Светлана Успенская - Женщина без прошлого

• Название: Женщина без прошлого
• Автор: Светлана Успенская
• Издательство: ЗАО Центрполиграф
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 5-9524-1550-4

Первая клиентка только что открывшегося пиар-агентства ставит перед начинающим сыщиком Веней Воробьевым пустяковую на первый взгляд задачу: раздобыть компромат на женщину, ставшую кандидатом в мэры города. Увы, репутация ее безупречна — прежде всего потому, что о ее прошлом никто ничего не знает! Откуда она появилась в их городе и как ей удалось взлететь столь высоко? Расследование осложняется автокатастрофой, которой не было, трупом, который бесследно испарился, однофамильцами с сомнительным прошлым и похищением поп-звезды. Горе-сыщику вовек бы не разобраться в темной истории, если бы не опыт родного деда, старого оперативника.

---

А у самой глаза налево косят. В телевизор, где про какую-то беглую певичку круглосуточно вещают.

Ну, конечно, я с Вовиком серьезно поговорила.

«Ты, — говорю, — что себе думаешь, олух царя небесного? Она тебя обдерет как липку, по миру босым пустит, и хорошо еще, если вживе оставит».

А он мне:

— Я, — говорит, — мама, давно уже такого смятения внутренних органов не имел. Очень уж она мне глянется. Чем-то она мне напоминает бывшую Ленку мою. И готовит хорошо.

«Вот именно, — кричу, глотку надрываю, — она уже и паспорт Ленкин оприходовала! Небось хочет в сберкассе твои денежки с книжки получить!»

— Да, — говорит, — мама, очень хорошо я это дело понимаю. Без санитарной книжки — ни-ни! Не такой я дурак, чтоб дамочку среднего возраста без санитарной книжки брать.

«Дурында! — Я руками всплескиваю (да только плохо всплескивается-то — руки только до локтя изображены, несподручно ими шевелить). — Она, может, топор уже точит, чтоб жизни тебя лишить, а самой добром поживиться!»

— Конечно, мама, — говорит, — прописывать я ее пока не буду. А то пропишешь — после греха не оберешься. Нет, я твердо помню, чему ты меня учила, и не поддамся на ее обольстительное женское существо!

Тут я от возмущения даже поперхнулась и закашлялась. И так меня этим кашлем протрепало, что рамка не выдержала, с гвоздика сорвалась и повалилась я на пол в глубоком обмороке.

А очнулась — этой новой невестки уже нет, паспорта Ленкиного нет, Вовик сидит не жрамши, новую рамочку мне выпиливает взамен старой, раздрызганной.

«Что, — спрашиваю со стоном, — как?»

А он мне грустно так отвечает:

— Обманула, ушла. Будто бы за санитарной книжкой, а на самом деле насовсем.

«Сколько украла?» — спрашиваю с головной болью. Видно, падая, я себе лоб расшибла чуть не до крови, даже уголок весь в лохмы изорвался — в зеркале напротив хорошо видать.

— Ничего не взяла, — грустно отвечает сынок. — Только украла мое спокойствие и возрожденную было веру в женский пол.

«Ну, отделались легким испугом», — отвечаю с облегчением.

Сынок меня поцеловал, а я — его.

А про паспорт Ленкин поначалу запамятовали. Да и зачем он нам? Пусть аферистка пользуется, денег на сберкнижке все равно нет, а в квартире она не прописанная.

Теперь я висю на стене в новой рамке — прочной, не то что старая. Только пока без стекла, что плохо. Потому как мухи на лоб гадят по летнему времени и солнце в глаза бьет, отчего мы безвременно желтеем и выцветаем.

Ну да это ничего. Что нам, фотографиям, сделается!

Из-за занятости домашним хозяйством мне не удалось побывать на собственных похоронах. А должно быть, приятное было зрелище! И сколько, наверное, хороших слов обо мне сказали, вот бы послушать!

Представляю: косой дождик, люди в черном, похожие на мокрых ворон, обитый алым шелком гроб. Интересно, что в нем? Кто?

Распорядитель: «А теперь каждый пусть вспомнит о покойной, об этом светлом человеке с чудесной душой, которую мы будем вспоминать всю свою жизнь, а годы, прожитые без нее, покажутся нам наполненными страданиями и неизбывной тоской».

Вадик: «Обуреваем горечью от несвоевременной кончины обожаемой супруги, я убит ее безалаберностью, из-за которой она оставила меня доживать мои мрачные дни в неприятном одиночестве, которые лишь подруга моей жены Мила может скрасить неустанными упражнениями на любовном поприще».

Лиза: «Мама, мама, на кого ты нас оставила, горьких сиротинушек? И почему ты надела в свой последний путь мой любимый сиреневый кардиган, который я битых три месяца умоляла тебя отдать мне?»

Митя: «Мамочка, родная! Ты не купила мне приставку, хотя обещала, а папа фиг ее купит, потому что он все-таки пошел в школу на родительское собрание и обнаружил двойку по природоведению, которую я скрыл. И теперь не хочет покупать мне видеоприставки, а еще срезал деньги на карманные расходы, отчего я пребываю в тоске и ужасно скучаю по тебе, дорогая мамочка».

Луиза Пална: «Она всегда мне была как дочь, несмотря на уксус в баклажанах, поперечное мытье половиц и вообще на ее скверный неуживчивый характер, которым она доводила меня до корвалола и вызова «неотложки»… Но я всегда буду ее помнить и любить, как дочь, жену моего сына, хотя он скоро женится на другой, на консерваторке, которая почти уже согласна, ведь я вчера советовалась по телефону с Людмилой Петровной и она сказала, что придет отпраздновать девять дней с момента кончины и там предъявит мне кандидатку».

Мила: «Поскольку мы дружили с первого — нет, со второго! — класса, я больше всех люблю мою обожаемую подругу, а ее супруга вскоре собираюсь поиметь в законные мужья, несмотря на всяких консерваторок, которых ему подсовывает мамаша. Поскольку его торговая контора «Супермыло» мне очень глянется, я собираюсь ее присоединить к своему ларьку по торговле стиральным порошком, отчего наша совместная финансовая мощь увеличится многократно. А подругу Лилю я всегда буду любить и ни разу до самой своей кончины больше не упрекну ее в том, что не дала в шестом классе списать мне контрошку по математике, в девятом классе отбила у меня Лешку из параллельного, по которому я вздыхала полгода, и не далее как месяц назад купила тот самый сиреневый кардиган, к которому я присматривалась почти неделю, но так и не успела приобрести из-за недостатка денежных средств».

И все смотрят на мою фотографию — ту самую ужасную фотографию, на которой я выгляжу кошмарно, потому что на даче, без косметики, против солнца и вообще не в настроении.

А потом гроб опускают в могилу… Наверное, они здорово сэкономили на кремации… И все плачут… Плачут… Плачут…

И кто-нибудь вздымает руки горе и говорит со сдержанной патетикой:

«Смотрите, само небо плачет вместе с нами! Природа горюет, провожая в мир иной свое безвременно ушедшее дитя…»

И всхлипывания становятся громче, чем чавканье грязи, тогда как урчание в животах перекрывает всхлипывания.

Впрочем, дождя вот уже неделю нет…

ГЛАВА 7

События, на первый взгляд не имеющие отношения к происходящему

Заседание совета апостолов было назначено на четыре часа дня и проходило на кухне хрущевки, в которой проживал пророк Алексий Светозарный.

В пятнадцать тридцать уже все было накрыто для Тайной вечери: на столе стояла запотевшая бутылочка, благоухала буженинными запахами закуска, белел нарезанный крупными ломтями хлеб. Верная прислужница пророка сновала по маршруту холодильник — плита — стол, выставляя все новые и новые яства.

«Вот дьяволы, — ворчливо бормотала она себе под нос, — опять припрутся, напьются на дармовщинку, все углы изблюют, а мне убирай…»

Жена пророка, то есть пророчица, зло шмыгнула носом. С каждым днем ей все меньше нравилась новая служба ее супруга, который, перепробовав в своей жизни множество профессий — от администратора шоу-бизнеса до безжалостного стерилизатора котов, — теперь подвизался на многотрудном духовном поприще.

Кстати, дело пастырское оказалось куда более выгодным, чем стерилизация животных, — за полгода уже и холодильник купили, и новую шубу справили, и сыночка Васечку на выгодное место в военкомат пристроили, но все же… Все же не нравилась пророчице новая служба ее мужа!

Особенно не нравилось ей, что на людях теперь ей приходилось называть своего личного супруга не иначе как Посланцем Господа на Земле, земно кланяться, целовать ему руку (тьфу, пропасть!) и вообще выказывать полное почтение и абсолютный пиетет. Будто ты и не полноправная жена ему, прожившая с супругом двадцать лет в абсолютно законном браке, а одна из сотни кликуш, мечтающих облобызать стопы преподобного. Только душой и отдохнешь, когда с мужиком один на один останешься, тут-то его и приголубишь кулаком по солнцеподобному мордовороту — чтобы помнил, гад, кто его в люди, то есть в пророки, вывел, чтобы не смел против жены выступать, грозить ей карой небесной и концом света! На людях выступай как умеешь, но дома веди себя как приличный человек, а не какой-нибудь… святоша!

А ведь не погонишь апостолов поганой метлой вон — лица-то все духовные, одного тронешь — все как один взъярятся, проклянут на веки вечные. Ей-то, конечно, на их проклятия плюнуть и растереть — а ну как пожертвования верующих перестанут для домашней бухгалтерии отдавать?

А то еще девку какую-то к себе взяли — пророчицу Досифею. Приняли в компанию апостольшей, двенадцатой для ровного счету. Девка фигуристая, симпатявая, по всему видно, отъявленная! Глазами так и стрижет, как бы чего слямзить. Святости в ней, окромя срамоты, никакой не наблюдается. А еще брешут, будто она одним наложением рук исцеляет.

— Тогда скажи, чтобы она твою аденому исцелила, — ехидно предложила пророчица, узнав о пополнении компании, но пророк лишь скорбно вздохнул на упрек жены: