В. Бирюк - Фанфики

• Название: Фанфики
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Альтернативная история

Это — альтернативная история. Не сколько об истории, сколько о человеке в ней. Детям — не давать. Слишком много здесь вбито. Из опыта личного и 'попаданского'. Местами крутовато сварено. И не все — разжёвано. Предупреждение: Тексты цикла 'Зверь лютый' — ПОТЕНЦИАЛЬНО ОПАСНЫ. Автор НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ за изменения психо-физических реакций читателей, произошедшие во время и/или в результате прочтения этих текстов.

А чего, народ? Читайте…

---

На Руси, как и вообще в Древности и Средневековье, полно людей с катарактами. Хотя почему только в Средневековье? В России в некоторых областях уровень заболевания доходил до 20 % взрослого населения. В Мордовии в 20-х годах 20 века, например. Инфекция, факеншит. Санитария, итить её ять. В смысле — наоборот. В смысле — она всех и «итить», и «ять».

Этот — сухорукий, этот — колченогий, ещё — кособокий, одноглазый, беззубый, немой… Этот — просто псих. Похоже — буйный. Единственный в железных цепях. Может, хозяину наручники предложить? Этот — тоже псих, но, кажется, тихий. Просто молотит башкой в стену. Этот с паршой — полбороды отсутствует.

Стоп. Интересно.

Полбороды, потому что вторая половина выдрана. Сидит у стенки на земле с закрытыми глазами. Сам — битый, очень замученный, тощий. Одежда… с чужого плеча. Может, и нормально — так экипировать холопа на продажу?

Босые ноги торчат из коротких штанин. А ноги-то привыкли ходить обутыми! Нежная кожа, хватанувшая вдруг солнца выше крыши, свежие, чуть подсохшие, кровавые мозоли…

А руки? Осторожно дрючком подцепляю его ладонь и переворачиваю. Мужик не открывает глаз, только морщится. Не то — от боли, не то — от отвращения ко мне.

Ага. Ручки нежные. Нет характерного обветривания и загара от работы на свежем воздухе, нет обычных для крестьян и ремесленников застарелых плотных мозолей. А есть… бурое пятнышко на сгибе указательного пальца.

Ещё интереснее! Здешние чернила имеют не чёрный или фиолетовый, а бурый цвет — от ржавого железа. Но чернилами пишут только важные документы на пергаменте. А на бересте — процарапывают без чернил.

— Встань.

Ух какой взгляд! Ненависть пополам с тоской. «Чтоб вы все сдохли!». Осторожно поднимается.

Так, это я уже понимаю — мужика пороли по спине. Струпья под рубахой сейчас лопаются от движения, и его лицо перекашивает от боли.

А так… нормальный молодой мужчина лет 20–22, среднего роста, на двух ногах, с двумя глазами… Уже редкость.

— Эй, малой, чего холопа тревожишь? Иди отсюда, товар не засти. А ты, ублюдок, сядь. А то опять завалишься. Гы-гы-гы…

Я как-то не отнёс эти звуки к себе. Только поймал: «ублюдок». Привык, знаете ли, к этому изысканному, в своей биографической точности, святорусскому обращению в свой адрес. Но когда рассматриваемый мною раб начал, кривясь от боли и держась рукой за стенку садиться, сообразил: «ублюдок» — это к нему.

Окончательную ясность внесла рука. Чья-то длань опустилась мне на плечо и попыталась повернуть. Придурок какой-то?

Ребята! Как на духу! Я не виноват! Просто у Сухана болевой порог… очень не скоро срабатывает. А мы с ним освобождение от разных видов захватов отрабатывали до автоматизма.

Меня поворачивают? — Я поворачиваюсь. Я же воспитанный мальчик! Носком левой ноги — наступаю на подъём его стопы, заваливаяcь ему на грудь, кончиком дрючка в левой — втыкаю в его печень. А правой — стряхиваю эту дрянь… Виноват — длань. И, чисто инстинктивно, хватаюсь за то, что торчит. Здесь конкретно — его большой палец. Который и толкаю с проворотом через его собственную… длань.

Дяденька издаёт серию звуков типа «у!» и «ё!» и опрокидывается на спинку. А потом переворачивается на животик, поскольку я его ручку не отпускаю. А бегаю вокруг и укладываю его поудобнее.

Он и втыкается носом в то самое место, куда плевал местный чахоточник. Где и воет матерно.

Ну что сказать? — Аллах, как известно, акбар.

В смысле — на всё воля божья. Даже на палочку Коха. Так что, лучшее средство для отныне болезного — поставить свечей. Пудовых. В разные места. В смысле — к разным чудотворным иконам. А вдруг поможет?

Тогда я запишу себе очко — как создатель предпосылок для проявления чуда господнего. Не поможет — тоже бал добавлю. За что-нибудь другое.

Мужичок вопит, из пристройки рядом выскакивают, дожёвывая на бегу, два чудака типа «стражники рыночные». Бегут ко мне с явным желанием выразить своё несогласие с моими хватательно-ронятельно навыками. Бегут-бегут…

И вдруг задумываются: а туда ли они бегут? А надо ли им туда спешить?

   «Не спеши, когда глаза в глаза,
   Не спеши, когда спешить нельзя.
   Не спеши, когда весь мир в тиши.
   Не спеши, не спеши!».

Потому что Сухан опустил рогатину как раз перед грудью старшего. И смотрит в глаза. И молчит. Даже мимически. «Весь мир в тиши»… Но не долго.

— Ты…ля! Ты чего?! Сху…л?! Ты на кого копьё наставил?! Мурло сиворылое! М…дак недоё…ный! Да тебя! За на городскую стражу с оружием! Ж… пу на православный осьмиконечный…! Сгниёшь в порубе! Тараканы по кусочкам раскусают заживо!

— Зря орёте, уважаемые. Это ж «живой мертвец». Ему хоть какая стража… Его и тараканы не едят… Да что ж оно там такое? Не, ты глянь, боярич, как не выйду на торг — полные ноздри всякой дряни. А в усадьбе у нас — такого нету. Чисто потому что.

Это Ивашко доводит до сведения. До моего — что у него опять «коза» в носу, до остальных — мой социальный статус боярского сына.

Сам-то я… одет несколько непрезентабельно. Шапочка-косыночка, рубашонка-безрукавочка, порточки-сапожки. Что у меня сапожки с железными вставками… так это исключительно для здоровья. «Беру в ноги» как говорит народная мудрость насчёт «лишнего в голову».

Судя по тому, как отпущенный мною хвататель-отпадатель пытается хромать отсюда — я правильно «беру». Носить мягкие сапоги нужно дома, а не на людях. Ишь, завели манеру, будто официантка в придорожной забегаловке — на службу в домашних тапочках!

Вот Ивашко — он-то «да»! Выглядит внушительно. И кафтан дорогой, и сапоги с носами. А главное: вытерев пальцы о штаны, он разворачивает брюхо на стражников и сдвигает пояс. Чуть поигрывая рукоятью гурды.

Мимо! Стражники… бестолочи — гурды в ножнах не понимают! Но брюхо явно указывает им путь-дорожку: отсюда и до «не видать вовсе». Другое название: «от греха подальше». Куда они и удалились. Вслед за самопадающим придурком-приказчиком.

А я присел возле холопа на корточки и задумался. Что ж это за птица?

— Тебя-то как звать?

— Терентием кличут.

— Ну, рассказывай, раб божий Терентий, как ты дошёл до жизни такой.

— До какой — «до такой»?!

Ещё и щерится! Битый, а — наглый. Интересно — говорок-то не местный, киевский.

— До ошейниковой.

— А я не дошёл — я так родился.

Терентий был потомственным рабом. В пятом или шестом поколении. Его предки появлялись на свет, проживали жизнь и умирали во славу своего господина. Только, в отличие от хозяйского боярского рода, родословная Терентия шла по женской линии.

Лет полтораста тому назад, очередной киевский боярин, пристыженный христианской проповедью о вреде разврата и греховности внецерковного зачатия, выдал свою очередную беременную наложницу за холопа.

Стандартное господское решение на «Святой Руси» и в Императорской России при аналогичных изменениях женской фигуры.

Родилась девочка. Естественно — роба. Спустя некоторое время, боярин обрюхатил и её — свою молоденькую дочь-рабыню. Потом, по стандарту — и её выдал замуж за холопа. Дальше процедура повторялась из поколения в поколение. С некоторыми вариациями «святорусского» инцеста.

Автор «Белого раба», «зомбируя» своих читателей — англо-американских протестантов — на отвращение к институту рабовладения, осторожно упоминает, что отец (и хозяин) раба-мулата, воспользовавшись временным отсутствием героя, взял к себе в постель его жену — свою невестку и собственную рабыню.

«Ах! Ах! Какой ужас!» восклицает пуританская мораль по обе стороны Атлантики.

Не наше это, не исконно-посконное. Об устойчивости «снохачества» в тысячелетней истории русского общества, и безуспешности борьбы с ним православной церкви — я уже писал.

А брюхатить своих крестьянок — для русского «лучшего человека» — норма жизни. «По Ясной Поляне толпами бегали крестьянские детишки как две капли воды похожие на великого русского классика».

Патриархат, однако. Глава рода может и хочет трахнуть всех членов рода. И — членок.

Это отнюдь не «чисто русское» явление: командир полка шотландцев перед Ватерлоо с гордостью показывает свой полк Веллингтону и, посмеиваясь, уточняет:

— Многие из этих парней доводятся мне не только арендаторами.

Объективно полезно: глава рода, обычно, человек пожилой. Поэтому распространяется набор генов, обеспечивающий долгую и активную жизнь.

На киевском боярском подворье — гены долголетия активно распространялись. Беременные рабыни — дочери, внучки, сёстры, тётки и племянницы очередного куска «соли земли русской» отправлялись под венец с очередным «орудием говорящим».

Приносили приплод, умножая господское достояние, растили законных господских и своих незаконных, но тоже господских, отпрысков, вели хозяйство, старели, уступая место под солнцем и под своим очередным господином более юным родственницам, умирали… Род продолжался.