Марк Твен - Автобиография

• Название: Автобиография
• Автор: Марк Твен
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-080227-2

Марк Твен завещал опубликовать свою автобиографию без купюр лишь спустя сто лет после его смерти, и она впервые увидела свет в 2010 году.

Теперь наконец с этой поразительно остроумной книгой могут познакомиться и российские читатели.

Автобиография Твена весьма необычна: забавные эпизоды чередуются с печальными, искрометные шутки уступают место серьезным рассуждениям – и масштабная личность писателя, подарившего миру множество шедевров, предстает перед нами во всей ее многогранности.

---

Я сказал, что, на мой взгляд, он прав насчет других, но ошибся в отношении Брета Гарта. По существу, я сказал, что Гарт приятный компаньон и неяркий, но приятный собеседник, что он всегда умен, но никогда не блистателен, – в этом отношении его нельзя поставить в один ряд с Томасом Бейли Олдричем, как, впрочем, и любого другого человека, из древних или современных; что Олдрич всегда остер, всегда великолепен, если поблизости найдется кто-нибудь способный правильно чиркнуть по его огниву; что Олдрич так же надежен, быстр и безотказен, как раскаленное докрасна железо на наковальне кузнеца, – надо только умело по нему ударить, чтобы высечь сноп искр. Я прибавил:

– Олдричу никогда не было равных в стремительных, выразительных, остроумных и юмористичных высказываниях. Никто не сравнялся с ним и, безусловно, никто не превзошел его в умении находить удачные формулировки, в которые он облекает детей своей фантазии. Олдрич всегда блестящ, это выходит у него само собой, он огненный опал в обрамлении бриллиантов; когда он молчит, вы чувствуете, что его изысканные мыслеобразы вовсю мерцают и поблескивают в нем; когда он говорит, бриллианты сияют. Да, он всегда был блистательным, он всегда будет блистательным, он будет блистательным даже в аду – вот увидите.

Стивенсон тихонько хмыкнул:

– Надеюсь, что нет.

– Ну так увидите, и он затмит даже тамошнее проклятое пламя и предстанет преображенным Адонисом на фоне розового заката.

* * *

Там, на той скамейке мы изобрели новое выражение – кто-то из нас, не помню, кто именно, – «теневая популярность». Обсуждались следующие варианты: «теневая слава», «теневая репутация» и т. п., – и, насколько помню, была выбрана «теневая популярность». Этот важный вопрос вырос из случая, который произошел со Стивенсоном в Олбани. Будучи там в книжном магазине или на книжном развале, он заметил длинный ряд маленьких книг, оформленных дешево, но аккуратно, и имевших такие заголовки: «Избранные речи Дэвиса», «Избранная поэзия Дэвиса», Дэвиса то-то, Дэвиса се-то, Дэвиса одно, Дэвиса другое. Все сборники были снабжены краткой, компактной, умной и полезной вступительной главой все того же Дэвиса, чье имя я позабыл. Стивенсон поднял тему таким вопросом:

– Можете вы назвать американского автора, чьи слава и востребованность простираются в Штатах наиболее широко?

Я подумал, что могу, но в данных обстоятельствах мне показалось нескромным высказываться. Поэтому я стыдливо промолчал. Стивенсон это заметил и сказал:

– Приберегите вашу скромность для другого раза – это не вы. Держу пари, вы не сможете назвать американского автора широчайшей известности и популярности в Штатах. А я могу.

И далее он рассказал о том случае в Олбани. Стивенсон осведомился у книготорговца:

– Кто такой этот Дэвис?

Ответ был:

– Некий автор, чьи книги приходится перевозить товарными составами, а не в корзинах. Очевидно, вы о нем не слышали?

Стивенсон ответил, что нет, это впервые. Человек сказал:

– Никто не слышал о Дэвисе, можете спросить где угодно. Вы никогда не увидите, чтобы его имя упоминалось в печати, даже в рекламе, – Дэвису это без надобности, все равно как ветру и морю. Вы никогда не увидите какую-нибудь из книг Дэвиса, возглавляющей рейтинг в Соединенных Штатах, но наденьте водолазный костюм и спускайтесь помаленьку ниже и ниже, пока не наткнетесь на плотную, непроницаемую область, лишенную солнца, область бесконечной, тяжелой, монотонной работы и нищенской оплаты, – там вы их найдете миллионами. Человек, который закрепился на этом рынке, уже сколотил состояние, его хлеб с маслом всегда при нем, потому что эти люди его никогда не подведут. Автор может иметь репутацию, ограниченную верхней поверхностью, и, потеряв ее, вызывать сперва жалость, потом презрение, потом кануть в забвение, в полное забвение – что часто случается с той, видимой, популярностью. Видимую репутацию, какой бы значительной она ни была, всегда можно умертвить и разрушить, если правильно взяться за дело – то есть действуя не дубинкой и томагавком, а медленным ядом и мелкими уколами. Но совсем другое дело с популярностью теневой – той, что глубоко под водой; однажды став там фаворитом, остаешься им навсегда; однажды полюбившись, навсегда остаешься любимым; однажды сделавшись уважаемым, уже всегда пользуешься уважением, почитанием и доверием. Ибо то, что говорит литературный обозреватель, никогда не проникает вниз, в те невозмутимые глубины, равно, как и насмешки газеты или ветры злословия, что дуют наверху. Внизу никогда не слышат о таких вещах. Наверху их идол может быть всего лишь раскрашенной глиной и потускнеть, и рассыпаться, и развеяться ветром при непогоде, но на дне он тверд и несокрушим, как золото.

[Вилла ди Кварто]

Январь 1904 года

Эта вилла расположена в трех или четырех милях от Флоренции и имеет несколько названий. Одни называют ее «вилла Реале ди Кварто», другие – «вилла Принчипесса» (Принцесса), кто-то зовет ее «вилла Грандучесса» (Великая княжна); это многообразие имен было для меня неудобством первые две или три недели, поскольку раньше я слышал, как этот дом называется только одним именем, то, когда приходили письма для слуг, отправленные на один из прочих адресов, я предполагал, что это ошибка и отсылал их обратно. Мне объяснили, что для нескольких названий существует причина. Свое имя «Кварто» она получила по названию района, в котором расположена, радиусом четыре мили от Флоренции. Она зовется «Реале»[65], потому что когда-то ее занимал король Вюртембергский, а также «Принчипесса» и «Грандучесса» – потому что в другое время ее занимала дочь русского императорского дома. Где-то есть история этой виллы, и когда-нибудь я до нее доберусь и посмотрю, есть ли там какие-нибудь подробности, которые могут мне пригодиться в этой главе. Мне бы хотелось увидеть эту книгу, поскольку как дарвинист я бы хотел знать происхождение этого дома и несколько этапов его эволюции. Бедекер[66] утверждает, что он был построен для Козимо I архитектором [имя не указано]. Я узнал об этом три минуты назад, и это разрушает мою концепцию. Я-то предполагал, что дом начинался понемногу, скромно и был детищем бедного фермера, являя собой его представления о доме и комфорте; что через одно-два поколения явился преемник более высокого ранга и с более значительными средствами, который добавил пристройку; что с течением времени преемник за преемником добавляли все новые кирпичи и новые объемы, каждый, своим чередом, оставляя после себя деталь в виде краски или обоев, дабы отличить свое правление от предыдущих; что в конце концов в последнем столетии пришли те трое, что предшествовали мне, и добавили свои отличительные детали. Король Вюртембергский выломал в центре здания изрядное пространство – отступив примерно по сотне футов с каждой стороны, – чтобы встроить огромную лестницу, дешевую и эффектную штуковину, едва ли не единственную деревянную вещь во всем здании, и настолько же удобную, здравую и удовлетворительную, насколько она выбивается из общего характера остальной части этого бедлама. Русская княжна, которая приехала с исконно присущими ей предрассудками относительно холодной погоды, добавила канальные печи в погребе и обширную печь, облицованную зеленой майоликой, в большом зале, где находится королевская лестница, – печь, которая, как мне думается, могла бы быть церковью, маленькой церковью для детской, настолько внушительна она по размерам и так богато украшена барельефами ультраблагочестивого свойства. Она загружается и разжигается из потайного места за перегородкой, к которой примыкает спиной. Последним прибыл сам сатана в обличье графини Массильи, нынешней владелицы дома, – американский продукт и мужчина во всем, кроме пола. Графиня добавила дешевые и скаредные нововведения в виде электрических звонков, неадекватной ацетиленовой установки, устарелых ватерклозетов, примерно дюжины предметов мебели фабричного производства, выпускаемой для меблированных комнат, и нескольких купленных на дешевой распродаже ковров, которые день-деньской оскорбляют нормы цвета и искусства и никак не унимаются, пока не наступит тьма и не усмирит их.

Однако если дом был выстроен для Козимо четыреста лет назад и с помощью имевшегося под рукой архитектора, полагаю, я должен отвергнуть представления о постепенном увеличении размеров здания. Козимо явно требовался большой дом, он явно желал построить его сам, так чтобы дом был таким, как ему хотелось. Думаю, он своего добился. В архитектуре этой казармы не было эволюции. В первую очередь не было архитектуры, и позже не было добавлено ничего, кроме кричащей лестницы, церковной печи княжны и устаревших клозетов графини. Я говорю об искусстве архитектуры, его нет.

В этом длинном, уродливом и лишенном украшений трехэтажном фасаде можно обнаружить не больше архитектуры, чем в канатном заводе или кегельбане. Форма и пропорции дома предполагают украшения, поскольку он имеет двести футов в длину и шестьдесят в ширину. Но искусства архитектуры нет внутри дома, нет ее и снаружи.