Николай Морозов - Новый взгляд на историю Русского государства

• Название: Новый взгляд на историю Русского государства
• Автор: Николай Морозов
• Издательство: Издательство Санкт-Петербургского университета
• Жанр: Культурология
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-288-04401-4

Книга одного из лидеров партии «Народная воля» Николая Александровича Морозова (1854-1946) представляет часть многотомного исследования «Христос» (1924-1932), в котором был предложен пересмотр основных фактов всемирной истории. Работа Морозова продолжает его известные толкования Библии: «Откровение в грозе и буре» (1907) и «Пророки» (1914). Выявление астрономических свидетельств в русских летописях и их датировка служит Морозову основой для переписывания русской истории. Применяемые методы и выводы, к которым приходит Морозов, позволяют отнести его к предшественникам «новой хронологии».

---

«Я думаю, — говорит он, — что Лаврентьевский сборник сохранил при этом чтение своего основного источника „княжеской Ростовской летописи“ — Владимирского свода 1230 года».

А еще далее сам же автор признается, что прочной опоры для установления действительного существования предполагаемой им «княжеской летописи в Ростове» у него нет.

«Пусть результаты такого исследования, — говорит он, — покажутся гадательными и окажутся впоследствии ошибочными, но это нисколько не изменит того положения, что замыкаясь в одном каком-нибудь памятнике, исследователь никогда не получит возможности определить его состав и происхождение, и что единственно надежным путем должен быть признан путь сравнительно-исторический. Подобно тому, как исследование языка становится научным только после привлечения к систематическому сравнению нескольких языков (причем это сравнение прежде всего приводит к восстановлению древнейших эпох в жизни исследуемых языков, а затем и к восстановлению того общего языка, из которого они произошли) — так и исследователь литературного памятника должен прежде всего подвергнуть этот памятник сравнительному изучению с ближайшими, наиболее сходными, для того, чтобы определить последовательный ход в его развитии и восстановить тот первоначальный вид, к которому он нисходит». С этим, конечно, нельзя не согласиться, но все же, стараясь по возможности углубить древность наших исторических памятников, уважаемый автор напрасно упрекает И. А. Тихомирова за его утверждение, что летописные сборники возникли в Москве лишь далеко после ее появления на страницах истории.

«До сих пор известны, — говорит Тихомиров, — три Московские летописные своды: Воскресенский, Никоновский с его продолжениями и Софийские: 1-й и 2-й. Кроме того, Московские летописи вошли в состав некоторых списков так называемой Четвертой Новгородской летописи. А Шахматов прибавляет к ним еще:

1) „Троицкий пергаментный список начала XV века, ныне утраченный, довольно хорошо известный по выпискам из него в примечаниях к „Истории Государства Российского“ Карамзина (I-V томы).

2) Львовскую летопись, названную так по имени издателя, выпустившего ее в свет в 1792 году в пяти томах (причем рукопись, послужившая оригиналом для ее издания, неизвестна).

3) Хронограф, частью сохранившийся в редакции 1512 года (это его первая редакция по определению А.Н.Попова), и частью отразившийся в некоторых других летописных сводах.

4) „Русский Временник“, или так называемую Костромскую летопись, изданную под первым названием два раза в 1792 и 1820 гг. в двух томах, и некоторые другие сборники.

И вот как их характеризуют:

„Описанием Эдигеева нашествия 1409 года, — говорит Карамзин, — заключается Троицкий летописец. Видно, что сочинитель умер“[67]. Карамзин называет Троицкую летопись „главною современною летописью княжения Василия Дмитриевича“[68].

А судя по дошедшим выпискам, в ней уже содержались те Московские известия, которые Тихомиров проследил по позднейшим московским летописным сводам. Так, в ней писалось о пожаре в Москве 3-го мая 1331 года[69], о подписании в Москве заложения двух церквей—Успенской и Архангельской в 1344 году[70] и заложении церкви святого Спаса в 1345 году.

В ней уже отразилось и критическое отношение москвича к окружающей его политической жизни. Так, по поводу недоразумений, возникших в 1386 году между московским великим князем и новгородцами, летописец замечает:

„Таков бо еть обычай новгородцев: часто (присягают) ко Князю великому, и паки ссорятся с ним, и не чудись тому: быша бо человеци суровы, непокориви, упрямчиви, непостаяни“[71].

В виду всего этого, а в особенности несомненной своей древности, Троицкая летопись должна бы занять первое или одно из первых мест в исследовании, посвященным московским летописным сводам.

„Львовская летопись“, т. е. изданная Львовым в 1792 году, (с утратой оригинала) представляется для исследователя Московского летописания XVI века в высшей степени важною: несомненно, — говорит автор,— что ее протография, ее древнейшие редакции были посредствующими звеньями между некоторыми из дошедших до нас летописных сводов. Так, в части до 1518 года включительно она оказывается почти тождественною с Софийскою 2-ой летописью (Архивный список этой летописи оканчивается как раз на том месте, где другой список — Воскресенский начинает разниться с Львовским, т. е. на 1518 годе). В той же редакции она влияла на Никоновскую летопись, которая с 1518 года следует не трем, а только двум источникам, а с 1521 года уже только одному источнику — Воскресенскому своду[72]. В редакции 1533 года Львовская летопись была одним из источников Воскресенского свода. В ней сохранился летописный рассказ 1534-1560 годов, тождественный с тем московским сводом, на основании которого дополнены списки: Никоновский и Карамзинский (Воскресенской летописи)“[73].

„Русские летописные статьи Хронографа, — продолжает Шахматов,— известные главным образом по редакции 1512 года, извлечены из какого-то до нас не дошедшего летописного свода московского происхождения. Это ясно из последних статей редакции 1512 года, относящихся к событиям XV века, в которых, например, описана довольно подробно борьба Василия Васильевича с его дядей и двоюродными братьями“.

„Я думаю, — продолжает он далее, — что Хронограф составлен в России сербом (и именно Пахомием) в 1442 году[74].

Уже в первой основной редакции „Хронограф“ содержал русские летописные статьи, что особенно ясно видно из рассказа об убиении Батыя, несомненно находившегося в первоначальной редакции и принадлежащего перу Пахомия. В виду этого, я думаю, — продолжает автор, — что в основной редакции „Хронографа“ летописный рассказ доходил до 1441 или 1442 года, но что впоследствии к нему присоединен рассказ о дальнейших событиях, причем последовательный ряд редакций Хронографа довел его до 1508 года. Но каково бы ни было, впрочем, происхождение „Хронографа“, мы должны допустить существование и такого исторического памятника, где первоначальные статьи Хронографа были продолжены русскою летописью, доведенною до 1508 года“.

„Русский Временник“ дошел до нас, несомненно, в искаженном и неполном виде, так как список, с которого сделано издание, относится к XVII, а может быть и к началу XVIII века. Есть основания думать, что позднейший редактор извлек из него одни русские летописные статьи, оставив в стороне древнейшую часть „Хронографа“ (до статьи „О словенском языце и о русском“) и исключив из следующей затем части все статьи греческие и южнославянские. Так, в имеющемся у нас тексте „Русского Временника“ сохранилось несколько следов от исключенных позднейшим редактором статей не русского происхождения, например „О крещении Угров“ („Вдевше же Пионы, глаголемии Угри“ и т.д.), в конце которой та же ссылка на Бретанийский (Британский) остров, которою эта статья сопровождается в „Хронографе“. Точно также текст большинства известий XII и XIII века в „Русском Временнике“ вполне тождествен с текстом „Хронографа“ редакции 1512 года. Так, в нем помещено то же предисловие к умильной повести о „татарском нашествии“, как и там:

„Хощу рещи о друзи и братия, повесть, яже не точию человеки, но и бессловесные скоты, и нечувственное камение может подвигнута на плачь“.

Святослав и Святополк называются, как и во многих списках „Хронографа“ 1512 года, Цветославом и Цветополком. Значит — это извлечение из „Хронографа“. Что же касается места составления „Русского Временника“, то, по-видимому, этот, вполне московский по своему характеру свод составлен в Новгороде и притом, может быть, по распоряжению архиепископа Макария, так как мы находим тут ряд известий новгородского происхождения, причем почти каждое из них связывается с именем Макария. Например, под 1508-м годом вставлено известие о посылке в Новгород дьяка Бобра для устройства там рядов, улиц и нового моста через Волхов. Под 1519-м годом говорится об устройстве новых судебных мест в Новгороде. Под 1526-м годом — о крещении Лоплян, к которым Макарий послал священника и диакона. Под 1528-м — об установлении общежития в новгородских монастырях по советам архиепископа Макария; под 1530-м —о страшной грозе в Новгороде, случившейся в тот самый час, когда родился Иван Васильевич, и об отлитии колокола в соборной церкви святой Софии повелением архиепископа Макария; под 1530-м о посылке великим князем в Новгород грамоты к архиепископу Макарию и диакона для распланирования города и постановки решеток и городских караулов; под 1533-м сообщается об отправлении архиепископом Макарием духовенства к Лоплянам с Мурманского моря и с реки Колы и о поставлении там церкви. Но вскоре памятник этот был перевезен в Москву и, может быть, уже в декабре 1533 года переписчик, описав его, прибавил известие о поставлении в Москве колокола на колокольню 19 декабря 1533 года. Оригинал, положенный в основание этого свода — „Хронограф“ редакции 1508 года был в Москве отчасти переработан и значительно дополнен. Так, под 1482-м годом приведено известие о прибытии к Московскому князю Федора Ивановича Вельского и вслед за этим видим вставку, „от иного летописца“, где рассказывается тоже самое, но с другими подробностями. Под 1521-м годом, вслед за известием о набеге, сделанном на Коломенский и Московский уезды Махмат Гиреем читаем: