Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

• Название: Варфоломеевская ночь
• Автор: Проспер Мериме
• Издательство: Новая книга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-8474-0204-X

Книга посвящена трагическим событиям ночи на 24 августа 1572 года (праздник святого Варфоломея по католическому календарю), когда в Париже была совершена массовая резня гугенотов, организованная королевой Екатериной Медичи и могущественным аристократическим родом Гизов.

---

— За час до полуночи, — отвечал он.

— В таком случае, вы ничего не знаете, что делается? — быстро проговорил я. — Даже теперь, пока мы теряем здесь время… но слушайте!

И второпях, путаясь и сбиваясь в моем судорожном волнении, я рассказал ему все, что я заметил на улицах, а также о слышанных мною намеках; также показал ему значки на платье, которыми снабдила меня мадам.

Когда я кончил свой рассказ, он почти силою оттащил меня к окну дома, в котором незадолго перед тем появился свет.

— Кольцо! — воскликнул он. — Скорее покажите мне кольцо! Чье оно?

Он поднял мою руку к слабому свету, чтобы разглядеть кольцо. Это был тяжелый, золотой перстень с печатью, но отличавшийся одною особенностью: у него было две грани. На одной была вырезана буква «Н» с короною наверху; на другой орел, с распростертыми крыльями.

Паван опустил мою руку и прислонился к стене, совершенно подавленный отчаянием.

— Это кольцо герцога Гиза, — пробормотал он. — Это орел Лорени.

— А! — воскликнул я и внезапный свет озарил меня. Герцог был тогда, как и впоследствии, идолом парижан и я понял, почему городская стража оказывала мне такое почтение. Они приняли меня за доверенное лицо, посланное от герцога.

Паван проговорил с горечью:

— Теперь нам, гугенотам, осталась только последняя молитва. Это наш смертный приговор. К завтрашнему вечеру, юноша, в Париже не останется ни одного. Гизу нужно отомстить за смерть своего отца, и эти проклятые парижские волки готовы сделать все, что он прикажет! Барон де Рони предупреждал нас об этом, слово в слово. Если бы только Бог вразумил нас послушать его совета.

— Стойте! — воскликнул я. — Стойте! Король… король не допустит этого, месье де Паван!

— Мальчик, ты слеп! — прибавил он с нетерпением, потому что теперь он видел ясно все, а я ничего не видел. — Мы только что покинули капитана герцога Анжу, приверженца брата короля, заметьте это! И он… он повиновался герцогскому кольцу! Герцогу сегодня предоставлен полный простор, а он ненавидит нас. А река? Отчего нам не позволяют переезжать на ту сторону? Король! Он погубил нас. Он предал нас своему брату и Гизам. О, предатель! Низкий предатель!

Он прислонился к стене, убитый этим ужасным открытием, и совсем обессиленный ожиданием близкой опасности. Вообще, как мне казалось, это был нерешительный человек, хотя и несомненной храбрости; но более подходящий для ученых занятий, чем для бранного дела; и теперь он совсем предался отчаянию. Может быть, причиною этому была мысль о жене, может быть, на него повлияли те треволнения, которые он уже испытал, и неожиданное открытие предстоящих ужасов.

Во всяком случае, я первый пришёл в себя, и первым делом разорвал надвое бывший у меня в сумке белый платок; из одной половины я сделал перевязь на его рукав, другую прикрепил на его шляпу, подражая тем знакам, которые я имел на себе.

Из этого видно, что я уже не вполне доверял словам мадам д’О. Я еще не убедился окончательно в ее вине, но уже сомневался в ней. «Не носите их по возвращении», — сказала мне она, и это было странно. Ее дружба с этим отвратительным монахом, ее стремление добиться возвращения домой Павана, ее старания увести туда свою сестру, где она, находясь в доме известного гугенота, подвергалась наибольшей опасности, все это приводило к одному выводу, до того ужасному, что при всех моих сомнениях и колебаниях, я не мог остановиться на нем. Я всеми силами старался избавиться от этой мысли!

Теперь почти не оставалось надежды, что мы успеем предупредить жениха Кит вовремя, благодаря несчастной ошибке. Если опасения моего товарища были основательны, Луи должен был погибнуть при избиении гугенотов, прежде чем мы успеем разыскать его. Да и в противном случае мало оставалось надежды. Безер не будет медлить мщением. Я знал его достаточно для этого. Гиз еще мог пощадить своего врага, но Видам никогда! Он, правда, предостерег мадам де Паван; по после такого необычайного для него поступка воплощенный в нем дьявол заговорит еще сильнее и будет искать повой жертвы, как голодный зверь.

Я взглянул на узкую полосу неба, видневшуюся между домами, и вот… заря уже была недалеко. Едва оставалось полчаса до рассвета, хотя внизу в этих узких улицах царил еще мрак. Да, наступало яснее, радостное утро, и в городе было совсем тихо. Не слышно было ни одного звука, борьбы или волнения. Может быть, Паван ошибся? Или заговора вовсе не существовало? или его оставили? или, может быть…

Крик! Пистолетный выстрел! Короткий, сухой, зловещий звук раздался в тишине ночи!

— Где это? — воскликнул я, оглядываясь вокруг.

— Недалеко от нас. Близ Лувра, — отвечал Луи прислушиваясь. — Смотрите! Смотрите! О, Боже! — продолжал он голосом полным отчаяния, — ведь это сигнал!

Да, это был сигнал. Раз, два, три! Прежде чем я успел сосчитать, огни загорелись в окнах девяти или десяти домов на короткой улице, где мы находились, как будто зажженные одною рукой. Прежде чем я успел считать далее или спросить его, что это обозначало; прежде чем мы успели обменяться словом, или двинуться с места; прежде чем мы успели сообразить, что нам делать, над самыми нашими головами раздался страшный резкий удар и, точно раскачиваемый обезумевшими от ярости руками, загудел большой колокол. Густые звуки его разнеслись в пространстве, они опрокинулись с такою силою на спящий город, что, казалось, самый воздух заколыхайся, и дома дрогнули. В одно мгновение тихая, летняя ночь превратилась в ад.

Мы повернулись и бросились бежать, инстинктивно пригнув головы и взглядывая наверх.

— Что это? Что это? — повторил я в ужасе. Гул набата оглушал меня.

— Это колокол Сент-Жермена, л’Оксеруа, — крикнул Луи. — Церковь Лувра. Все вышло как я говорил. Мы погибли!

— Погибли? Нет! — ответил я с какою-то яростью, под влиянием раздававшегося звона мое мужество проснулось во мне. — Этого не будет! На нас чертовы знаки и они будут оберегать своих. Обнажайте шпагу и горе тому, кто нас остановит. Вы знаете дорогу? Ведите меня! — закричал я в исступлении.

Он заразился моею отвагой и обнажил свою шпагу. Мы смело двинулись вперед, и мои предположения оправдались. Без сомнения, мы походили на других убийц, наполнявших улицы в эту ужасную ночь. Под защитою белых знаков мы быстро прошли в конец улицы, потом в другую, все еще преследуемые колокольным трезвоном, и, наконец, повернули в третью. Нас никто не останавливал и не спрашивал, хотя множество людей, к которым постоянно прибывали новые, особенно когда мы стали приближаться к той части города, где, очевидно, был центр волнения, — спешили одной дорогой с нами.

Все сливалось в волнении, тревоге и шуме. Но у меня сохранилось воспоминание о некоторых сценах, попадавшихся на пути, в то время как мы подвигались вперед, увлекаемые общим течением.

Я видел испуганные, бледные лица в окнах домов, полуодетые фигуры у дверей, я припоминаю большие, удивленные глаза ребенка, которого держали у окна, чтобы показать нас; изображение Христа на углу какой-то улицы, освещенное красным отблеском дымящегося факела; я помню какую-то женщину с оружием в руках, одетую в мужское платье, которая шла рядом с нами, распевая площадную песню. Я припоминаю все это, а также краткие перерывы света после той темноты, в которой мы подвигались вперед, все время преследуемые возрастающим глухим шумом людской толпы.

Наконец, мы должны были остановиться на углу. В начале улицы, уже переполненной народом, происходила страшная давка из-за мест, с которых было лучше видно вглубь. Мы с Паваном попробовали было пробраться через толпу, и, подталкиваемые сзади другими, которые напирали на нас, невольно попали в такое место, откуда было видно все происходившее.

Вся улица, — одна из боковых, была ярко освещена. С одного конца до другого, во всех окнах домов, с их высокими крышами, отражался свет бесчисленных факелов. Вместо мостовой была видна одна сплошная масса человеческих лиц, — хотя в выражении их было мало человеческого; все они были обращены кверху; по временам из этой массы подымался шум и рев, напоминавший диких зверей, беснующихся в клетке, и повергал меня в такой ужас, что я совершенно вне себя хватался за рукав Павана.

Ближе к нашему концу улицы, около ворот одного из домов, точно остров среди волнующегося моря голов стояла неподвижная группа всадников. Они стояли в молчании, по-видимому, не обращая внимания на беснующихся демонов, толпившихся около их стремян, и следили, с сосредоточенным, суровым вниманием, за тем, что происходило за воротами. Все они были богато одеты, но у некоторых были видны кирасы, поверх дорогих шелковых костюмов, убранных кружевами. Я даже мог разглядеть драгоценные камни, сверкавшие в берете одного из них, казавшегося их предводителем. Это был очень молодой человек лет двадцати на вид, находившийся в центре группы, — замечательно красивой наружности, гордо сидевший на коне.