Екатерина Мещерская - Жизнь некрасивой женщины

• Название: Жизнь некрасивой женщины
• Автор: Екатерина Мещерская
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997

«Жизнь некрасивой женщины» — автобиографические записки княжны Екатерины Александровны Мещерской, относящиеся к периоду ее жизни в Москве 20-х годов. Отрывки воспоминаний о ранней юности Екатерины Александровны были опубликованы журналом «Новый мир» в 1988 году («Трудовое крещение»), в которых она поведала романтическую историю неравного брака родителей: 73-летнего князя Александра Васильевича Мещерского, шталмейстера Двора, и талантливой 25-летней певицы Екатерины Прокофьевны Подборской.

В 1896 году у супругов Мещерских родился сын Вячеслав, которого крестил Великий князь Михаил Александрович Романов. Когда же в 1904 году появилась дочь Катя (Китти), отца уже не было в живых. Ее крестил о. Иоанн Кронштадтский.

После революции княгиня Мещерская потеряла все… Её дочь Китти к тому времени успела проучиться три года в Московском дворянском институте. Началась полная лишений жизнь…

Екатерина Александровна Мещерская умерла на девяносто первом году жизни в 1994 году. Похоронена на Введенском кладбище Москвы рядом с матерью и мужем.

---

Я села и протерла глаза.

— Вы, мама, бредите или с ума сошли?! Может быть, он был пьян, когда обещал вам это?..

— Представь себе, я, так же как ты, не верила ему, пока он меня не убедил.

— Он лжет! Кто его награждает?

— Сам Ленин… об этом есть его личное письменное распоряжение… ты пойми одно: он хочет сделать это для нас! Это ему ничего не стоит, возьмет и сделает: он необыкновенный, добрый, великодушный…

— Мама, — перебила я ее с горечью, — но почему он все свои военные летные награды кладет к нашим ногам? Какая у него в этом заинтересованность?

— Он хочет женить Дмитрия Ивановича на Тале и этим породниться с нами, ведь Дмитрий Иванович его родственник.

— Это маловероятно, — покачала я головой, — не верю я этому! Мама, я хочу вам сказать, что все, что происходит сейчас, мне не нравится. Васильев, как и все его друзья, мне чужд, скучен и неинтересен. Этот пьяный разгул не по мне. Сегодня вечером я хочу уйти куда-нибудь из дома. Неужели вы не видите, что этот человек уходить не желает?

Но тут мама с теткой накинулись на меня; упрекам, угрозам, мольбам их не было конца. Мама говорила о том, что вся наша судьба в моих руках, у нее даже навернулись слезы на глазах. Она говорила, что все окружающие меня люди ничтожество перед Васильевым, что его дружбой, знакомством с ним можно гордиться, что он самолюбив и, если я его обижу словом, он уйдет навсегда. Что я должна быть с ним предельно любезна, что я должна пожертвовать своим временем и сделать все, чтобы «приручить» его.

— Пойми одно, — закончила мама, — если бы ты даже вдруг вздумала выйти замуж за Васильева, я бы ни за что на это не согласилась. Боже упаси! Этот человек ни в чем тебе не подходит, я бы с ума сошла от такого зятя, но отталкивать благородный и добрый порыв человека — просто глупо! Кроме того, подумай: все от Бога, и разве не Его рука послала нам Васильева, это живое чудо?!

С очень неприятным чувством в душе я во всем подчинилась маме: никуда не пошла и осталась дома.

Целый день мы пировали: ели блины, пили, и все тосты произносились за тетку и Дмитрия Ивановича, хотя последний никакого официального предложения тетке не делал. Васильев же говорил об их браке как о деле решенном.

Разговор все время вертелся вокруг Петровского, мама мечтала только о нем.

— Сегодня вечером мы все едем в оперетту, а завтра на машине выезжаем в Петровское, — заявил, к великой радости мамы, Васильев, — я посмотрю, что там есть и о чем именно мне просить.

Васильев вел себя очень прилично, если не считать того, что не разрешил ни маме, ни тетке отворять дверь на звонки в парадном. Когда раздавалось два звонка, он бежал и открывал сам. Он объявлял всем приходившим, что нас нет дома и «больше никогда не будет» (?!). Позднее мы узнали, что кое-кого из наших гостей, которые были посмелее и пытались прорваться к нам в комнаты, Васильев брал за шиворот и, как котят, выкидывал за дверь на лестницу.

Алексеев и все квартирные жильцы притихли, не понимая, что происходит, а милая старушка Грязнова, шлепая мягкими туфлями, испуганно крестясь, шмыгала по коридору и громко вздыхала, и мы не один раз, выходя из комнат, натыкались на нее, жадно подслушивавшую у наших дверей. Само собой разумеется, что мы приглашали ее к столу, но она, стесняясь, отказывалась, и тогда мы относили ей в комнату все, что только было на столе.

Что касается Анатолии, то ее экзальтация достигла апогея. Фальшивым голосом распевая арии Кармен, она причесалась по-испански, спустив с головы кусок старинного черного кружева, и, невероятно громко топая, с красной бумажной розой на груди бегала по квартире и щурилась подряд уже на всех мужчин, включая самого Алексеева.

Трудно передать, как отвратительна была мне тетка и как падало уважение к моей собственной матери!.. Я видела, что мы все затянуты в какую-то недостойную авантюру, и взяла «бразды правления» в свои руки.

— Николай Алексеевич, — сказала я, — надеюсь, что сегодня вы наконец оставите нас в покое.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что вторые сутки вы не выходите из нашего дома. Ведь эту ночь мама и тетя не ложились, надо же им выспаться…

— Да… но ведь завтра мы с утра выезжаем в Петровское?..

— В котором часу?

— Часов в двенадцать дня.

— Вот и прекрасно. А до двенадцати выспитесь сами и нам дайте выспаться.

Понял ли Васильев, что я все равно настою на своем, но он молчал. Только лицо его приняло неприятное жестокое выражение.

На этом мы расстались.

Перед отъездом в Петровское меня очень удивило одно обстоятельство: я думала, что мы поедем компанией, и была удивлена, узнав, что тетка отказалась от этой приятной поездки и остается в Москве. Вообще я заметила, что у нее с Васильевым наладился какой-то необъяснимый контакт. Они часто шушукались, сговаривались о чем-то. «Наверное, тетка в лице Васильева вербует себе союзника для того, чтобы он содействовал ее браку с Дмитрием Ивановичем, — думала я, — может, этим объясняется ее отказ ехать с нами в Петровское?»

За завтраком тетка встала с бокалом в руке.

— Поднимем наши бокалы, — сказала она, метнув один из своих огненных взглядов на Васильева, — за орла, сильного, прекрасного и смелого, превратившего наши будни в сказку. Я желаю, чтобы он всегда преодолевал всякое препятствие, стоящее на его пути, и достиг бы исполнения своего желания… — Она захохотала, а Васильев, улыбаясь, поспешил ее перебить:

— Я желаю только одного: чтобы вы сообщили нам кое-что о себе, когда мы вернемся из Петровского!

— И чтобы вы тоже мне кое-что сообщили. — И тетка многозначительно подмигнула Васильеву.

Я уже видела, что Дмитрий Иванович не только не имел вида жениха, но вообще походил на приговоренного к тюремному заключению.

6

Наконец закуски, вина и мука были уложены в корзины, и мы выехали в Петровское на блины к Наталии Александровне Манкаш[3].

Васильев сам сел за руль, попросив меня занять место рядом с ним.

— Мне будет веселее! — сказал он.

Выехав на Арбат, мы понеслись к Смоленскому, миновали Брянский вокзал, Дорогомилово и выехали на Можайское шоссе.

— Протяните вашу руку, просуньте ее в карман моей меховой куртки, — обратился ко мне Васильев.

Я протянула руку и нащупала у него в кармане маленькую, завернутую в бумажку коробочку.

— Нашли коробочку? — спросил Васильев, — выньте ее и разверните бумажку, откройте коробочку…

Я повиновалась, заинтригованная, и увидела на бархате два обручальных кольца: мужское и женское.

— Возьмите маленькое, примерьте, оно ваше. Интересно, угадал ли я размер?

— Вы просто сумасшедший! Я и примерять не стану!

Этот Васильев начинал мне казаться преоригинальным нахалом, он ежеминутно что-нибудь преподносил, и это была одна из самых нелепых его выходок.

— Я вас очень прошу, наденьте кольцо. — Он замедлил ход машины. — Я никогда ни о чем не просил женщин, не приходилось. А вот вас прошу, для меня наденьте…

— Есть вещи, которыми не шутят, — серьезно сказала я, — и из которых не устраивают комедий. Вам придется подарить эти кольца моей тете и Дмитрию Ивановичу.

— Почему же? Я не против сыграть одну за другой две свадьбы подряд.

— Наша, конечно, первая? — И я от души расхохоталась. — Да вы еще не сделали предложения.

— А зачем? Это само собой разумеется, — спокойно ответил он. — Мы должны приехать из Петровского женихом и невестой.

— Если так, то поворачивайте скорее обратно в Москву!

— Почему? я вам противен? — Он искоса на меня посмотрел.

— Это не то слово. Николай Алексеевич, не обижайтесь… — Я подыскивала слова, которые были бы для него не обидны. — Понимаете, такой человек, как вы, мне лично даже как знакомый неприемлем: говорим мы с вами на разных языках, да и вообще… ну подумайте сами: знаю я вас всего лишь два дня. Вы пришли к нам как покупатель…

— А теперь в родню лезу, так, что ли? — И он взглянул на меня исподлобья. — Недостоин, стало быть?

Он рванул руль, машина так сильно вильнула в сторону, что мама громко вскрикнула.

— Не будем говорить на эту тему, пока вы сидите за рулем, иначе автомобильная катастрофа неминуема. На что вы имеете право сердиться? Вы хотели купить антиквариат? Вы его купили… Вам хочется выдать мою тетку замуж? Выдавайте… Но какие претензии у вас могут быть ко мне?

— Какого же черта тогда я еду с вами в Петровское? Смеяться изволите? Груб, неотесан, недостоин, но нужен?! — Тверской мужик, озлобленный, страшный, с горящими ненавистью глазами, смотрел на меня.

— Запомните, Николай Алексеевич, одно: мне лично от вас ничего не нужно, ничего… Как вы смеете грубить? Почему вы, попав к нам случайно, вот уже два дня, как не желаете от нас уходить. Ведь вчера я почти насильно выпроводила вас. Сейчас едете с нами в Петровское, сами все это задумали… Какие желания я выражала вам? О чем я лично вас просила?.. Ни о чем! А может быть, вы хотите знать, чего я хочу? Извольте, скажу: только одного — чтобы вы как можно скорее оставили наш дом в покое и меня лично тоже…