Чарльз Диккенс - Колокола (пер.Врангель)

• Название: Колокола (пер.Врангель)
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза

(англ. Charles Dickens) — выдающийся английский романист.

---

КОЛОКОЛА

Разсказъ домового о томъ, какъ колокола провожали старый и встрѣчали Новый Годъ.

I Первая четверть

Немного найдется людей — а такъ какъ крайне желательно, чтобы разсказчикъ и его слушатель съ самаго же начала возможно лучше понимали другъ друга, я прошу не забывать, что отношу это примѣчаніе не исключительно къ юношамъ или дѣтямъ, но что оно касается всѣхъ безъ различія, и большихъ и малыхъ, молодыхъ и старыхъ, тѣхъ, кто еще растетъ, равно, какъ и стоящихъ на склонѣ жизни, — такъ не много найдется людей, говорю я, которые согласились бы провести ночь въ церкви. Я, конечно, не говорю про то время, когда въ церкви идетъ служба, въ особенности въ жаркій лѣтній день (мы всѣ не разъ видѣли спящихъ въ это время), но я говорю про ночь, про то время, когда въ церкви никого нѣтъ.

Находиться въ церкви среди бѣла дня вещь вполнѣ естественная, но мы говоримъ, повторяю, исключительно о ночи, и я не сомнѣваюсь, что въ любую темную ночь, при завываніи вѣтра, въ ночь выбранную именно для этой цѣли, никто, встрѣтившись со мною на паперти старой церкви запущеннаго кладбища, не рѣшится дать себя запереть въ ней до слѣдующаго утра, хотя бы ранѣе и далъ на это свое согласіе.

Оно и понятно: вѣтеръ ночью завываетъ вокругъ этихъ мрачныхъ зданій съ безконечнымъ стономъ, какъ бы стремясь потрясти невидимою рукою окна и двери, ища щели, черезъ которую могъ бы пробраться во внутрь. А потомъ, ворвавшись, онъ какъ человѣкъ, не находящій того, что ищетъ, рветъ и рыдаетъ. Не находя выхода, онъ кружится по всей церкви, скользитъ вокругъ колоннъ, бѣшено врывается въ органъ, опять кидается вверхъ, напрягая всѣ усилія прорваться черезъ крышу, а потомъ, неожиданно ринувшись внизъ, какъ изступленный кидается на плиты пола, откуда грозно рыча, уходитъ подъ своды.

Иногда онъ ползетъ вдоль стѣнъ, издавая прерывистые звуки, словно тайкомъ читаетъ надписи надгробныхъ камней. Нѣкоторые изъ нихъ вызывали у него, какъ бы взрывъ смѣха; другіе, напротивъ, звуки, похожіе на рыданіе и стоны отчаянія. Остановившись въ алтарѣ, онъ какъ бы жалуется гробовымъ голосомъ на всякаго рода преступленія: на убійства, святотатство, кощунство, поклоненіе ложнымъ богамъ, неуваженіе къ заповѣдямъ, такъ часто оскверняемымъ и искажаемымъ ихъ толкователями.

Брръ! Господи, избавь насъ отъ этого! Куда покойнѣе сидѣть у себя дома, у семейнаго очага! Развѣ есть что нибудь ужаснѣе завыванія вѣтра, затягивающаго свою пѣснь въ полночь, въ какой нибудь кладбищенской церкви?… Но, еслибы вы знали, что происходить на колокольнѣ, когда вѣтру удается забраться на самый верхъ! Вотъ гдѣ онъ свищетъ и рычитъ съ яростью! Тамъ наверху ему полное раздолье; онъ свободно гуляетъ по открытымъ сводамъ и отверстіямъ стѣнъ, кружится вдоль ступеней лѣстницы, по которой нельзя подниматься, не испытывая головокруженія; заставляетъ быстро вращаться пискливый флюгеръ и дрожать всю башню сверху до низу, словно бы ее потрясалъ сильнѣйшій ознобъ!

Страшнѣе всего очутиться ночью на самомъ верху башни такой старинной церкви, гдѣ виситъ колоколъ, гдѣ желѣзныя перила проѣдены ржавчиной, гдѣ мѣдные листы, изъѣденные дѣйствіемъ атмосферы со всѣми ея перемѣнами, трещатъ и выгибаются подъ ногами рѣдкихъ посѣтителей, гдѣ птицы вьютъ гнѣзда въ старыхъ дубовыхъ стропилахъ, гдѣ пылъ бѣлѣетъ отъ времени; гдѣ пятнистые, разжирѣвшіе отъ беззаботной и сытой жизни пауки небрежно раскачиваются изъ стороны въ сторону подъ звуки колокольнаго звона, цѣпляясь за свои воздушные замки или, при внезапной тревогѣ, быстро карабкаются по нитямъ паутины, какъ матросы по снастямъ; или же стремительно падаютъ на землю, ища спасенія въ бѣгствѣ, при помощи своихъ восьми проворныхъ лапокъ! Да, страшно очутиться ночью на самомъ верху колокольни надъ огнями и шумомъ города, хотя и гораздо ниже облаковъ, бѣгущихъ по небу и затемняющихъ порою эту самую колокольню. Такъ вотъ о колоколахъ, жившихъ именно въ такой колокольнѣ, я и поведу рѣчь!

Это были старые колокола, о! такіе старые, что цѣлые вѣка прошли съ той поры, какъ ихъ окрестилъ епископъ! Ужъ повѣрьте мнѣ въ этомъ! Прошло столько вѣковъ, что давнымъ давно былъ потерянъ документъ объ обрядѣ ихъ крещенія. Никто даже приблизительно не помнилъ ни времени, когда это происходило, ни о данныхъ имъ при крещеніи именахъ! А между тѣмъ у нихъ были и воспріемники и воспріемницы (мимоходомъ будь сказано, мнѣ лично было бы пріятнѣе принять отвѣтственность крестнаго отца за колоколъ, чѣмъ за какого нибудь мальчика, котораго бы пришлось держать у купели) и они были украшены серебряными бляхами. Но время унесло воспріемниковъ, а Генрихъ VIII велѣлъ перелить бляхи, и теперь колокола висятъ и безъ воспріемниковъ и безъ серебряныхъ украшеній.

Но голоса они не лишились. О, напротивъ, у этихъ колоколовъ сильные, могучіе и звучные голоса, звуки которыхъ разносятся на далекія пространства на крыльяхъ вѣтра. Да и сами по себѣ голоса ихъ были достаточно мощны, такъ что ихъ далеко было слышно и безъ вѣтра. Какъ только онъ дѣлалъ попытку идти имъ наперекоръ, они смѣло принимали вызовъ и всегда побѣдоносно достигали цѣли: они веселыми звуками касались напряженнаго слуха людей, проникали темною грозною ночью въ жилище бѣдной матери, склонившейся у изголовья своего больного ребенка, или несчастной, одинокой женщины, мужъ которой былъ въ морѣ… И звонъ ихъ былъ такъ могучъ, что не разъ побѣждалъ на голову сѣверо-западные шквалы… да именно «на голову», какъ выражался Тоби Веккъ. Хотя его большею частью и называли Тротти Веккъ, однако, настоящее его имя было Тоби, и никто не могъ передѣлать его въ другое кромѣ Тобіаса, не имѣя на то спеціальнаго разрѣшенія парламента, такъ какъ онъ былъ въ свое время окрещенъ такъ же правильно, какъ и колокола, съ тою лишь разницею, что его крестины были менѣе пышны и не являлись общественнымъ праздникомъ.

Что касается меня, то я не стану возражать противъ приведеннаго выше мнѣнія Тоби Векка, такъ какъ я ни мало не сомнѣваюсь, что онъ имѣлъ достаточно случаевъ, чтобы хорошо его обдумать и выработать. И такъ все, что ни говорилъ Тоби Веккъ, я повторяю за нимъ и всегда готовъ постоять за него, хотя это и и не совсѣмъ легкая задача, такъ какъ нашъ другъ Тоби Веккъ былъ посыльнымъ и всѣмъ было извѣстно, что мѣсто его стоянки было рядомъ съ церковными дверями, гдѣ онъ и простаивалъ съ утра до вечера, въ ожиданіи какого нибудь порученія.

Нечего сказать, хорошенькое это было мѣстечко зимою! Въ кого же онъ тамъ и обращался: онъ отмораживалъ себѣ щеки; носъ становился сине-краснымъ, глаза слезились; ноги коченѣли; зубы чуть не крошились, — такъ онъ ими щелкалъ! Не совсѣмъ-то бѣдному Тоби было по себѣ!

Вѣтеръ, въ особенности восточный, накидывался на него съ остевенѣніемъ изъ за угла, какъ будто нарочно сорвался съ двухъ концовъ свѣта, чтобы угощать его пощечинами. Часто казалось, что вѣтеръ обрушивался на него именно въ такую минуту, когда онъ этого никакъ не ожидалъ. Вылетѣвъ съ неимовѣрною стремительностью изъ за угла площади, вѣтеръ мчался мимо несчастнаго и вдругъ возвращался, какъ бы радуясь тому, что опять встрѣтилъ его и, казалось, ревѣлъ: «а! вотъ онъ! Я опять держу его!»

Тщетно тогда натягивалъ Тоби себѣ на голову свой маленькій бѣлый передникъ, подобно тому, какъ дурно воспитанныя дѣти, закрываютъ глаза полами своей одежды. Напрасно вооружался своей небольшой тростью, какъ бы выходя на бой съ непогодою. Кончалось тѣмъ, что его слабыя ноги начинали невѣроятно дрожать, онъ поворачивался то направо, то налѣво; то съеживался, то сгибался, — но что бы онъ ни предпринималъ, ничего не помогало. Онъ былъ до того измученъ, истерзанъ, избитъ, почти сшибленъ съ ногъ, что только какимъ то положительнымъ чудомъ, онъ не былъ сотни разъ поднятъ на воздухъ на подобіе цѣлыхъ колоній лягушекъ и другихъ неустойчивыхъ тварей, и не упалъ потомъ на землю, гдѣ нибудь за тридевять земель, на удивленіе туземцевъ какой нибудь дикой мѣстности земного шара, гдѣ еще никогда не видывали посыльныхъ.

Но бурная, вѣтреная погода, несмотря на страданія, приносимыя Тоби, всегда являлась для него какимъ то праздникомъ, это не подлежитъ никакому сомнѣнію. Въ такіе дни ему казалось, что время не такъ медленно тянется въ ожиданіи заработка, какъ вь остальные дни. Борьба съ бѣшеною стихіею отвлекала ею вниманіе и возвращала ему энергію, когда голодъ и отчаяніе подкрадывались къ нему. Лютый морозъ, снѣжная мятель нарушали однообразіе его существованія и вызывали въ немъ какое то возбужденіе. Однимъ словомъ, такая погода дѣйствовала на него благотворно, но почему и какимъ образомъ это могло быть, остается для меня необъяснимымъ. Да, я думаю, что онъ самъ, бѣдный Тоби, затруднился бы объяснить это явленіе! Словомъ, счастливыми для Тоби днями были дни бурь, морозовъ, снѣжныхъ мятелей, а пожалуй еще и тѣ, когда шелъ градъ и разражалась гроза!