Бриттани Сонненберг - Дорога домой

• Название: Дорога домой
• Автор: Бриттани Сонненберг
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-081500-5

Крис Кригстайн, преуспевающий специалист международной компании, осуществил свою мечту: вырвавшись из скуки и уныния американской глубинки, теперь «по долгу службы» он переезжает из одной страны в другую. Но счастлива ли его семья, неотрывно следующая за ним? Жена Элиз вынуждена каждый раз начинать все с нуля то в туманном Лондоне, то в шумном Гамбурге, то в жарком Шанхае, то в ярком Таиланде… Их дочери, Ли и Софи, каждое лето ждут поездки в Штаты как возвращения домой, но оказывается, там у них уже нет дома… Каково это – одновременно быть дома везде и нигде? Что можно обрести и потерять, раз за разом пересекая часовые пояса, сидя в аэропортах один на один со своим одиночеством, своими страхами и надеждами?..

---

«В некоторых местах их называют кружевом королевы Анны», – крикнула я в ответ, когда он хлопнул дверью, роняя слезы в клубничный джем, который варила.

Вот такие случаи. Но лет пять назад Фрэнк начал беззвучно плакать раза по два на дню. Просто тоненькая струйка, текущая из глаз. Я не сразу поняла, что на самом деле происходит. Сначала подумала, что у него какая-то глазная инфекция, но он так сердился и оправдывался в ответ на мой вопрос, что я поневоле догадалась. Он плакал над самыми тривиальными, нелепыми телесюжетами: слащавая реклама авиакомпании, в которой воссоединяются семьи, или после проигрыша бейсбольной команды Индианы.

Плач по ночам – это что-то новое с момента нашего переселения. Я тревожусь за Фрэнка. Мне бы хотелось обсудить это с Бэт, но трудно улучить секунду с ней наедине, а Фрэнка смущать я не хочу. Поэтому я просто сделала вид, что ничего не слышу. В нашу первую ночь в Виллидже, когда я в темноте положила руку ему на плечо и спросила об этом, он отпрянул. На следующее утро он на меня не смотрел, как после тех ночей в давние годы, когда бывал грубоват в постели. А мне те ночи всегда нравились и понравился бы его новый, слезливый облик, если бы он позволил хоть немного разделить с ним его ношу. Шестьдесят один год в браке: какие тут могут быть секреты?

На следующее утро, после завтрака, Фрэнк начинает писать письмо редактору. Я никогда не видела, чтобы он столь усердно над чем-нибудь работал, даже если должен был произнести речь в ходе кампании по выбору окружных уполномоченных. Мне приходится сидеть одной на улице в лучший день ярмарки, когда награждают детей, как награждали наших, как награждали нас самих. Дети выбегают с синими и красными лентами, я зову Фрэнка. Он поднимает глаза, но остается в доме, набирая текст на клавиатуре. Поэтому я предаюсь воспоминаниям одна: Бэт и ее индейки, Крис и его телята, тот ужасный день, когда теленок Криса умер во время ярмарки, потому что Бэт, как я всегда подозревала, отравила его ядом от крыс, который мы держали в амбаре, но я так никогда и не обмолвилась об этом ни словом. Я представляю маленький пруд перед амбаром, который мы выкопали для детей, чтобы они плавали летом; аккуратные ряды помидоров, за которыми я ухаживала; мое любимое место на веранде, где всегда была тень.

Но вспоминать ферму – ошибка, я обещала себе не делать этого, когда мы переберемся сюда. За первой трапезой в Виллидже – мы вместе с Бэт только приехали посмотреть – все разговоры были о сельском хозяйстве. Рост зерновых, цены на кукурузу, пестициды. Послушать, так подумаешь, что мужчины пришли на обед во время полевых работ и, едва опустошив свои тарелки, вернутся на комбайны, а женщины – на кухню, следя за зловещей грозовой тучей и размышляя, скоро ли придется спешно снимать белье. Подобная ностальгия нагнала на меня тоску, и я решила подпустить в разговор суровой правды.

– Мы продали свою ферму «Несбита», – сказала я, ссылаясь на фермерский конгломерат, месяцем ранее купивший нашу землю. – Они надоедали нам не один год. Мне почти не хватает еженедельных звонков Джеймса Янси и моих отказов ему.

Присутствующие печально засмеялись, а Фрэнк бросил на меня сердитый взгляд. Существовало неписаное правило, что имя Джеймса Янси в приличном разговоре не упоминается, и мой проступок был немедленно наказан молчанием и печальным скрежетом вилок – когда-то я наказывала детей, сказавших на детской площадке «черт побери», сажая их на скамейку запасных. Большинство обитателей Виллиджа тоже продали свои земли Джеймсу Янси, задолго до нас с Фрэнком. Несколько счастливчиков, все же передавших свои фермы сыновьям или зятьям, молча улыбнулись мне через стол: я оказала им услугу, объявив об их удаче.

В конце ланча, закончив встречу с директором, в кафетерий вошла Бэт, сжимая в руке несколько проспектов.

– Готовы? – спросила она, наклоняясь над нами с Фрэнком. – О, мама, какая аппетитная грудинка.

– Неплохая, – ответила я, использовав слово, которое все за столом – и все в Чаритоне – годами употребляли, если желали пожаловаться, не оскорбляя утверждение. Мы вообще ничего не ожидаем, подразумевает оно, поэтому как мы можем разочароваться?

После вручения призов окружную ярмарку сворачивают за каких-то двенадцать часов, и через дорогу снова расстилается пустое пространство. На него тоже приятно посмотреть, хотя большинство наших соседей скрылись в своих домах.

На следующий вечер Фрэнк просит меня прочесть письмо, которое он написал редактору газеты. Раньше я не читала его сочинений, кроме открыток к Рождеству, плюс его письма ко мне во время войны, когда он находился в Тихом океане.

Всем заинтересованным лицам.

Я с тревогой обнаружил несколько ошибок в недавней статье, напечатанной в вашем уважаемом издании и посвященной ученику Чаритонской средней школы Крису Кригстейну. Ниже я привожу верную информацию. Я с грустью отметил снижение газетных стандартов. Я помню, когда в «Тайгер треке» можно было почерпнуть надежные сведения, а не состряпанную чушь.

– Мне кажется, ты не должен писать «чушь» в письме к редактору, – возражаю я, кладя листок.

– Но ведь это так и есть, – говорит Фрэнк.

– Как насчет «бреда сивой кобылы»?

– Никаких фермерских животных.

– «Вздор»?

– Прочти мне предложение… Хорошо, – соглашается Фрэнк, одобрительно кивая, пока я читаю. – «Вздор». Мне нравится.

Я продолжаю:

Вот факты: мой сын был не только ведущим баскетбольным бомбардиром Чаритонской средней школы, но и единственным студентом, с первого курса участвовавшим в университетских командах по трем видам спорта. В выпускном классе он вывел свою команду в региональный финал – где они сыграли против Вернона, школы в четыре раза крупнее Чаритонской – и набрал 45 очков.

Он не живет в Саудовской Аравии, производя инструментарий; он живет в Мэдисоне, штат Висконсин, со своей женой Элиз и работает исполнительным директором в «Логан меканикс». Он очень успешный бизнесмен и проживал в следующих странах: США, Германия, Англия, Китай и Сингапур. Его брак с Элиз был благословлен двумя дочерьми, Ли и Софи. Софи умерла в 1995 году и похоронена на городском лютеранском кладбище.

– Мило, что ты написал о Софи, – говорю я. – Но почему не упомянул о Бэт?

– А что насчет Бэт?

– Не знаю… что она его сестра.

– Это и так всем известно, – отвечает он, и я умолкаю.

На следующей неделе письмо Фрэнка публикуют (он называет его своей «передовицей»), и Бэт приносит нам пять экземпляров. Редактор заменил «состряпанный вздор» на «ложную информацию».

– Цензура, – мрачно произносит Фрэнк.

Мы берем четыре экземпляра с собой на ланч и раздаем их овощам, которые еще в состоянии читать. Можно подумать, Фрэнк получил Нобелевскую премию. Лина Бауэр, известная тем, что в школе позволяла мальчикам трогать свою грудь, без конца говорит о «таланте» Фрэнка и просит его написать стихотворение от лица ее покойного мужа, что кажется мне сомнительным. Джон Хартман, с усохшей левой рукой – результат несчастного случая во время молотьбы, предлагает Фрэнку вести постоянную колонку в школьной газете.

– Но Фрэнк не ученик средней школы, – возражаю я.

Весь стол таращится на меня, словно я Иуда.

– В этом есть смысл, Джой, – с угрожающим спокойствием произносит Фрэнк. – Дать подросткам другой взгляд на вещи.

Школьный преподаватель журналистики, разумеется, отвечает отказом, как я и думала, но это не останавливает Фрэнка. В прошлом году он встал через два дня после операции на колене, а когда наша ферма еще была молочной, каждый день доил коров в четыре утра, даже если лил дождь или его трясла сильнейшая лихорадка.

Фрэнк решает издавать еженедельную газету в Уиттенберг-Виллидж. Это длится три недели, пока руководство не закрывает ее из-за анонимной передовой статьи, критикующей лазанью, и скандальной колонки Лины о «Десяти самых раздражающих привычках обитателей» Уиттенберг-Виллидж. Она выходит из кабинета директора в слезах.

– Они назвали меня нехристианкой, – говорит она нам за ужином тем вечером.

Я испытываю облегчение, когда все это предприятие расстраивается, но Фрэнк воспринимает закрытие тяжело. Он начинает без конца смотреть телевизор и плачет по малейшему поводу. Я жалею, что не слишком поддержала его с журналистикой. Фрэнку всегда требовалось что-то делать. Я-то рада была в любую свободную минутку просто посидеть на веранде нашего старого дома, глядя на кукурузу, облака или лаская собаку Дженни, давно уже умершую. В детстве мне всегда доставалось из-за этой моей привычки на что-нибудь уставиться, «пялиться попусту», как говорила мать. Но в выходные Фрэнк чувствовал себя несчастным, если что-то не ремонтировал. Даже наоборот, выйдя на пенсию, он стал еще более занятым. Многие старые фермеры были такими же до последних двух лет: они по-прежнему вместе завтракали в пять утра в «Чибисах» на Миллер-стрит.