Гарольд Гринвальд - Знаменитые случаи из практики психоанализа

• Название: Знаменитые случаи из практики психоанализа
• Автор: Гарольд Гринвальд
• Издательство: REFL-book
• Жанр: Психология
• Год: 1995
• ISBN: 5-87983-125-6

Серию «Бестселлеры психологии» открывает книга, в которой собраны, ставшие хрестоматийными, случаи из практики виднейших представителей различных течений психоанализа — Фрейда, Абрахама, Ференца, Юнга, Адлера, Хорни и многих других.

Описание скрытых сторон человеческой психики, проявления которых обычно считаются ненормальными или даже извращенными, а также их объяснение дадут не только представление о психоанализе, но и помогут читателям с непредвзятостью относиться к «странностям» как окружающих людей, так и самих себя.

---

В другой раз Эрна неожиданно превратилась из прачки в торговку рыбой и стала громко сзывать покупателей. В ходе этой игры она открывала кран (который она обычно называла «кран со взбитыми сливками»), обернув его кусочком бумаги. Когда бумага промокала и падала в бассейн, Эрна разрывала ее и предлагала продавать, как будто это рыба. Неестественная жадность, с которой Эрна во время этой игры пила воду из крана и жевала воображаемую рыбу, совершенно ясно указывала на оральную зависть, которую она чувствовала во время начальной едены и в своих начальных фантазиях. Эта жадность очень глубоко повлияла на ее характер и стала центральной особенностью ее невроза[14]. Соответствие рыбы — отцовскому пенису, а также фекалий — детям очевидно вытекало из ее ассоциаций. У Эрны были различные виды рыбы для продажи, и среди них одна называлась «кокель-рыба» (Kokelfish) или, как она неожиданно оговорилась кака-рыба (Kakelfish). В то время, когда она резала их, она вдруг захотела испражняться, и это еще раз показало, что рыба для нее была равнозначна фекалиям, а резать рыбу соответствовало акту испражнения. Будучи торговкой рыбой, Эрна всячески старалась обмануть меня. Она получала от меня большое количество денег, но не давала взамен рыбы, и я ничего не могла сделать, потому что ей помогал полицейский; вместе они «вспенивали» деньги, которые обозначали также и рыбу, и которые она получила от меня. Этот полицейский представлял ее отца, с которым она совершала коитус и который был ее союзником против матери. Я должна была смотреть, как она «вспенивала» деньги или рыбу с полицейским, а потом должна была вернуть деньги с помощью воровства. Фактически я должна была делать то, что она сама хотела сделать по отношению к своей матери, когда была свидетельницей сексуальных отношений между отцом и матерью. Эти садистские импульсы и фантазии были основанием ее мучительного беспокойства, которое она испытывала по отношению к своей матери. Она снова и снова выражала страх перед «грабительницей», которая будто бы «вынимала из нее все внутренности».

Анализ этого театра и всех разыгранных сцен ясно указывал на их символический смысл — коитус между родителями. Многочисленные сцены, в которых она была актрисой или танцором, которыми восхищаются зрители, указывало на огромное восхищение (смешанное с завистью), которое она испытывала к матери. Кроме того, часто при идентификации со своей матерью она изображала королеву, перед которой все кланяются. Во всех этих представлениях худшая участь доставалась именно ребенку. Все, что Эрна делала в роли своей матери — нежность, которую она испытывала к своему мужу, манера одеваться и позволять восхищаться собой — имело одну цель: возбудить детскую зависть. Так, например, когда она, будучи королевой, праздновала свадьбу с королем, она ложилась на диван и требовала, чтобы я, в качестве короля, легла рядом. Поскольку я отказывалась это делать, я должна была сидеть на маленьком стуле сбоку от нее и бить по дивану кулаком. Она называла это «взбивание», и это обозначало половой акт. Сразу же после этого она заявила, что из нее выползает ребенок, и она разыгрывала вполне реалистическую сцену, корчась от боли и издавая стоны. Ее воображаемый ребенок впоследствии делил спальню со своими родителями и вынужден был быть свидетелем сексуальных отношений между ними. Если он мешал им, они его били, а мать все время жаловалась на него отцу. Когда она в роли матери клала ребенка в кровать, она делала это только для того, чтобы избавиться от него и поскорее вернуться к отцу. С ребенком все время плохо обращались и мучили его. Его заставляли есть кашу, что было настолько противно, что он заболевал, в то время как его отец и мать наслаждались прекрасными кушаньями из взбитых сливок или из специального молока, приготовленного доктором, в имени которого соединялись слова «взбивать» и «наливать». Эта специальная еда, приготавливаемая только для отца и матери, использовалась в бесконечных вариациях, обозначая смешение веществ при коитусе. Фантазии Эрны по поводу того, что во время сношения ее мать принимает в себя пенис и семя ее отца, а ее отец принимает в себя грудь и молоко ее матери, возникли из ее ненависти и зависти по отношению к обоим родителям.

В одной из ее игр «представление» давал священник. Он открывал кран, и его партнерша, танцовщица, пила из него, в то время как девочка по имени Золушка должна была смотреть на это, не двигаясь. В этом месте Эрна неожиданно испытала сильную вспышку страха, которая показала, каким сильным чувством ненависти сопровождались ее фантазии и как далеко она зашла в таких чувствах. Они оказывали сильное искажающее влияние на ее отношения с матерью в целом. Каждая воспитательная мера, каждое наказание, каждая неизбежная фрустрация переживалась ею как чисто садистский акт со стороны ее матери, предпринимаемый с целью унизить и обидеть ее.

Тем не менее, играя в мать, Эрна обнаружила привязанность к своему воображаемому ребенку, поскольку он все же оставался ребенком. Потом она стала няней и мыла его и была ласковой с ним, и даже прощала ему, когда он был грязным. Так было потому, что, по ее мнению, когда она была еще грудным ребенком, с ней самой обращались ласково. К своему старшему «ребенку» она была более жестока и допускала, чтобы его всеми способами мучили черти, которые в конце концов его убивали[15]. То же, что ребенок был также и матерью, превратившейся в ребенка, прояснилось благодаря следующей фантазии. Эрна играла в ребенка, который запачкался, и я, как ее мать, вынуждена была выбранить ее, после чего она обнаглела и, выйдя из повиновения, пачкала себя еще и еще. Чтобы досадить матери еще больше, она вырвала ту плохую еду, которую я давала ей. После этого мать позвала отца, но он принял сторону ребенка. Затем мать внезапно заболела, причем болезнь называлась «С ней говорил Бог»; в свою очередь и ребенок заболел болезнью под названием «материнское волнение» и умер от нее, а мать была в наказание убита отцом. Потом девочка снова ожила и вышла замуж за отца, который не переставал хвалить ее в пику матери. Мать после этого тоже была возвращена к жизни, но в наказание превращена отцом в ребенка с помощью волшебной палочки; и теперь она, в свою очередь, должна была переносить всеобщее презрение и обиды, которым раньше подвергался ребенок. В своих бесчисленных фантазиях такого рода о матери и ребенке Эрна повторяла свои собственные переживания, испытанные ранее, и в то же время выражала садистские устремления, которые она хотела бы осуществить по отношению к матери, если бы они поменялись ролями.

Умственная жизнь Эрны была подавлена анально-садистскими фантазиями. На дальнейшей стадии анализа, начиная еще раз с игр, связанных с водой, у нее появились фантазии, в которых приготавливались и съедались «испеченные» фекалии. Другая игра заключалась в том, что она делала вид, будто сидит в уборной и ест то, что извергает из себя, или будто мы даем это есть друг другу. Ее фантазии по поводу нашего постоянного пачкания друг друга мочой и фекалиями все более явно всплывали в ходе анализа. В одной из игр она демонстрировала, как ее мать пачкает себя все больше и больше и как все в комнате становится перемазанным фекалиями по вине матери. Ее мать, соответственно, бросают в тюрьму, и там она умирает с голоду. Потом она сама берется за уборку после своей матери и в этой связи называет себя «госпожа Парад Грязи», потому что она устраивала шествие с грязью. Благодаря своей любви к опрятности, она завоевывает восхищение и признание своего отца, который ставит ее выше ее матери и женится на ней. Она готовит для него. Питьем и едой, которые они дают друг другу, опять служат моча и фекалии, но на этот раз хорошего качества в отличие от прежних. Все это может служить примером многочисленных и экстравагантных анально-садистских фантазий, которые в ходе этого анализа становились осознанными.

Эрна была единственным ребенком, и поэтому ее фантазии часто занимало появление братьев и сестер. Эти фантазии заслуживают особого внимания, поскольку, как показывают мои наблюдения, они имеют общее значение. Судя по ним и таким же фантазиям у других детей, находящихся в подобной ситуации, единственный ребенок, видимо, в большей степени, чем другие дети, страдает от тревоги в связи с братом или сестрой, чьего появления он постоянно ждет, и от чувства вины, которое он переживает по отношению к ним из-за бессознательных импульсов агрессии против их воображаемого существования внутри материнского тела, поскольку у него нет возможности развить к ним положительное отношение в реальности. Это часто усложняет социальную адаптацию единственного ребенка. Долгое время Эрна испытывала приступы раздражения и тревоги в начале и конце аналитического сеанса со мной, и это было отчасти вызвано ее встречей с ребенком, который приходил ко мне на лечение непосредственно до или после нее и который замещал для нее ее брата или сестру, чьего появления она все время ожидала[16]. С другой стороны, хотя она плохо ладила с другими детьми, временами она все же испытывала сильную потребность в их обществе. Редкое желание иметь брата или сестру определялось, как я поняла, несколькими мотивами. (1) Братья и сестры, появления которых она хотела, обозначали ее собственных детей. Это желание, однако, было вскоре искажено серьезным чувством вины, потому что это означало бы, что она украла ребенка у своей матери. (2) Их существование как будто убеждало ее, что проявления враждебности в ее фантазиях к детям, находящимся, по ее мнению, внутри ее матери, не повредили ни им, ни матери, и что, следовательно, ее собственные внутренности остались нетронутыми. (3) Они могли бы предоставить ей сексуальное удовлетворение, которого она была лишена своими отцом и матерью; и, самое важное, (4) они могли бы быть ее союзниками не только в сексуальных занятиях, но и в борьбе против ее ужасных родителей. Вместе с ними она могла бы покончить с матерью и захватить пенис отца[17].