Ив Жантийом-Кутырин - Мой крестный. Воспоминания об Иване Шмелеве

• Название: Мой крестный. Воспоминания об Иване Шмелеве
• Автор: Ив Жантийом-Кутырин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 5-8242-0118-8

В основу этой книги положены подлинные воспоминания о выдающемся русском писателе XX века Иване Сергеевиче Шмелеве (1873–1950), принадлежащие его внучатому племяннику Ивистиону Жантийому, который заменил писателю и его жене сына Сергея, расстрелянного большевиками. По счастливому стечению обстоятельств, первым, кто встретил в Париже бежавших из России Шмелевых, был трехлетний Ивушка, родившийся почти в год гибели их сына.

---

Конечно, первые колыбельные, а потом детские песни, пела мне моя мама. Впоследствии я ими баюкал и им обучил мою женку. Они входили как бы в мою педагогическую систему преподавания русскому языку перед сном, или утром, в постели, на подушке. Самое главное заключалось в том, чтобы учащийся полюбил предмет преподавания, а этот момент нередко педагогика упускает: им кажется, что если предмет их самих интересует, то он должен заинтересовать и обучающихся. На опыте моя система оказалась особенно эффективной, ибо моя Фроська стала способна быстро болтать, правда, с грехом пополам, по телефону по-русски и смотреть русские фильмы. Но, увы, рекомендовать эту систему, в будущем, моим студентам, само собой разумеется, оказалось немыслимо.

Вот первые колыбельные.

Спи дитя спокойно,
Вот гроза стихает,
Матери молитва,
Сон твой охраняет.

Завтра, как проснешься
и откроешь глазки,
Снова встретишь солнце
и любовь и ласки.

А вот другая, которую Фроська облюбовала.

Спи дитя мое, усни,
Сладкий сон тебе мани.
В няньки я тебе взяла
Ветер, солнце и орла.

Улетел орел домой,
Солнце скрылось за горой.
Ветер после трех ночей,
Мчится к матери своей.

Ветра спрашивает мать,
Где изволил пропадать,
А ли звезды все гонял,
а ли море бушевал?

Не гонял я волн морских,
Звезд не трогал золотых,
Я дите оберегал,
Колыбелечку качал.

Утром же полагалась совсем другая песня.

Дети в школу собирайтесь
Петушок пропел давно,
Попроворней одевайтесь
Смотрит солнышко в окно.

Человек и зверь и пташка,
Все берутся за дела.
С ношей тащится букашка,
За медком летит пчела.

Но, конечно, моя Фроська протестовала и выдумывала свои собственные слова, где говорилось: А я в школу не хочу и прочее, чему лучше детей не учить. Но надо считать, что такое буйство, в рамках грамматического упражнения, было превосходно.

Когда я плакал, мама мне напевала:

Не осенний мелкий дождичек
Брызжет, брызжет сквозь туман,
Слезы горькие льет молодец
На свой бархатный кафтан.

Полно, брат, молодец,
Ты ведь не девица
Пой, тоска пройдет,
Пой, пой, тоска пройдет.

Мама пела: пой, пой, вместо пей, пей, как напечатано в книжке. А еще:

Эй! Вы кони дорогие!
Мчитесь сокола быстрей.
Не теряйте дни златые
Их не много в жизни сей.
Эй, эй, эй!

Может быть некоторые представители современного поколения – всезнайки – (они, вероятно, не читали сказку про старичков, все-знаек, и какие с ними случились несчастья, когда, после смерти, они по лестнице сами полезли на небо, и заблудились среди облаков), станут мне доказывать, что все это пустая болтовня, изжитые пережитки, не приносящие никому никакой полезной информации, а наоборот приучающие ребенка к праздному пустословию. Но я предпочитаю доверять Чуковскому. И мне же мнится, что наоборот они вкрапливают в детскую душу чувство поэзии, стремление к исканию красоты, к доброте, к мягкости, а самое главное, развивают воображение, фантазию, которые столь ценны в современной науке, особенно в математике и в квантовой физике.

Сам же Дядя Ваня сколько раз мне декламировал: У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… Я тогда не знал, точно, что такое лукоморье – вероятно, что-то похожее на озеро, на море или даже на океан, который я много раз видел. Я также не мог понять как это, ученого кота смогли обучить ходить, как акробат в цирке, по такой роскошной золотой цепи? Но ведь в сказке все может быть, это и замечательно. Разве во сне я не могу летать как сокол по поднебесью, «над горами, над долами, над широкими морями», и это нисколько не опасно, а даже очень легко и приятно.

Дядя Ваня меня обучил и нескольким другим песням. Помню одну веселую, студенческую, Гаудеамус, кой студент ее не певал на пирушке? Две про гибель Варяга: одну грустную, трагическую, которую многие знают, и другую, которую я слышал только от Дяди Вани. Вот, чтобы вам напомнить, несколько стихов из первой:

Плещут холодные волны,
Бьются о берег морской…
Носятся чайки над морем,
Крики их полны тоской…

Сбита высокая мачта,
Броня пробита на нем.
Борется стойко команда
С морем, с врагом и с огнем…
…

Там среди шумного моря,
Вьется Андреевский стяг:
Бьется с неравною силой
Гордый красавец «Варяг».
…

Мы пред врагом не спустили
Славный Андреевский флаг.
Нет! Мы взорвали «Корейца».
Нами потоплен «Варяг»…

Вторая песня, Гибель Варяга, меня менее трогала:

Наверх вы товарищи все по местам,
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает.

Последний романс, который мне спел Дядя Ваня перед кончиной:

Что затуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой.
Что призадумалась девица красная,
Очи блеснули слезой.

Но, увы, я не запомнил точно мотив этого прекрасного романса.

Тетя Оля, несмотря на ее надорванный голос. Меня обучила двум трогательным песням: одну про заброшенного младенца:

Ночь была, сверкали звезды,
На дворе мороз трещал!
Шел по улице малютка
Посинел и весь дрожал…

Но песенка хорошо кончалась:

Шла дорожкой той старушка,
Увидала сироту,
Напоила, накормила
И поспать дала ему.

Так что здесь подобало проливать горькие слезы, по-настоящему, а наоборот, надо было радоваться и благодарить Бога.

Бог и в поле птичку кормит
И поит росой цветок
Беззащитного сиротку
Тоже не оставит Бог.

Благообразно было тут проливать не слезы скорби, а слезы умиления. Но не всегда удавалось. В нынешнее время, многие дети будут смеяться над такими наивными стишками. Они не побуждают бороться с социальными проблемами. Но надо понимать, что их назначение было внедрить в душу ребенка чувство доброты, надежды на положительный исход, даже в самых драматических ситуациях.

А другая рекрутская песня была печальна по-настоящему:

Последний нонешний денечек,
Гуляю с вами я друзья.
А завтра рано чуть светочек,
Заплачет вся моя семья.

Заплачут братья мои сестры,
Заплачут мать и мой отец,
Еще заплачет дорогая,
С которой шел я под венец…

И тут, всегда, «слезы мне туманили очи», как поется в другой известной народной песне.

Обучила она меня также песне про мужика Касьяна. Всем известно, что день ангела Святого Касьяна, 29-го февраля, значит, один раз в четыре года, в этот редкий день, само собой разумеется, все Касьяны напиваются до чертиков, за целые четыре года. Вот как песня начинается:

Как по улице Варваринской,
Шел Касьян, мужик комаринский.

Голова его всколочена и
Дешевкою подмочена…

И так, что-то десятка два куплетов – как он дурака валял на мостовой, плясал перед народом с девками, как его задержал городовой и старался «уразумить»…

Подразумевалось, вот к чему ведет пьянство. На этом, я кончу сегодняшнюю беседу, ибо, как говорится: «хорошенького понемножку»!

Сколько мне приходилось петь замечательных песен и простонародных, и авторских романсов, и военных про бывшие доблестные полки. Может быть, при другой беседе, мне удастся их вспомнить.

Напоследок, все же, мне хочется вам еще раз напомнить, чему учила меня моя мама:

Не теряйте дни златые, их не много в жизни сей!

У разведчиков

[11]

Милейшие гости, спасибо, что не забываете вашего старого динозавра дальней эры, Ивистиона Андревича, а по-домашнему, Ивушку-Живушку. Усаживайтесь где уютное местечко найдете. Я же поднесу вам чайку-сахарку с крендельком, не гневайтесь на скудность, угощу, чем Бог дал, другой раз удостоится мне почествовать любезных гостей мятными пряниками, медцом, вареньем, по-домашнему, как варивала моя Тетя Оля.

А сегодня расскажу вам еще кое-что о дальнем, почти забытом прошлом.

Известно, память многое искажает. В любом человеческом поведении, если поискать, можно найти и положительные, и отрицательные моменты. Так, например, если при Советах, обливали дореволюционное прошлое помоями, «выносили на улицу» лишь хлам, то у Дяди Вани был обратный подход. Он старался мне показать все наследие, достойное уважения, но затертое во имя каких-то абстрактных, бесчеловечных умопомрачений.

Итак, и я попытаюсь вспомнить ценности, которые мне посчастливилось узреть в моем детстве, благодаря усердиям моего дорогого Дяди Вани.

Так, мои родные решили, что не подобает мальчику воспитываться как девочке, или, по французской поговорке, возиться исключительно в женских юбках. У мальчика свои призвания, как у девочки свои. С этим, современное поколение может поспорить, точить лясы, а тогда так считалось и не иначе. Ну вот, на одно лето меня записали в разведческий лагерь, возглавляемый Богдановичем[12].