Лидия Некрасова - День рождения

• Название: День рождения
• Автор: Лидия Некрасова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1957

Главная героиня книги Лидии Некрасовой «День рождения» Маша Черкасова разыскивает свою маму, с которой она была разлучена во время Гражданской войны.

---

Мака не знала, куда ей девать руки. Почему-то на нее смотрели дети. Почему-то ей было стыдно…

Из какой-то двери вышли две девочки с толстыми косичками, две девочки, которые жили в доме с палисадником. На них были надеты одинаковые голубые платья. Косы были завязаны голубыми бантами. Они остановились перед Макой.

— Смотри-ка, — громко сказала старшая девочка и надула губы. — Смотри-ка, и кухарка пришла. Босиком, в простынном платье.

Они засмеялись, и дети кругом засмеялись. Маке стало жарко. Так жарко, что она не могла идти рядом с Лисичкой. Она не могла слышать этот смех. Она пробежала мимо чинно шагающих детей по блестящему полу, по прохладной, каменной лестнице, потом по площади, по главной улице, под знакомыми круглыми каштанами. Мака бежала, и все ей чудилось, что на нее смотрят, что на нее показывают пальцами, что над ней смеются.

«Смотри-ка, кухарка пришла. Босиком, в простынном платье».

Мака остановилась только во дворе. Она не хотела идти домой.

— Что ж ты не пошла в театр? — спросит ее там Полина Васильевна.

Из-под забора вылезла дворовая собака, рыжая Булька. Она ткнулась холодным носом в Макину руку и завиляла хвостом.

— Буля, — сказала Мака и погладила ее по широкой гладкой спине.

Булька легла на спину и замахала лапами.

— Буля, — Мака села около нее на траву. Булька смотрела на Маку понимающими добрыми глазами и потихоньку повизгивала.

— Буля, — Мака обняла Бульку за шею, а Булька лизнула Макину мокрую щеку.

Глава XXXVII. «Дай мне пищи…»

В доме не было электричества. Во всем городе не было электричества. Ночью город погружался во мрак. В окнах вспыхивали маленькие огоньки коптилок. Водопровод не действовал. В квартирах топились необыкновенные печки. Они стояли на покосившихся железных ножках в каждой комнате, маленькие, четырехугольные. Почему-то они назывались «буржуйками».

От каждой такой печки к дымоходу тянулась толстая длинная гусеница трубы. К трубе на проволочках подвешивали банки. В этих банках время от времени накапливалась коричневая жидкость, капавшая из труб. Почему-то она называлась «чин-чин-пу». Раза два в месяц приходилось залезать на табуретку и выливать этот коричневый дождь.

Хозяева комнаты, в которой был дымоход, делались самыми несчастными людьми в квартире. Через их комнату жадно тянулись к дымоходу трубы от печек соседей, и коричневый дождь шел беспрерывно.

Дрова у всех были сырые. На растопку шли и заборы, которые были на улице, и дощатые мостки, лежавшие вместо тротуаров. Кое-где разламывали даже перила лестниц. Ведь людям нужно было чем-нибудь согреваться.

Этот дом был четырехэтажный. На каждом этаже было две квартиры. В каждой квартире жили люди: папы, мамы и их дети. Все одинаково мерзли, все отапливались «буржуйками», все одинаково сидели в темноте, освещая свои вечера самодельными коптилками. Все носили издалека воду, поливая замерзшие ступеньки, все кололи суковатые поленья, все ели бесконечную пшенную кашу, пшенный кулеш, пшенный торт…

На первом этаже жили два мальчика, Валя и Сережа. Мама их, худая и больная, громко кашляла. Этот кашель встречал Маку на лестнице, когда она утром бежала в лавку.

Валя и Сережа часто дрались. У них были длинные угловатые ноги и руки. На головах торчали ежиком черные волосы. Они были очень похожи друг на друга, оба оборванные, оба худые, оба грязные.

В другой квартире, на первом этаже, жила девочка, толстая Варварушка. Она была маленькая и добрая. А ее обманывали и обижали. Ее папа был лавочник, и поэтому ее не любили.

На втором этаже была одна пустая квартира, а в другой жила Мака.

На третьем этаже жила девочка Галя. У Гали был толстый нос, как площадочка, и черные глаза. Мама у нее была очень строгая, со светлыми волосами, со светлыми глазами, вся какая-то прямая и плоская. Папа был важным инженером, и по утрам за ним приезжал маленький автомобиль.

В квартире напротив них никто не жил. На дверях на черной лестнице был набит войлок. Из-под двери торчали стружки и рогожа.

На четвертом этаже жила Катя. Она была кудрявая, как барашек. Когда мама причесывала Катю, об этом знал весь дом. С четвертого этажа по всему дому неслись вопли, тонкие, жалобные… Полина Васильевна говорила:

— Ну, Катерину начали причесывать. — А крики заползали во все комнаты.

— А-а-а! — Катя начинала кричать тоненько, а кончала каким-то страшным басом: — У-У-У-У!

И все равно она всегда была растрепанная.

В другой квартире наверху жил Ростик-Хвостик. Когда летом после дождя все шлепали по лужам, его мама появлялась на самом верху дома на балконе и звала:

— Хостик, — так у нее получалось.

А дети дразнили его:

— Хвостик!

Но Ростик делал вид, что он не слышит. Он учился в одном классе с Макой. Это он носил очки и лучше всех решал задачи.

У всех были мамы. А у Маки не было мамы, но зато никто не умел сочинять стихи. А Мака сочиняла стихи. Теперь Мака записывала их в тетрадку.

Маке нравилось сочинять стихи. Ей нравилось, когда в голове у нее шевелились слова и складывались в строчки. Веселые чистые рифмы сами прибегали вслед за словами. Рифмы щекотали Макины губы. Тогда Мака начинала улыбаться, тогда Мака забывала о том, что в таз налита горячая вода, что липкий бараний жир застывает на тарелках. Мака забывала о том, что в руке у нее грязная мочалка и, чуть-чуть помахивая рукой, она начинала приговаривать:

Возле леса, возле речки
Ходят белые овечки…
Ходят белые барашки
По полям пушистой кашки.
И надеты на овечках
Шкурки белые в колечках.
И надеты на барашках
Шкурки белые в кудряшках.

— Опять ворон ловишь? — вдруг появлялась около Маки Полина Васильевна. Она подходила неслышно и хватала Маку за плечо. Мочалка падала в таз, горячие брызги ударяли Маке в лицо. Жирные круги сверкали на воде.

Осенью грязные тарелки исчезли. Столовники перестали приходить. Полина Васильевна несколько дней ходила с заплаканными глазами, замотав голову платком. Она не замечала Маку и совсем забыла, что Мака хочет есть. Мака посидела, посидела на сундучке и пошла к Гале.

Галиной мамы не было дома. Когда ее не было, можно было играть и шуметь как угодно. Пришла толстая Варварушка и кудрявая Катя. Мака стала рассказывать страшную сказку про людоеда. Они все сидели на коврике в полутемной комнате, и у Маки от страха даже слезы выступили на глазах. Такая сказка придумалась.

Потом Мака схватила длинное полотенце, намотала его себе на голову, села по-турецки на диван и ужасным людоедским голосом зарычала:

— Дай мне пищи, пищи, пищи.

Галя, Катя и Варварушка упали перед ней на колени.

— Теперь вы должны нести мне пищу, а то я вас съем, — сказала Мака и опять зарычала: — Дай мне пищи, пищи, пищи.

Галя заволновалась.

— Ну что же я тебе дам? У мамы в шкафу есть хлеб и варенье… Сейчас я достану.

Она полезла в шкаф, наложила на тарелку варенья и хлеба. Варварушка и Катя молча стояли перед Макой на коленях.

— Нате, ваше людоедство, кушайте, — сказала Галя, подползая к Маке с протянутыми руками. А в руках у нее была тарелка, полная хлеба и варенья.

Мака все съела и опять зарычала:

— Дай мне пищи…

В это время вошла Галина мама.

— Что это такое? — строго спросила она.

Мака соскочила с дивана и сняла с головы полотенце. На щеках, на руках у нее блестело варенье. Тарелка стояла на диване. Шкаф был открыт. Видна была раскрытая банка, хлеб, неаккуратно нарезанный Галей.

Галина мама все это оглядела своими светлыми глазами.

— Что это такое? — еще раз спросила она.

— Это… Это у нас такая игра, — сказала Галя. — Это… Это она, людоед-обжора.

— Ну, девочки, идите домой, — решила Галина мама, увидев, как мало варенья осталось в банке.

Мака, Варварушка и Катя прошмыгнули на черную лестницу. Мака была совершенно сыта.

— Маша, — сказала Маке на следующий день Галя. — Маша, знаешь что? Мама мне не позволяет с тобой играть. Мама не хочет, чтобы ты ко мне приходила. Мама говорит, что ты придумываешь глупые игры.

Но Маке эта игра совсем не показалась глупой.

Глава XXXVIII. «Где моя Тамара?»

— Ты должна зарабатывать себе на хлеб, — сказала Полина Васильевна. — Я не могу тебя кормить. Столовой у меня больше нет. Есть нечего.

Уже много времени Мака питалась только школьными завтраками. Иногда ее подкармливала Лисичкина мама. Семен Епифанович изредка приносил Маке сверточек с какой-нибудь едой.

Мака вернулась из школы, села на сундучок и привычным движением подняла свою подушку, чтобы посмотреть на Тамару.