Максим Далин - Гетто

• Название: Гетто
• Автор: Максим Далин
• Жанр: Фэнтези

---

На столе перед Славкой лежал гаечный ключ.

Славка моргнул, мотнул головой и посмотрел снова. Только что столешница была совершенно пустой — но факт оставался фактом: ключ возник на ней, сам по себе. Нормальный такой рабочий инструмент, уже далеко не новый, но и без ржавчины — в порядке. Только свежие следы масла на ручке…

— Откуда? — спросил Славка, разглядывая это чудо явленное.

— Мой, — сказал Пит. Ухмыльнулся, взял ключ со стола. Славка снова посмотрел на его руки — под ногти въелась смазка или машинное масло, тёмное пятнышко зажившего ожога на правой, между указательным и большим пальцем, мозоли…

«Что ты делаешь этими руками… к парусам не имеет отношения, да и вообще — к парусникам не имеет, — подумал Славка почти умилённо. — Ты в моторе копаешься. Брызжет горячее масло…»

Славка задумчиво постучал костяшками пальцев по дереву столешницы, тёмному и гладкому. В груди появилось странное тепло, стеснявшее дыхание — похожее на боль, но и на другое похожее — и Славке было страшно поднять на Пита глаза, да и вообще — страшно их поднять. Он просто пытался дышать — и вдыхал сигаретный дым, запах керосина, мазута, пива и ещё чего-то, чего пока не мог обозначить словом.

— Пит, это не автомобиль, да? — спросил Славка шёпотом.

— Нет, что тебе лопнуть, — так же шёпотом ответил Пит, и Славка услышал в его голосе улыбку, способную растопить лёд.

«Не буду смотреть! — думал Славка в жаркой лихорадке, которой не знал названия. — Рано смотреть. Потом». Нечто внутри боялось спугнуть этот жар и эту боль, более сильные, чем оргазм — оно было страшно хрупким и нестойким, это состояние, в котором окружающий мир тёк и менялся, раздвигались горизонты, а жизнь обретала особый вкус. Славка вдруг почувствовал себя мембраной в телефонной трубке — а кто с кем говорит, он не понимал, да его пока и не интересовало. Он просто проводил сквозь себя настоящие слова — и даже дыхание.

Порыв ветра ворвался в открытое окно — и, кроме запахов лётного поля, донёс стрекот мотора крохотного самолёта, заходящего на посадку. Славка не видел, но слышал лёгонький голенастый биплан, и похожий на те, начала авиационной эры, и отличающийся от них. Фанерную двукрылую стрекозку.

— Люсия вернулась, — сказал Пит. — Ангел спорхнул на нашу грёбанную землю.

«Почему — Люсия?» — удивился Славка и взглянул-таки Питу в лицо. И увидел, что улыбка у Пита обозначает ямочку на левой щеке, что в его синих глазах появился огонёк разума, что его комбез цвета хаки застёгнут под горло, а очки-«консервы» подняты на лоб.

Бар был пуст. Совсем. Пропали даже идиотские картонные фигуры. Зато сквозь табачный дым постепенно проступали стены, оклеенные лётными картами, склеенные из реечек и папиросной бумаги модельки самолётиков и дирижаблей, подвешенные к потолку и шевелящиеся на сквозняке, простые табуреты, чёрного дерева стойка, ряды пёстрых бутылок за ней… Из-за стойки вдруг поднялся бармен — стаканы он там, что ли, протирал — и Славка явственно увидел его белоснежный пиджак, торчащий углами, и угловатую же унылую и обвисшую физиономию старого скептика… которому приходится ждать слишком часто и слишком многих.

И на этой унылой плохо выбритой морде вдруг появилась нежная улыбка.

Двери распахнулись со звоном, и в бар впорхнула девушка. Её фигурка выглядела мутно и расплывчато, как за волнистым матовым стеклом — узнавались только лёгонькие, невесомые формы.

«Люсия», — подумал Славка, пытаясь навести на резкость сам себя и мучительно страдая от того, что резкость не наводится. Нужна была какая-то деталь, чёрточка, за которую можно было бы ухватиться, но их не было — и от этого душу тянуло и дёргало, как больной зуб.

Девушка подходила, а Славка таращился на неё, как страшно близорукий человек, потерявший очки — щурясь, моргая, кляня про себя всё на свете — но видел лишь мутный абрис.

И Пит молчал. Если бы он что-нибудь сказал, Славке сразу стало бы легче — и Славка взглянул на него умоляюще.

— Что с личиком, птенец? — спросил Пит доброжелательно и тревожно.

И на глаза Славки словно линзы опустились. Её тёмные волосы были подстрижены очень коротко — ёжиком, как у мальчишки. Её личико было обветренным и отчаянным. На её личике была тонкая яркая царапина — поперёк скулы, как стремительный штрих красной гелевой ручкой. Шлем она держала в руке.

От девушки шёл сильный запах бензина и ветра — и еле заметный мандариновый запах духов.

— Это пустяки, — быстро проговорила девушка — и замолкла на полувыдохе, замерла на полушаге. Она не знала, Пит не знал, Славка не знал — но уже обязан был узнать.

Чтобы дать дышать Люсии, он должен был как-то догадаться, что произошло во время её полёта.

Славку окружал туман бесконечных крохотных загадок, из которых вырастали огромные, почти на пределе понимания вопросы — и каждый, самый крохотный ответ высвечивал в этом тумане что-то живое. Это было — как пробираться на ощупь, и тяжелее, чем пробираться на ощупь. И мир выстраивался страшно медленно, но постепенно обретал не только зримую, но и все прочие виды реальности.

Раньше писать было очень быстро. Славка мог написать роман на десять-пятнадцать авторских листов за месяц. Но невероятно медленно было нащупывать дорогу в тумане гетто, где время то останавливалось совсем, то неслось с невероятной скоростью и пропадало в никуда. Впрочем, времени просто не было. Была душа, превратившаяся в мембрану телефона, по которому Вселенная пыталась договориться с людьми — и всё.

* * *

Сперва было несколько лет Облачного Патруля. Техник-инженер Пит Ле Сан, Славкин приятель и безнадёжный матерщинник, замолвил слово перед кем надо; Славка околачивался на аэродроме, запрокинув голову, наблюдая, как патрульные пилоты крутят бочки и перевороты через крыло на своих хрупких машинах — воздушная стража этого мира, форпост, ограждающий людей, мирно живущих там, внизу, от идущего с небес зла. За эти годы Славка успел увидеть и пережить чертовски много.

Он видел, как «кляксы», возникнув из чистой просвеченной синевы, обхватывают щупальцами беззащитное серебряное тело медленного дирижабля — и как он пропадает в ослепительной вспышке и адском грохоте. Он видел, как Люсия и Август всаживают в «кляксу» лучи фотомётов на крутом вираже, и как «клякса», издыхая, осыпается клочьями, похожими на горелую бумагу. Он видел чёрные безжизненные руины уничтоженного «кляксами» города. Он видел, как Хельмут по прозвищу Чижик пытается выровнять машину, а огонь лижет плоскости и подбирается к мотору. Он видел, как Лэнни и Пит вытаскивают из разбитого самолёта тело Маленькой Ти — всё плыло перед глазами от слёз, а Люсия ещё пыталась прощупать пульс в мёртвой руке подруги. Прожектора шарили по ночному небу, нащупывая жадные комья хищной пустоты — и Славка стоял у фотомёта вместе с расчётом ПВО, до боли вглядываясь в бездонную темноту. Звёзды казались россыпью мелких проколов на громадном чёрном крыле небес…

Ничто не имело значения, кроме патрульных, отчаянных, как все смертники, кроме любимой и уязвимой земли, кроме ночных тревог и трагедий, оставлявших рубцы на сердце. Внутреннее зрение обострилось настолько, что стало похоже на ясновидение; моментов, когда мир расплывается в мутной неопределённости, становилось всё меньше. Часто Славке было достаточно увидеть новенького, чтобы догадаться, на что он годится; он, случалось, предсказывал жизнь и смерть, случалось — ошибался. Порой мир изменялся вокруг него… но в такие минуты Славка остро чувствовал, что от него ничего не зависит.

Не в Славке дело. Он окончательно превратился в мембрану, которую колеблет Судьба. Он даже не смог спасти Маленькую Ти, в которую был слегка влюблён, и чья смерть причинила ему жестокую боль — и так и болела внутри до сих пор. Хуже того: в тот день, когда была, наконец, испытана последняя модель фотопушки и забрезжила надежда на окончание бесконечной войны, Славка вдруг понял — время Облачного Патруля прошло. Больше ему не пить пиво с Питом после невыносимо тяжёлого дежурства в маленьком баре «Открытое Небо». Больше не помогать девушкам укладывать парашюты и не слушать, как Август и Лэнни травят анекдоты, дожидаясь вылета в бой. В довершение всего Славка узнал, что Люсия выходит замуж за Хельмута, как только тот выпишется из госпиталя.

Славке больше нечего делать с ними.

Это победа и потеря.

Потерей было осознание того, что история закончена, закончена совсем — и надо отпустить её лететь дальше. Победой — то, что всё и все остались в нём, внутри, даже Маленькая Ти, которая умерла, но это странным образом не мешало ей претендовать на бессмертие.

Каждое слово отпечаталось на душе — с того самого момента, как острый кусочек разбитого фонаря царапнул Люсии щёку. И Славка был горько счастлив — и фантастически независим.