Сергей Мосияш - Святополк Окаянный

• Название: Святополк Окаянный
• Автор: Сергей Мосияш
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7632-0236-8

Известный писатель-историк Сергей Павлович Мосияш в своем историческом романе «Святополк Окаянный» по-своему трактует образ главного героя, получившего прозвище «Окаянный» за свои многочисленные преступления. Увлекательно и достаточно убедительно писатель создает образ честного, но оклеветанного завистниками и летописцами князя. Это уже не жестокий преступник, а твердый правитель, защищающий киевский престол от посягательств властолюбивых соперников.

---

— Что тебе? — насторожился Ярослав.

— Из Киева течец, князь.

— От кого?

— Говорит, от воеводы Блуда.

— Оружный?

— Оружный, с мечом.

— Пусть оставит меч в воротах и идет сюда.

Варяг ушел. Князь и посадник переглянулись, одну думу подумали. Ярослав спросил:

— Как ты думаешь, с чем он пожаловал?

— Да уж не с добром, — вздохнул Константин.

— Вот и я то же думаю.

Течец вошел, пропыленный, почерневший за дорогу, поклонился Ярославу:

— Князь, тебе грамота от воеводы. — Полез за пазуху, вынул смятую, сплюснутую трубку грамоты, шагнул к князю, протягивая ее.

Ярослав взял грамоту, сорвал печать, развернул, пробежал глазами. Потом взглянул на молчавшего течца:

— Ступай в поварню, скажи, что я велел накормить тебя. И отдыхай.

Течец вышел. Посадник спросил:

— Ну что там?

— Читай, — бросил князь грамоту Константину и, поднявшись, отошел к окну, стал смотреть на двор.

В грамоте было написано:

«Князь Ярослав Владимирович, спешу предупредить тебя — твой отец великий князь Владимир Святославич положил свой гнев на тебя и сбирается идти ратью на Новгород, велел для того ладить мосты и теребить дороги. Опасайся и готовься. Блуд».

Прочитав грамоту, Константин положил ее на стол прямо на рыбьи кости. Заслышав шуршанье пергамента за спиной, Ярослав, не оборачиваясь от окна, спросил:

— Ну?

— Что «ну», князь? Я сие предвидел и предупреждал, не отправишь выход — будет война.

— И что ты советуешь?

— Что я могу посоветовать? Отправляй отцу эти чертовы две тысячи и проси простить тебя.

— Просить о прощении? — Ярослав резко обернулся от окна. — Я должен просить о прощении? Да?

В глазах его прищуренных гнев и ярость.

— И это говоришь мне ты, посадник? Моя правая рука. Так на кого я могу опереться, ежели даже ты поешь с киевского голоса?

— Ты не забывай, Ярослав Владимирович, что в Киеве твой отец, который тебя и посадил на этот столец. Отец! Не враг же он тебе.

— Не враг? А это что? — Ярослав схватил со стола грамоту и потряс ею. — Не враг, а собирает рать на меня. Отец называется. Он забыл, что я давно уже не отрок.

— Верно, ты не отрок. Но ты его сын, и, пока он великий князь, ты в его воле, Ярослав. В его, и не в чьей более.

Ярослав трахнул кулаком по столу, так что подпрыгнули и упали чарки.

— Не хочу быть в такой воле, которая вяжет меня по рукам и ногам. Не хочу.

— Тогда рать, — вздохнул посадник. — Нечистому на радость: русские против русских.

Он встал, потянулся за шапкой, лежавшей около на лавке. Увидев, что посадник собирается уходить, Ярослав спросил:

— Так ты и ничего не посоветуешь?

— Эх, Ярослав, разве ты слушаешь моих советов. Я тебе советую, отправляй выход, а ты эвон взъярился, словно тур подраненный.

— Все. Ни одной ногаты Киеву. Хватит.

— Это ты сейчас так говоришь, Ярослав. А как сядешь в Киеве великим князем, по-другому запоешь.

— Не запою, — упрямо отвечал князь. — Ежели стану великим, дам Новгороду вольную.

— Посмотрим, — пожал плечами посадник. — Своя-то калита завсегда на чужую зарится. Увидишь киевскую скотницу, скажешь: тоща — да и подвесишь новгородцам две тыщи, а то, может, и того более.

— Не подвешу.

— Дай Бог, дай Бог. Отец твой, великий князь Владимир Святославич, не Новгородом ли вспоен, вскормлен был, а от дани с него не отказывается. А ты уже в зрелых летах здесь сел, тебе вроде Ростов роднее. Отчего ж будет с Новгорода не потянуть? Эвон, не задумываясь, вятших новгородских людей иссек и не поморщился.

— Я тебе сказал, не я начал, — рассердился Ярослав. — И довольно об этом.

— Как так довольно? — уперся вдруг Константин. — Не ты только перед Новгородом в ответе, я не менее тебя. Ты сидишь тут, обложился варягами, а меня едва в кудельницу только что не спихнули — и все за твой грех.

Константин Добрынич надел шапку и вышел.

— Надо было спихнуть, — проворчал Ярослав. Однако, взяв грамоту Блуда, перечитал ее, задумался. Есть отчего задуматься.

«Эх, пришла б она хоть на день-два раньше, — кряхтел князь, — разве бы затеял я с этими старостами. А теперь что? Полк-то из новгородцев сбирать надо. Вот тут и почешешь потылицу. Выпрягутся славяне после вчерашнего и правы будут. Эх!»

Вечером Ярослав позвал к себе Вячку посоветоваться: что делать? Знал — этот не станет попрекать, что-нибудь присоветует.

— Да, — согласился Вячко, — новгородцы это не скоро забудут. Надо тебе, князь, самому за варягами ехать, их нанимать.

— Нанимать? А на какие шиши? Сколько у тебя в казне?

— Около четырех тысяч. А ежели точно, три тысячи семьсот сорок семь гривен. В Киев-то не посылали, теперь богатые мы.

— Богатые, — усмехнулся Ярослав кисло. — Мне еще два раза по столько надо, чтоб варягов звать.

— Проси у вятших.

— Просить? А как? Знаешь, что они мне ответят?

— Вече припугнуть надо, князь, припугнуть. Скажи, ежели киевляне придут, весь город вдвое-втрое обложат, а то еще и пожгут. Они, наши-то, чай, еще не забыли крещение с красным петушком.

Но после резни в сенях княжеских оказалось не так просто созвать вече на Дворище. Никто из бояр не хотел являться на вече, отговариваясь кто болезнью, кто занятостью, а кто просто уезжал из города в свою деревню И там отсиживался. Если подвойским опасались говорить о причине отказа, то меж собой бояре были откровенны:

— Этому кровопивцу да в лапы? Ну его к лешему.

— Сказывают, кровь в сенях доси отскрести не могут. Вечером полы отскребут, а утром являются, а они опять в крови. И опять скребут.

— А все потому, что кровь-то невинная.

— Не князь, а прям упырь у нас. Надо б кланяться такому и путь указать.

— Попробуй укажи, у варягов мечи, чай, не зазубрены. Да и другой явится, думаешь, лучше будет?

На призывы Ярослава явились к нему лишь посадник и тысяцкий. Ну, эти по должности должны были.

— Они что, вятшие, сговорились? — возмущался Ярослав.

— Боятся, Ярослав Владимирович, — вздыхал тысяцкий Вышата.

— Сам виноват, — более откровенно говорил посадник, и уж князь на эти откровения перестал огрызаться.

Но время уходило, надо было что-то делать. И Константин все же подсказал:

— Вели боярам собираться на вече в подворье епископа и сам туда приезжай, да без своих головорезов.

И побежали подвойские по концам новгородским скликать людей вятших на вече к епископу Иоакиму.

Сам Ярослав приехал туда загодя и, удалившись с епископом в его малую горенку, слушал старика не прекословя.

— Вижу, сын мой, как метется твоя душа и страдает от зла содеянного и ищет утешения и сочувствия, но не находит его в окружении. Молись, сын мой, и проси прощения у Всевышнего, и, если ты осознаешь глубину падения своего и будешь искренен в покаянии своем, Бог простит тебя. Но пусть случившееся послужит тебе уроком.

«Но не я первый начал», — хотел сказать Ярослав свою отговорку, но смолчал. А старик словно услышал ее.

— Каждый из нас отдаст отчет Богу о деяниях своих, сын мой. А сейчас помолись, сын мой, ангелу-хранителю своему.

— Как, святый отче?

— Повторяй за мной, сын мой:

«Святый ангеле, предстояй окаянной моей души и страстной моей жизни, не остави мене грешнаго, ниже отступи от меня за невоздержание мое…»

— «…окаянной моей души… — бормотал Ярослав, чувствуя, как к горлу подступает горечь слез, — отступи от меня за невоздержание мое…»

А Иоаким продолжал, осеняя себя крестом:

— «…Не даждь места лукавому демону обладать мною, укрепи бедствующую и худую мою руку и настави мя на путь спасения…»

Ярослав слово в слово повторил за епископом всю молитву, и, когда произнес «Аминь», слезы уже градом катились по его щекам.

Епископ был доволен этим: слезы очищают душу грешника.

— Святый отче, — тихо заговорил князь. — Научи меня, как мне выйти сейчас к вечу, что я должен сказать им, чем оправдаться?

— Сын мой, не мое дело в мирские дела соваться, но скажу тебе, выйди к ним с любовью в сердце своем, ибо кто не имеет любви, в том нет пользы. И помни, любовь долго терпит, милосердствует, не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла. Любовь не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, все переносит. Выйдешь к людям с любовью — они поймут тебя, сын мой.

Святой старец, которому Новгород был обязан крещением своим, окрылил грешного князя. И когда он вошел в большую горницу, куда собрались вятшие люди по его призыву, все увидели в глазах его блеск слез и поняли, что это были не слезы слабости, а слезы искренней печали и раскаянья.

— Братия, Бог наказал нас за наше ослепление, — заговорил Ярослав. — Ах, кабы можно было воротить их, веривших мне, кажется, отдал бы за это все, что имею на этой земле. Но не поворотится солнце назад, а Волхов не потечет вспять. Ныне я прибегаю к вам коленопреклоненно. За то, что освободил я Новгород навсегда от дани Киеву, готовится на нас гроза с юга, и без вас, без вашей помощи не смогу я отвести ее.