Ричард Форд - Трудно быть хорошим

• Название: Трудно быть хорошим
• Автор: Ричард Форд
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1990
• ISBN: 6-235-00774-3

Сборник состоит из двух десятков рассказов, вышедших в 80-е годы, принадлежащих перу как известных мастеров, так и молодых авторов. Здесь читатель найдет произведения о становлении личности, о семейных проблемах, где через конкретное бытовое открываются ключевые проблемы существования, а также произведения, которые решены в манере притчи или гротеска.

---

— Или не ты. Любой, кто ни случись. Чье имя у сенатора на карточке. А карточка в руке.

— Так.

— Скажем, тебя зовут Джордж. Он и говорит: «Ну, Джордж, рад, наконец, с тобой общнуться. Скажи, что ты думаешь о нашей экономике?» — или еще о чем-нибудь.

— А ты?

— Говоришь: «Ну, сенатор, я считаю, что она довольно шаткая, экономика-то».

— Ты-то разобрался в экономике.

— Погоди минутку, погоди, дело совсем не в этом. То есть и в этом тоже, но оно не главное.

— Ну?

— Ты, значит, ему выкладываешь, что экономика шаткая. И он с тобой согласен. Так что оба вешаете трубки, оба собой довольны.

— Да, так оно и будет.

— А вот тебе и главное: будет этот тип действовать, учитывая твое мнение?

— Нет.

— А мнение твое он хоть помнит?

— Откуда! Он тянется за следующей карточкой.

— У него этих карточек чертова уйма.

— Две-три сотни есть.

— Конечно, ведь это предвыборный телефонный опрос.

— Бедному сенатору это дело небось уже вот где сидит.

— Поперек горла. Но дело опять не в этом. Дело в том, что все это туфта. Ты о нем ничего нового не узнал.

— Ну, иногда кое о чем судить можно и по голосу.

— Теперь давай возьмем личную встречу.

— С кандидатом.

— Приходит он к тебе на работу.

— Или на автостоянку, пройдоха паршивый.

— Жмет тебе лапу.

— Потом жмет лапу другому. Какую информацию ты получил?

— Никакой. Ноль.

— Слушай третью ситуацию.

— Ну?

— Ты стоишь на улице, а он едет мимо в своей машине. Машет тебе лапой и улыбается. Что ты о нем узнал? То, что он у нас загорелый.

— Да, и все. Полагаемся мы на средства массовой информации. Вынуждены полагаться. На прессу и электронную журналистику.

— Так слава богу, что есть пресса.

— Да, это все, что у нас есть. Наш инструмент. Для самоинформирования.

— Причем в ста случаях из ста.

— Но: дело еще вот в чем. Бывают ведь и искажения в прессе.

— Везде же люди, верно?

— Пресса — это тебе не ровное и чистое стекло, через которое видно все как есть. Видно иной раз мало и расплывчато.

— Я не говорю, что они это делают умышленно. Наводят тень на плетень. Факты искажают. Но мы должны это тоже учесть.

— Человеку свойственно ошибаться.

— Теперь возьмем-ка пресс-конференцию.

— С кандидатом. Или президентом.

— Иногда им задают тот вопрос, который они хотят услышать.

— Заранее подготовленный.

— Я не говорю, что все вопросы такие. Я даже не утверждаю, что таких вопросов большинство. Но, бывает, случаются.

— Да уж, бывает.

— А больные вопросы он пропускает мимо ушей.

— Подставляет следующего.

— Он на этом собаку съел. Знает, что один его спросит об экономике, другой о ядерном уничтожении и третий о Китае. Ну и предусматривает.

— Что за вопрос ему может задать тот или иной дружок.

— Верно. Есть ведь ребятки, не менее шустрые, чем он. В своей области.

— Да уж, могут обскакать на вираже.

— И тухлыми яйцами забросать.

— А нам что, мы-то что нового узнаем?

— То, что сверху. Макушку айсберга.

— Но под водой-то столько всего, о чем мы не имеем понятия.

— Целый айсберг.

— Мы как слепцы с этим айсбергом.

— Чтобы увидеть все целиком, надо иметь кучу источников.

— И печатных, и электронных.

— Вот когда мы смотрим по телеку пресс-конференцию, это ведь не пресс-конференция.

— Это то, что они находят нужным нам показать. Куски.

— Куски. Почти всегда.

— А может, ты хотел кое-что другое узнать, а они вырезали.

— Десять против пяти, что вырезано самое важное.

— Конечно.

— Они не специально режут так, просто они тоже люди.

— Без них мы и этого не узнали бы.

Но они иногда так лихо передергивают.

— Малюсенький перекос, а объективность уже не та.

— Они, может, не отдают себе в этом отчета, но кое-что перекошено и подрисовано. Задним умом.

— Вот ты смотришь газету, там фотографии всех этих кандидатов. Смотри, фото одного в два раза больше, чем фото другого.

— Почему так?

— Может, он им по-человечески интереснее, этот первый. Но это же искажает!

— Наверное, им там следует точно измерять фотокарточки.

— А может, он им просто нравится, этот первый. Он посимпатичнее, этот первый.

— Да, этот и правда симпатичнее.

— Но по-честному, надо бы печатать фото другого обормота такой же величины, хоть он и не нравится.

— Они, поди, и так к нему придираются. В личную жизнь лезут, вынюхивают, откуда у него деньги на выборы.

— А может, они надеются стать большими боссами, если выберут того, кому они помогают. Это так понятно!

— Это свинство.

— Будь проще, ведь это так.

— Не думаю, что возможно. На всех-то и мест не хватит.

— Ты полагаешь, в этом чертовом правительстве приличных местечек не густо?

— Ну да, таких мест, чтобы были лучше тех, на которых они сейчас сидят. Ну вот ты кем бы предпочел быть: каким-нибудь лакеем в правительстве или влиятельной фигурой в прессе?

— Фигурой? Можно прямо сейчас.

— Допустим, ты в этом чертовом «Уолл-стрит джорнэл». Властный голос. Суровый взгляд, надменный нрав. Как Кассандра. Все боятся твоих разоблачений. Ты ни перед кем не раскланиваешься, ни перед сенатором, ни перед королем…

— Но вставать-то ты обязан, когда они входят в комнату, есть такое правило.

— Дружище, стоять — не кланяться.

— Главное — изучить лица этих парней с телеэкрана. При выключенном звуке. Вот тогда видно хорошо.

— Читаешь все, что в душе.

— Нет, читать — не читаешь, а главное уловить можно. Там такая душа — сплошные потемки. Надо долго вглядываться, весь жизненный опыт нужен, чтобы понять, кто перед тобой.

— А уж он старается понравиться в каждой американской дыре, бедняга, надраивает задницу до блеска.

— А что мы о нем знаем? Что мы знаем?

— Что он хочет стать сенатором.

— Чудовищная сила заставляет его желать этого. Судьба. Эти люди покрупнее нас. И жребий у них покрупнее. Для кандидата не стать сенатором — хуже смерти. Он смотрит на сенатора и говорит себе: «Ну чем я хуже, если только заставлю этих клушек выбрать меня?»

— Клушек — то есть обычных людей. Нас, значит.

— Если только заставлю их бежать под мои знамена, этих тупорылых.

— А ты считаешь, что он думает именно так?

— А как по-твоему? Он же бесится при одной мысли провалиться на выборах.

— А мы, значит, клоуны, статисты?

— Нет, без нас у него ничего не получится. Великая судьба не состоится.

— Мы судим.

— Мы учитываем весь опыт своей многотрудной и плодотворной жизни.

— Если плодотворной.

— Все учли.

— Если очень хочется, то можно все узнать.

— А как раньше жили, когда не было прессы?

— Со всех концов страны собирались огромные толпы людей. А ты произносил речь. «Вам не распять человечество на золотом кресте», — как Уильям Дженнингс Брайен.[12] Надо обещать больше, чем возможно.

— И те, кто слушал речь, чувствовали…

— Что перед ними — благородные люди.

— Их голоса — как звук органа.

— Толпы подхватывало страстью, точно ветром.

— Герои, их любил народ.

— А может, они вели его по неверному пути. История рассудит.

— Гиганты с голосами, подобными целому церковному хору с органом…

— Окутанные чудным сиянием, а может, это было только солнце.

Синтия Оузик Шаль Перевел Ш. Куртишвили

Холодно, Стелла, холодно. Адский холод. Так они вместе шли по этапу: Роза, укутав Магду в шаль, несла ее на руках, и Магда сжималась в комок меж ее воспаленных грудей. Иногда Магду брала Стелла. Стелла Магду ревновала. Стелле было четырнадцать лет, она была маленького роста, с еле развившейся грудью. Этап убаюкивал Стеллу, и ей самой хотелось завернуться в шаль, спрятаться и уснуть. Магда сосала грудь Розы, и Роза кормила Магду на ходу. Порой Магда хватала губами воздух и начинала пищать. Стелла была голодна постоянно как волк. Ноги словно опухшие спички, руки не толще цыплячьих костей.

Роза голода не ощущала. Она пребывала в каком-то трансе, похожем на обморок. Она была почти невесома, и казалось, что она не ходит, а отталкивается от земли кончиками пальцев и парит над ней как ангел, тревожно и всевидяще. Магда, закутанная в шаль, походила на белку в дупле — так же надежно защищена от врагов, и ни один из них не сможет проникнуть в ее маленький дом через узенькую щелку в шали. В эту Щель Роза могла видеть лицо Магды — совершенно круглое, словно карманное зеркальце. Черты лица Магды были абсолютно не похожи на печальное, потемневшее, желчное лицо Розы. У Магды были голубые глаза, а прямые детские волосики были почти такого же желтого цвета, что и лоскутная звезда, пришитая к пальто Розы. Глядя на Магду, можно было подумать, что она из их детей.