Анатолий Субботин - За землю Русскую

• Название: За землю Русскую
• Автор: Анатолий Субботин
• Издательство: Издательство ДОСААФ СССР
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988
• ISBN: ISBN 5-7030-0035-1

Роман об Александре Невском — талантливом полководце, дипломате, выдающемся государственном деятеле Древней Руси.

Его ратная деятельность пришлась на тяжелую для Руси пору монгольские орды опустошили страну, с запада угрожало нашествие германских, скандинавских и литовских феодалов. В этих условиях Александр Невский вел сложную политическую борьбу, целью которой было сохранение независимости русского народа.

Для массового читателя.

---

— Нечаянно я…

— Весь Новгород встречает войско, и день хорош, — когда обнялись, заговорил Олексич. — Новгород славой встретил войско наше, и я, Ивашко, ладу свою увидел, — он ласково взглянул на Катерину Славновну. Рядом стоит она, порумянела, улыбается на витязей. — Будем на княжем дворе, там и место и время найдем перемолвиться.

— Буду ли я на княжем дворе? — тревожно вырвалось у Ивашки.

— Что ты молвил? — не понял Олексич.

— Не ходил я в походы с дружиной… Осердится Александр Ярославич, и мне стыдно.

— По чьей вине не ходил?

— И по чужой и своя есть.

— В чем твоя вина — скажешь князю, а перед походом нынешним Александр Ярославич о тебе спрашивал.

Побывали в городских концах княжие гонцы, оповестили:

— Князь Александр Ярославич зовет людей новгородских, и старших и меньших, выпить чашу меду крепкого, послушать складные переборы гусельников, на игры, на забавы скоморошьи взглянуть…

Выкатили бочки из княжей медуши, поставили столы со снедью. Кто придет — для всех готов сытный и сладкий кусок. На столах — и дичь жареная, и рыба разварная в широких пошовах, и пироги луковые, и кулебяки по шести локтей. Кто мед пьет — тому меду полная чаша; молодух да девиц красных велел Александр одарить сладкими пряниками, орехами калеными. Кто стар, кого ноги не несут, для тех обряжены столы на своих улицах, вблизи от жилья; а у кого кудри вьются да кто на веселье охоч — тем идти на Буян-луг. На Буян-лугу песни игровые заводят, гусли серебряными струнами вызванивают переборы.

На белом камне старый Лугота. Тесно вокруг. Играет Лугота славу старым походам, славу старым князьям, славу нынешним витязям. А за славой повел он песнь о птице-синице, о теплом море, куда птицы слетелись стаями.

Гой ты, малая птица,
малая птица-синица!
Скажи нам всю правду,
скажи нам про вести людские,
кто у вас на море большие?..

Долго хвалилась птица-синица вестями людскими, под песнь ее звенели струнами гусли. Не устает рука Луготы, рад он потешить Великий Новгород. Громче, громче звенят гусли, играет Лугота, долгих лет своих не чует за плечами.

Сова — то на море болярыня…
То-то высокие брови!
То-то хорошая походка!
То-то желтые сапожки…
Воробьи на море холопы…

Умолк, но не расступается толпа вокруг гусляра. Лугота поднял вверх очи, будто увидел что-то на белом парусе облачка, перебрал струны, усмехнулся и завел сказание по-старинному, как деды сказывали.

Благословите, братцы, старину сказать,
ту старинушку стародавнюю…

И будто не гусли на коленях у Луготы, а шумит вешний теплый дождь над Буян-лугом. Но вдруг подул ветер, бросил пригоршнями серебряные ногаты на Волхов.

Как во стары годы, годы прежние,
во те времена первоначальные..

Ведет Лугота сказание, струны звенят по-нынешнему, частыми переборами. И вдруг тряхнул он головой, сказание стародавнее обернулось веселой песней:

Во те времена первоначальные,
а и сын на матери снопы возил,
молода жена в припряжке шла,
его матушка обленчива,
молода жена разрывчива.
Уж он матушку подстегивал,
молоду жену поддерживал
он вожжинкою варовищной.
Изорвалася вожжиночка —
он березиной…

Близ Волхова девичий хоровод. Играют девицы песню хороводную; под их песню — ноги сами ходят.

По подворищу дорожка не торна,
по подоконью дорожка широка,
широка, торна, пробита до песку,
до того песку, до синя камешку..

Откуда ни возьмись — закружился в хороводе Омос-кровопуск. На себя не похож он; на голове колпак поярковый с полями широкими, красная рубаха по колено, пояс плетеный…

Ты мука, мука, мука,
Ты овсяная мука;
Мелко вытолчена,
Чисто высеяна…

Набирает скороговоркой. Люди добрые, Омос-от в девичий хоровод ввязался!

На Гулящей горке — скоморошья ватага. Тесно вокруг. По-соловьиному заливаются рожечники.

Веселись, честной народ,
Скоморошина идет!..

На кругу молодец. Ростом со звонницу, а головы нет. Похоже «чудище» на бабу в задранном поверх головы жестком сарафане. Поднялся сарафан лубяным котлом, не гнется, не морщится.

— Петрушка, петрушка! — раздаются выклики.

Толпа вокруг петрушки сдвигается плотнее.

— Покажись, петрушка!

— Не показывается… Онемел…

— Шш…

— Вот и я… — раздался тоненький-претоненький, трескучий-претрескучий голосишко, и над краем лубяного сарафана показался петрушка. Нос у него красным стручком, брови как смоль, на висках рыжие кудерьки. На войлочном колпаке перо гусиное…

В княжей гридне пирует Александр с ближними дружинниками. Давно не знал того Новгород, чтобы сидели в княжей гридне старые посадники, именитые вотчинники, гости торговые, старосты кончанские и старосты ремесленных братчин. Никто из бояр не погнушался княжим зовом. Только Стефана Твердиславича не видно за княжим столом. Не по охоте остался он у себя в хоромах, по нужде. Хворь держит. Как услыхал он, что сталось в Пскове с кумом Борисом Олельковичем, — опустил голову. Тяжелее обуха весть. Не то диво, что перенес ее Стефан Твердиславич, то диво — жив остался.

Александр на красном месте. Синий кафтан опоясан золотым поясом, из-под круглой, опушенной бобром княжей шапки рассыпались на плечи кудри. По левую руку Александра — Гаврила Олексич, боярин Сила Тулубьев, воеводы, которые ходили в поход; за ними торговые гости, первыми — Василий Спиридонович и Афанасий Ивкович; по правую руку князя — боярин Федор Данилович, владычный боярин Якун Лизута и старые посадники… Рядом с кончанскими — старосты ремесленных братчин.

От свечей и железных каганцов, что горят вдоль стен, — жарко и душно. Будто бы не от меду выпитого, а от жары нестерпимой раскраснелись лица пирующих. Перевалил за дюжину счет круговым чашам, но гости, хоть и развязались у них языки, ведут себя чинно, — ни спора, ни брани в гридне.

— Не слышу что-то голоса Спиридоновича, — спросил Александр. — Хозяин не ласков аль место не по чести гостю?

— Спасибо за память, княже, — откликнулся Спиридонович. — Рад веселью, да…

— Кисел квас за морем, Спиридонович? — засмеявшись, перебил гостя Олексич.

— И квас не кисел, и торг хорош был.

— Скажи нам, Спиридонович, как за море плавал! И мне с дружиною, и болярам именитым любо о «том послушать. За морем твердят, будто воды боятся новгородцы, под парусом не умеют ходить, а ты с парусом шел, и не один — с товарищами. Скажи, где был, с кем торг вел? — спросил Александр.

— Правду молвил ты, княже: любо знать Новгороду Великому, как гости за морем торг вели? — пристал боярин Лизута; он вытер пот и чуть-чуть распахнул шубу.

— Не хитрое дело сказать, княже, где были мы с Ивковичем и ватагой. Вниз по Волхову, по весенней воде спустились к Ладоге, оттуда, мимо тех мест, где в прошлом лете бились со свеями, вышли в море. И у меня на ладьях, и у Афанасия Ивковича товар лежал дорогой: меха пушистые, воск и лен. Торговали мы в городе Висби, на земле Готланд. На обратном пути, как плыли в Новгород, пристали к берегу Саремы-острова.

— Почто? — поднял брови Александр. — На Сареме ливонские лыцари, — нахмурился он и так взглянул на гостя, словно ждал от того новой, нежеланной для себя вести.

— Не своей волей пришли на Сарему, княже. Буря выбросила ладьи на остров.

— Что видели там? Подобру ли ушли к Новгороду?

— Как улеглась погода, подняли мы на ладьях паруса. А остров велик, и людей на нем много; эстами называют они себя. Живут тамошние люди худо, но, сказывают, покуда не явились к ним ливонские лыцари — мирно и хорошо жили. Лыцари пришли с оружием, многих эстов побили, а тех, что остались, крестили в римскую веру…

— Страшное сказываешь, Василий Спиридонович, — промолвил боярин Лизута. — Речь не по празднику.

— Что поделаешь, болярин, о чем спросили, о том и речь.

— Сказывай, Спиридонович, не обидно твое слово, — прервал гостя Александр Ярославич. — Что сталось с эстами, тем же грозят лыцари и Великому Новгороду. Да не бывать тому!

— Как один, все поднимемся, княже, дубье и ослопины возьмем, а не пустим лыцарей! — распалясь, крикнул во след слову князя боярин Лизута.

— На Великом мосту биться дубьем, болярин, а не с железными лыцарями, — пряча усмешку, отозвался Александр на слова Лизуты. — И в Копорье и в Пскове потому бежали лыцари от новгородских полков, что наши копья были длиннее, а мечи острей. Терпят ли эсты свои беды? — Александр возвратился к рассказу гостя. — Как случилось, что лыцари отпустили вас с острова подобру?