Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

• Название: Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.
• Автор: Е. Томас Юинг
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-8243-1529-5

Эта книга посвящена советским учителям во времена переустройства общества, введения всеобщего обучения и захлестнувших страну политических репрессий. В центре внимания — повседневная жизнь учителей начальной и средней школы, особенности их работы и статус, политические взгляды. Исследование основано на архивных и опубликованных материалах, включая письма и воспоминания, сообщения школьных инспекторов, а также методики и учебные пособия. В книге рассказывается о сложившихся между властями, простыми людьми и школой уникальных отношениях, об их эволюции в первое десятилетие эпохи сталинизма.

---

Как видно по этим примерам, текучесть не всегда означала уход из школы. На состав учителей и их отношение к профессии также влияло «горизонтальное перемещение» между школами или районами. Московские плановики подсчитали, что «переход учителей из одной школы в другую» составляет 20% ежегодной текучести, то есть в 4 раза больше окончательной смены профессии{277}. Порой учителя переезжали с места на место по семейным обстоятельствам, особенно женщины, следующие вслед за своими мужьями. Перевод учителей Корелева и Михельсона в другие деревни вынудил их жен, также учителей, последовать за ними. Сибирская учительница Васильева, о судьбе которой рассказано в начале предыдущей главы, переезжала с места на место вслед за мужем несколько раз{278}.

Многие деревенские учителя искали работу в городских школах. В 1930 г. самарский городской отдел образования получил больше 600 заявлений от сельских учителей, но «добровольно пожелал ехать в деревню только один педагог т. Храповицкая». В 1931 г. в Азербайджане инспектор сельского РОНО перевелся на работу учителем в Баку, а затем устроил в городские школы еще десять своих коллег. Учитель С. Е. Хозе перебрался из украинской деревни в одну из крупнейших школ Москвы — характерный для первой пятилетки пример перемещения из села в город. В Ленинградской области несколько городских учителей, которых «с большим трудом» отправили в сельские районы, обнаружили встречный «поток» учителей, которые направлялись в Ленинград{279}.

В то время как переезд из одного района в другой не влиял на общее количество учителей, ощущение нестабильности школы и общества в целом при этом усиливалось. Под Смоленском одна молодая учительница меньше чем за шесть месяцев поменяла шесть школ; в Ярославской области Гусева стала восьмой учительницей второго класса за год; в Харькове за два года в четвертом классе сменилось одиннадцать учителей. В некоторых случаях текучести способствовали административные решения. В Восточной Сибири учитель Полтавский провел шесть месяцев в «полупервобытной» общине, пока его не назначили в новую школу. В Карелии Скрисанова в течение года сменила три разные школы, несмотря на ее сетования, что такая нестабильность вредит ей лично и просто мешает нормально работать. Е. С. Пильщикова, проработавшая двадцать лет в одной и той же школе близ Смоленска, пожаловалась в газету, что вынуждена каждый год выстраивать отношения с новыми и неопытными коллегами. В одном районе около Киева каждый год «больше половины преподавателей» заставляли менять школы, что вызывало широкое недовольство: «Учителя целыми группами осаждают отделы народного образования, пытаясь узнать о причинах их перевода или увольнения, для того чтобы написать протест»{280}.

В некоторых случаях, как с Полтавским и Скрисановой, учителей переводили туда, где отчаянно нуждались в их профессионализме, но порой новые назначения вредили как им самим, так и процессу обучения. В районе около Сталинграда одиннадцать учителей неожиданно перевели на другое место работы без всяких объяснений и вразрез с призывами центральных властей взвешенно подходить к каждому назначению. Корелев проработал в одной школе восемь лет и «никаких замечаний не имел», однако его перевели в другую деревню. Когда жена Корелева, тоже учительница, пожелала остаться ради своих детей, чтобы они закончили учебный год, ее уволили. В Подмосковье руководитель отдела образования, Давыдов, переводил опытных учителей «из одной школы в другую, не спрашивая их согласия и с ними не советуясь, ничего не объясняя и никак не мотивируя». В Западной области учителя Беленова перевели на новое место только потому, что он «долгое время работает в одной школе». Когда Беленов возмутился, его без промедления уволили. Судя по этим примерам, чиновники использовали тактику переводов и увольнений, чтобы подорвать авторитет опытных и уважаемых учителей[29].

Районы с рачительным руководством и хорошими школами, наоборот, легко находили учителей. Когда чиновники одного района на Волге обратились в областной отдел образования с просьбой прислать больше учителей, им ответили: «Вербуйте сами. У вас хороший район, к вам пойдут»{281}. Борьба за учителей иногда приводила к административным конфликтам. В 1936 г. член партии А. Ковалев из школы близ Смоленска обратился за новым назначением прямо в отдел образования в Восточной Сибири. Ковалева попросили приехать как можно скорее, но партийные руководители его района воспрепятствовали переводу, потому что сами отчаянно нуждались в учителях. Ковалев обратился в ЦК партии, ссылаясь на нехватку желающих поехать на работу в Сибирь. В августе, перед новым учебным годом, Смоленскому комитету партии дали указание отпустить Ковалева{282}.

Текучесть говорила о том, что многие учителя намеревались действовать по собственному усмотрению даже во времена усиления репрессий{283}. А кое-кто был не прочь половить рыбку в мутной воде. На севере страны Суворов провел меньше месяца в школе, куда его перевели, и «переметнулся» в другой район, умудрившись во второй раз получить подъемные в связи с переездом. На Урале учительница Помилина «занедужила», и ее отпустили из начальной школы, однако она скоренько устроилась в сельскохозяйственный институт на более высокую зарплату{284}.

Легкому на подъем человеку легче было выбраться из непростой личной или политической ситуации. Директора уральской школы Раева (противоречивая история его увольнения и безуспешных апелляций рассказана в первой главе) цитировали, потому что он добавил учителям уверенности в своем настоящем и будущем:

«Не разгонять, учителей сейчас мало, что хоть что наделаешь, так не выгонят, а если и выгонят, так СССР велик»{285}.

Бывший учитель, которого опрашивали в эмиграции, сказал: «…чтобы выжить в Советском Союзе, не надо долго засиживаться на одном месте. Можно проработать где-то год, от силы два». Этот учитель сам внес исправления в свою трудовую книжку, чтобы уйти из одной школы, и начал работать в другом районе: «Сделать это было нетрудно, потому что таких специалистов в Советском Союзе сильно не хватало, руководители страстно желали заполучить нового человека и не особо вчитывались в документы». И действительно, когда он упомянул своего приятеля, который тоже хотел перейти в другую школу, в местном отделе образования сразу заинтересовались:

«[Директор] спросил: “Между нами, много у вас таких приятелей?” Я ответил, что есть. Тогда он сказал, чтобы я свел их с ним, потому что ему нужны учителя».

Проработав два года, этот учитель обзавелся новыми документами, на этот раз выдав сам себе разрешение поехать в Ленинград в педагогический институт{286}.

Судя по всему, директора школ и отделы образования ввиду острой нехватки кадров особо к новым работникам не присматривались. Когда Александру Коневу в Сибири в 1930 г. взяли учительницей, районный отдел образования не поинтересовался ни ее опытом, ни образованием, потому что тревожился лишь о заполнении вакансий. Однако когда Конева покончила с собой, выяснилось, что ее, как дочь священника, до того уволили из другой школы{287}.

Таким образом, хроническая нехватка квалифицированных и опытных кадров была учителям на руку. Многие уходили в другие отрасли хозяйства или поступали в вузы, но преданные любимому делу учителя могли использовать сложившуюся ситуацию на «рынке труда», чтобы изменить свою судьбу в лучшую сторону{288}. При этом, даже меняя работу, многие продолжали гордиться своей профессией. Один бывший учитель, сменивший с 1928 по 1941 г. восемь школ, тем не менее начал автобиографию словами: «Я по профессии — учитель»{289}.

Текучесть кадров в образовании, как и во всей «плановой экономике», свидетельствовала о неспособности партийно-государственного аппарата управлять трудовыми ресурсами. Центральные и областные власти засыпали инструкциями районные отделы образования: делать назначения перед летними каникулами, не переводить учителей из одной школы в другую без крайней необходимости и требовать, чтобы учителя отрабатывали в одной школе определенный срок. Но эти меры ощутимых результатов не приносили. В 1931 г. Северный крайком партии распорядился, чтобы учителей «закрепили» за школами, но через четыре месяца выяснилось, что ситуация не изменилась. Этот сценарий повторился через два года, когда Северный краевой отдел образования строго потребовал, чтобы учителя отрабатывали в одной школе четыре или пять лет. Однако всего через год тот же отдел подвергся критике за «массовые увольнения, переводы и замены учителей без серьезных к тому оснований»{290}.

Партийные органы и советские организации старались взять под контроль перемещение рабочей силы, используя для запугивания и увещеваний политизированный язык. «Реакционные элементы среди учителей» обвинялись в том, что они стремятся «оторвать основную массу учительства от партии и советской власти», раздувают «каждый конкретный факт искривления и головотяпства», представляют их «как общую линию партии и советской власти». Учителей призывали «выявлять постыдные факты недостойного поведения среди их коллег» и «заклеймить малодушие отдельных учителей, испугавшихся трудностей работы, самовольно покидающих школы и ставящих под угрозу все дело всеобуча». Преданные же своим школам работники, напротив, «всецело заслуживали высокое звание учителя». И снова эта официозная трескотня ничего, по сути, не изменила. В селении на Северном Кавказе только двое из четырнадцати учителей согласились заключить договор, что проработают в школе больше года, а в Сибири учителя, даже подписавшие такие соглашения, пытались улизнуть{291}.