Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

• Название: Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.
• Автор: Е. Томас Юинг
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-8243-1529-5

Эта книга посвящена советским учителям во времена переустройства общества, введения всеобщего обучения и захлестнувших страну политических репрессий. В центре внимания — повседневная жизнь учителей начальной и средней школы, особенности их работы и статус, политические взгляды. Исследование основано на архивных и опубликованных материалах, включая письма и воспоминания, сообщения школьных инспекторов, а также методики и учебные пособия. В книге рассказывается о сложившихся между властями, простыми людьми и школой уникальных отношениях, об их эволюции в первое десятилетие эпохи сталинизма.

---

Четвертый раздел посвящен партийцам и комсомольцам среди учителей. Мы продолжим разговор о взаимоотношениях Матвеевой с ее новыми коллегами и обсудим, насколько членство в партии или в комсомоле влияло на поведение учителей и климат в коллективе. Хотя члены партии несли более строгую ответственность за проведение в жизнь государственной политики, но репрессиям они подвергались в первую очередь. К концу десятилетия школа сильно изменилась благодаря новым условиям жизни и работе учителей, а также их взаимоотношениям с властями. В заключительном разделе речь пойдет об особенностях поведения учителей из разных демографических групп, и в связи с этим об учительнице, история которой рассказана в конце предыдущей главы.

Акцент в этой главе на демографических проблемах связан с их исключительной остротой в сталинские 1930-е гг. Понимая, что в ходе развязанной ими классовой войны страна понесла огромные человеческие потери, советские лидеры то и дело подчеркивали важность подготовки новых «кадров» для разных отраслей. В 1931 г., на пике индустриализации по первому пятилетнему плану и в первый год всеобуча, Сталин заявил, что «большевики должны овладеть техникой», поскольку в период социалистических преобразований «техника решает все». Вождь подчеркнул важность промышленности и материальных ресурсов для поддержания «большевистских темпов развития». Сталин сказал, что кадры должны «вмешиваться во все. Если ты директор завода — вмешивайся во все дела, вникай во все, не упускай ничего, учись и еще раз учись». Значит, под техникой он понимал не просто оборудование для переработки сырья, но и вовлеченный в процесс производства человеческий фактор{304}. Через четыре года Сталин высказался по этому поводу еще более четко: лозунг «кадры решают все» как нельзя лучше подходит для переключения со строительства новых заводов на более эффективное управление уже построенными предприятиями{305}.

Западные историки осознали важность демографии для понимания советской политической стратегии. Фицпатрик в своих новаторских исследованиях отметила, что «массовое выдвижение бывших рабочих и крестьян в советскую политическую и общественную элиту» означало «успешный общественный переворот» с далеко идущими последствиями для всей советской системы{306}. Недавно историк Стивен Коткин заявил, что на «изменения в демографии» влияли как «грубые методы административного управления», разработанные и применяемые советскими лидерами, так и «уловки отдельных людей, сталкивающихся с трудностями». С помощью этих «опасных игр» режим наращивал необходимые для «социалистического развития» трудовые ресурсы, а люди находили свое место и работу в новом обществе. По Коткину, «очеловечивание» рабочих мест — метафора становления сталинизма через формирование нового человека как субъекта особой цивилизации{307}.

Демографические вопросы также привлекали внимание исследователей школы, особенно во времена социальных преобразований и политических перемен. В советской историографии дискуссии о «педагогических кадрах» строились вокруг таких тем, как возраст, опыт, социальное происхождение и членство в партии и комсомоле, но тендерные вопросы оставались на периферии{308}. В западных исследованиях школы для осмысления нарастающей и неравномерной «профессионализации» также использовались статистические данные о возрастном, половом составе учителей и их социальном происхождении. Учителей втягивали в политику, их труд ценился на вес золота, поэтому ответы на вопрос «кто будет учить?» долго оставались ключевыми при исследовании истории советской школы{309}.

Исходя из вышесказанного интересно еще раз вернуться к судьбе Матвеевой. В 1930-е гг. она в меньшей степени, чем ее молодые недоброжелатели, представляла советское учительство. В 1931 г., например, учителей старше 50 лет было меньше 5%, менее 10% имели педагогический стаж больше 25 лет и менее 15% вышли из рабочих или были детьми рабочих. Но она была фигурой характерной: более 80% учителей не были членами партии и комсомольцами и приблизительно 60% учителей были женщинами{310}. Хотя Матвееву нельзя назвать типичным учителем того времени, ее история помогает сформулировать проблемы, возникшие в результате демографических изменений. В то время в школу приходило все больше молодежи, и травля Матвеевой позволила советскому руководству напомнить местным властям о необходимости защищать педагогов, особенно опытных и с «правильным» социальным происхождением, которые добровольно соглашались работать в отдаленных школах. На том, что она женщина, никто внимания не заострял, а значит, и обществу, и власти было не важно, как меняется соотношение мужчин и женщин, как перераспределяется ответственность между ними. Демографические изменения не влияют на самосознание учителей и их значимость, но меняют атмосферу, в которой они работают и в которой действуют власти. Таким образом, демографические перемены вместе с политикой и практической работой во многом определяли формирование учительского корпуса в эпоху сталинизма.

«Омоложение» учительства

Осенью 1930 г., при развертывании всеобуча, 28% всех учителей и 84% тех, кто работал первый год, были моложе 22 лет. Через два года 36% всех учителей были моложе 23 лет. За два года доля учителей старше 30 лет уменьшилась с 49 до 44%, а доля учителей старше 50 лет не изменилась (5%). Учительский состав сельской школы был моложе городской, а начальной — моложе средней, самую же юную когорту всегда составляли учителя начальной сельской школы[33]. Хватало и совсем молоденьких. В Северном крае в 1931 г. почти трети учителей не было даже 16 лет. В 1933 г. в начальной школе было 5% учителей моложе 17 лет и 15% 18-19-летних. В Сибири «хватало» 16-17-летних учителей. В Ленинграде в 1936 г. городские школы называли «детскими садами», так много в них было совсем юных учителей{311}.

Приход молодежи означал, что все больше учителей имели маленький опыт работы. В период с 1930 по 1933 г. приблизительно 20% всех учителей отработали лишь свой первый год. Сообщения с мест подтверждают тотальную неопытность учителей: в Сибири больше половины учителей начальной школы составляли новички, на Дальнем Востоке тех, кто проработал больше года, называли «старожилами», а в Чечне Айшат Абаеву считали «старой учительницей» после трех полных лет работы, хотя ей только исполнилось 17 лет. Менее опытные учителя заполняли сельские школы, а более опытные приходили в школы в крупных городах. В 1930 г. примерно 50% московских и ленинградских учителей имели дореволюционный стаж, а меньше 8% работали первый год; для всех советских учителей — соответственно 33 и 20%{312}.

К концу десятилетия, однако, положение стабилизировалось. Многие учителя оставались в школе, и, следовательно, меньше каждый год приходило новых. Доля «первогодок» уменьшилась с 20% в 1930 г. до 12% в 1935 г., в то время как доля учителей со стажем от одного до трех лет выросла с 20 до 29%. Местная статистика эти данные подтверждает. В 1933-1935 гг. доля «первогодок» в начальной школе Западной Сибири упала с 29 до 15%, в Восточной Сибири — с 27 до 14%, в Западной области — с почти 25 до менее чем 10% и в Узбекистане — с 30 до 17%. На Дальнем Востоке в ходе развертывания всеобуча — с 1933 по 1934 г. — доля учителей-«первогодок» выросла с 21 до 40% и упала до менее чем 15% в 1935 г.{313}

Таблица 4.1. Учительский стаж, с 1932 по 1938 гг.{314} Учительский стаж …… 1932 г. — 1938 г.

Меньше 5 лет …… 55% — 50%

5-10 лет …… 14% — 27%

11-25 лет …… 26% — 18%

Больше 25 лет …… 5% — 5%

Сокращение доли учителей со стажем меньше 5 лет показывает, что «новички» оставались в школе дольше, а судя по преобладанию тех, у кого стаж был от 5 до 10 лет, многие из начавших преподавать в первой половине десятилетия остались до его конца[34].

Власти надеялись, что омоложение и обновление учительского корпуса превратит школу в опору советской системы{315}. Но росла и тревога: ведь в школах появились «десятки тысяч новых людей». Звучали вопросы: «Что знаем мы о них, их прошлом, их готовности к работе, их стремлениях и желаниях?»{316}. К молодой поросли присмотрелись, и последовал вывод: недостаток опыта и прилежания сильно мешают делу. В 1931 г., например, сибирский журнал высказал недовольство изменением состава учителей:

«В большинстве случаев “летунами” является молодежь, которая, вполне естественно, не может долго оставаться на одном месте, ибо она еще не сосредоточилась на своей профессии, она ищет все новых и новых “приключений”, ей нужно больше кругозора, больше света, чего в деревне она получить не может».

В одной московской школе все пять «молодых педагогов» активно искали другую работу. Сообщения из других мест рисуют ту же картину: «У меня достаточно опыта, поэтому я хочу поступить в институт», «Я занимаюсь на курсах, чтобы подготовиться к получению высшего образования» и «Не хочу быть учителем начальной школы». Чистяков рассказал о совещании молодых учителей, на котором большинство его коллег говорили о «переквалифицировании», чтобы «оставить педагогическую работу». Выступая на том же совещании, чиновник профсоюза Бычкова нахваливала молодых учителей за энергию и новаторство, но предупреждала, что «без любви к школе», свойственной опытным педагогам, они будут смотреть на преподавание как на всего лишь «временную работу». Другие чиновники сетовали, что молодые люди не выказывают стремления стать «полноценными советскими учителями»{317}.