая имъ, но они его не слышатъ и не повинуются, они его не боятся.

У одного изъ оконъ зимняго дворца, стоитъ высокаго роста мужчина, погруженный въ свои думы, и грознымъ окомъ смотритъ на возмутившуюся Неву.

Для него давно перестала существовать непокорность, давно онъ забылъ, что такое неповиновеніе. Если онъ, когда нибудь встрѣчалъ на своемъ пути препятствія, онъ ихъ ломалъ, какъ сухую соломенку или раздавливалъ ногой, какъ невиннаго жучка, а теперь непріятель осаждаетъ крѣпости въ его необъятномъ государствѣ, и его три милльона войска оказываются недостаточными, чтобы разсѣять горсть непріятеля. Гранитныя крѣпости, его гордость и мнимая сила, оказываются безсильными передъ слабыми врагами. Генералы, на которыхъ онъ вполнѣ полагался, видя ихъ умѣніе и храбрость на парадахъ и маневрахъ, гдѣ въ сущности они были ничто иное какъ марьонетки, передвигаемыя его волей, оказались не въ силахъ бороться съ опытными и хорошо знакомыми съ военнымъ дѣломъ иностранными генералами. Теперь же, когда начинается нашъ разсказъ, сама природа осмѣлилась возмущаться противъ него. Въ глубокой, безсильной злобѣ онъ погрозилъ кулакомъ волнамъ и воскликнулъ:

«Подлыя!» неужели Западъ и васъ побѣдитъ? — Нѣтъ, пока я живъ, Востокъ останется побѣдителемъ! — Что я сказалъ?!

Увы, эта мысль мнѣ ужъ не разъ приходила!

Нѣтъ, я не переживу пораженія; и оно не должно застать меня въ расплодъ!

Холодная и гордая, но безнадежная улыбка пробѣжала по его губамъ и въ тоже время онъ прошепталъ съ полнымъ отчаяніемъ: «Никогда!!»

Никогда! повторилъ какъ эхо своихъ собственныхъ мыслей. Въ это время гофъ-фурьеръ отворилъ дверь.

Государь, курьеръ изъ Крыма.

— Позвать, рѣзко приказалъ государь; въ это же время кровь бросилась ему въ лицо и яркій румянецъ замѣнилъ мраморную блѣдность; его античное лицо нервно передергивалось отъ невольнаго трепета ожиданія.

Вошелъ курьеръ. Это былъ офицеръ егерьскаго полка, до того истомленный десятидневнымъ путешествіемъ, что едва держался на ногахъ.

Онъ хотѣлъ говорить, но отъ усталости и трепета съ нимъ сдѣлалось головокруженіе и, чтобы не упасть, ему пришлось облокотиться объ стулъ.

— Что новаго? крикнулъ Николай.

Курьеръ машинально досталъ изъ своей сумки депешу, которую передалъ государю.

Государь съ пренебреженіемъ бросилъ, не читая, депешу на столъ.

— Я тебя спрашиваю! порусски, не понимаешь, что ли?

Голосъ царя, наводившій дрожь на самыхъ смѣлыхъ, вывелъ курьера изъ оцѣпѣненія.

Вѣдь и природа имѣетъ свои права, а путешествіе въ теченіи десяти сутокъ на перекладной можетъ сломить всякаго.

— Государь… прошепталъ курьеръ.

Въ два шага государь очутился около него и встряхнулъ своей желѣзной рукой:

— Матвѣевъ, развѣ ты меня не знаешь? Я тебя еще разъ спрашиваю, что происходитъ въ Крыму?

Матвѣевъ молчалъ опустивши голову. Поблѣнѣвшее лицо государя снова покраснѣло.

— А! снова дурныя вѣсти!

А Вревскій?

«Баронъ Вревскій умеръ!

— Умеръ? — а сраженіе?

„Сраженіе при Черной рѣчкѣ“…

— Ну что же? Неужели проиграно?

„Да“, государь! Его превосходительство генералъ-адъютантъ баронъ Вревскій все время находился подлѣ генерала Даненберга, казалось, что оба искали смерти.

— И что же?

„Палъ только генералъ-адъютантъ и мнѣ поручилъ доставить Вашему Императорскому Величеству эту печальную вѣсть.

— Вотъ какъ! возразилъ государь и позвонилъ.

Вошелъ гофъ-фурьеръ.

— Отвести офицера Матвѣева на мѣсяцъ въ крѣпость, пусть тамъ отдохнетъ, и чтобъ онъ не разговаривалъ, прибавилъ государь шепотомъ. Офицеръ молча поклонился и вышелъ изъ комнаты. Въ передней онъ встрѣтился съ другимъ курьеромъ такъ же офицеромъ, его пріятелемъ, послѣдній былъ покрытъ пылью и грязью такъ что сталъ почти неузнаваемъ. Оба товарища узнали другъ друга.

— Островскій, откуда ты? спросилъ Матвѣевъ.

— Съ Кавказа, отвѣтилъ, вновь прибывшій. Матвѣевъ вопросительно посмотрѣлъ на него. Островскій опустилъ голову и тотчасъ же поднялъ глаза на Матвѣева. Послѣдній пожалъ плечами. Островскій его понялъ и съ замираніемъ сердца направился въ кабинетъ государя, онъ также привезъ недобрыя вѣсти.

— Откуда ты? раздался громкій голосъ царя, лишь только курьеръ переступилъ порогъ кабинета.

— Изъ Малой Азіи, отвѣчалъ Островскій низко кланяясь и передавъ государю пакетъ, который тотъ поспѣшно распечаталъ.

„Государь, писалъ ему Муравьевъ-Карскій (котораго не слѣдуетъ смѣшивать съ Муравьевымъ — Виленскимъ палачемъ), по Вашему повелѣнію мы штурмовали Карсъ и были откинуты съ страшнымъ урономъ. Мое мнѣніе, что Карсъ неприступенъ, къ сожалѣнію подтвердилось.

«Вчера, когда генералъ-адъютантъ привезъ приказаніе Вашего Величества штурмовать Карсъ, я упросилъ его не говорить объ этомъ распоряженіи до вечера и созвалъ военный совѣтъ. Всѣ единогласно были противъ штурма, который считали не только невозможнымъ, но даже излишнимъ, такъ какъ и безъ того блокированный городъ долженъ былъ сдаться непозже нѣсколькихъ недѣль, принужденный къ тому голодомъ. Генералъ-адъютантъ слушалъ подаваемые мнѣнія и хранилъ глубокое молчаніе, такъ что мнѣ пришлось сообщить о распоряженіи Вашего Величества…

Господа, Государь приказываетъ штурмовать Карсъ, завтра въ 5 часовъ двинутся штурмовыя колонны; докажемъ Его Величеству, что мы съ радостью идемъ на смерть, когда приказываютъ умирать.

И мы доказали, что умѣемъ умирать за царя и отечество, такъ какъ 19,000 отборныхъ войскъ пало на полѣ сраженія и въ оврагахъ Карса. Къ несчастію пули меня пощадили, и не избавили отъ грустной обязанности доложить Вашему Величеству объ этомъ печальномъ извѣстіи.»

Вотъ что писалъ Муравьевъ; пока государь машинально пробѣгалъ эти строки, сигнальная пушка продолжала ревѣть все чаще и чаще, заставляя дребезжать толстые стекла оконъ Зимняго дворца.

Неужели же у него колеблется почва подъ ногами? — Подобно тому, какъ въ настоящую минуту балтійскія волны угрожали столицѣ, западныя державы угрожали государству; тѣснили его со всѣхъ сторонъ, сопротивленіе было безуспѣшно; крѣпости — его гордость и надежды были безсильны, чтобъ остановить непріятеля, а объ его изгнаніи ужь и говорить нечего. Севастополь, перлъ южныхъ крѣпостей, еще держался противъ союзниковъ, но не благодаря своимъ гранитнымъ стѣнамъ, стоившимъ чуть ли не сотни милліоновъ, а только ради земляныхъ насыпей, наскоро сдѣланныхъ какимъ-то капитаномъ, иностранцемъ, сыномъ лавочника [1]. Но долго ли ему еще удастся продержаться? Не сегодня такъ завтра курьеръ могъ привести извѣстіе объ его паденіи. Какъ отчаянный игрокъ, онъ поставилъ карту ребромъ, пославши генералъ-адъютанта въ Крымъ дать рѣшительное сраженіе.